Принц не понял, прятались его противники в тени башни или находились внутри нее. Он даже не успел задуматься над этим, настолько поразил его их внешний облик. Значит, Барб-жонглер не врал и железные пауки действительно существуют! Принц попятился, но тут же взял себя в руки — немало побед одержал он над закованными в сверхпрочные латы противниками, не к лицу ему показывать спину каким-то железным таракашкам!

Впрочем, справедливости ради следовало признать, что эти пауки были мало похожи на тех, о которых престарелый жонглер рассказывал, закатывая глаза от ужаса. Их металлические тела, напоминавшие заостренные с обеих сторон зерна, достигали четырех локтей в длину и опирались на восемь тонких суставчатых ног. Выглядели чудовища дико, однако, глядя на них, принц почему-то не испытывал ни суеверного страха, ни отвращения, хотя мальчишкой терпеть не мог здешних пауков-мохначей, самые крупные из которых размерами не превосходили кулака взрослого мужчины.

Серебристые твари, прятавшиеся в тени замка, снялись с места и с громким стрекотом вылетели навстречу принцу. Теперь они казались ему скорее похожими на изящных водомерок, он даже испытал легкое разочарование оттого, что ему придется сражаться с такими хрупкими созданиями.

Дюжина «водомерок» легко скользила по траве, охватывая принца полукольцом. Возможно, намерения у них были самые недружелюбные, но он не мог разглядеть ни страшных, истекающих ядом жал, ни горящих ненавистью глаз, ни крючьев на лапах, которые так смачно описывал Барб. Ну, да что с жонглера взять, коли сам он их не видел?..

Принц замер, готовясь принять на острие копья первую же «водомерку», которая вздумает броситься на него. Время словно замедлило свой ход. Мгновения превратились в минуты, бег «водомерок» тоже, казалось, стал не таким стремительным… Принц перевел дух. Нет, не померещилось! Бег их и впрямь замедлился, и вот уже вся дюжина «водомерок» замерла в полутора десятках локтей от принца. Длинные гибкие усики на их гладких металлических мордах шевелились, издавая негромкое и даже, можно сказать, мелодичное стрекотание. Теперь принц видел их совсем близко и мог поклясться, что на этих-то усиках и находятся круглые и выпуклые, как у стрекозы, глаза «водомерок».

Несколько минут они недвижно стояли друг против друга, потом принц не выдержал и спросил чуть охрипшим голосом:

— Ну так что же вы?

«Водомерки» продолжали что-то стрекотать, не двигаясь с места, и тогда принц решительно шагнул вперед:

— Раз нападать не собираетесь, пропустите меня!

Он сделал еще несколько шагов, держа копье наготове, и тут две замершие перед ним «водомерки» скользнули в разные стороны, освобождая путь к замку.

— Ну то-то! — усмехнулся принц и шагнул в образовавшийся проход, краешками глаз продолжая наблюдать за «водомерками», а те, словно получив какую-то команду, перестроились в две шеренги, образовав то ли почетный эскорт, то ли отряд конвоиров.

— Ладно, следуйте за мной. Только без подлостей, — предупредил принц и, погрозив «водомеркам» копьем, зашагал к замку, пламенеющему, словно драгоценный лал,[1] в лучах заходящего солнца.

Чем ближе подходил принц к замку, тем больше тот изумлял его. Он уже успел привыкнуть к его размерам и странной форме, но вот отсутствие дверей и окон… Сколько ни вглядывался принц, он не мог различить на его гладкой, до зеркального блеска отполированной поверхности ни заклепок, ни швов, ни каких-либо иных соединений. Даже подойдя к основанию утонувшей в земле башни-колонны, он не нашел ничего, что указывало бы на рукотворное происхождение этого исполина, и первый раз подумал, что попасть в замок будет вовсе не так просто, как это ему поначалу казалось.

С некоторым опасением он коснулся ладонью холодной металлической поверхности и тут же отдернул руку. Нет, ничего страшного не произошло, просто он ощутил едва уловимое колебание стены замка, словно это было живое существо, в недрах которого билось горячее сердце.

Принц почти закончил обход башни-колонны, когда глазам его предстали наконец желанные двери, а точнее, ворота в замок. Широкие, высотой в два человеческих роста, чуть утопленные в глубь основного массива стены, они были плотно затворены, причем рядом не было ни кольца, ни молотка, ни колокольчика — словом, ничего из того, чем пришедший мог бы известить обитателей замка о своем появлении. Не было у этих диковинных ворот ни ручки, ни замка, ни петель, ни даже щели между створками, в которую можно было бы просунуть лезвие меча и попытаться их отворить.

Принц помедлил, подозрительно оглядел «водомерок», собравшихся за его спиной в колонну по трое, и положил руку на створку двери. Нажал сначала легонько, потом сильнее, еще сильнее… Створки ворот не шелохнулись. Принц стукнул по ним кулаком, ногой, рукоятью меча…

Он стучал в них, пока не устала рука и вся безнадежность этого занятия не стала ему очевидна. Принц сел на траву и задумался.

Поход этот с самого начала представлялся ему довольно сумасбродной затеей, однако принц не предполагал, что дело может обернуться таким образом. Если, обойдя остальные башни замка, он не обнаружит открывающихся ворот — а так, скорее всего, и будет, — ему придется возвращаться восвояси несолоно хлебавши. И разумеется, в королевстве найдутся злопыхатели, которые не поверят (или сделают вид, что не поверили) ни единому его слову. Что ж, придется заткнуть десяток самых крикливых глоток, хотя самая голосистая, принадлежащая королеве-мачехе, долго еще будет извергать на него хулу, и ничего с этим не поделаешь. Но зато он вернется домой живым. А Венсана… Пусть уж она сама решает, выполнил ли он клятву. В конце концов, на все есть воля Божья, и раз он не смог попасть в замок, значит, не ему предназначил Господь свершить это деяние. А Венсана… Ну что же, она мила, умна, и женитьба на ней сразу положила бы конец его денежным затруднениям, но ведь на ней свет клином не сошелся…

Принц рассеянно наблюдал за терпеливо ожидающими чего-то «водомерками», в обществе которых, судя по всему, он будет вынужден провести нынешнюю ночь, и ничто не предвещало последовавшего вскоре приступа ярости. Он спокойно думал о предстоящем возвращении, как вдруг в глазах у него вспыхнул алый свет, губы искривились судорогой, а рука сама собой легла на рукоять меча… Несколько минут он молча и упорно боролся с собой, загоняя на место темного зверя, поднявшегося из глубин его подсознания. Но вот красная мгла в глазах принца начала редеть, и сквозь нее проступили очертания розовых башен, розовых «водомерок», в розовой траве появились изумрудные отливы… Лотто прислонился к холодной стене замка и закрыл лицо ладонями.

Приступ прошел на удивление быстро — наверно, потому, что никого поблизости не случилось, а то бы не избежать смертоубийства. Эта алая, гасящая сознание ярость досталась ему в наследство от отца, в порыве бешенства зарубившего свою жену — мать Лотто. Во время таких припадков у короля или его сына придворные, стараясь не попадаться им на глаза, отсиживались в самых неожиданных местах. Если приступ ярости настигал принца на поле брани — а это случалось нередко, — он был способен в одиночку обратить в бегство полсотни воинов противника, поскольку страх смерти и чувство боли покидали его.

Но почему сейчас, именно сейчас, вспыхнул перед его глазами алый свет? Обычно он чувствовал приближение приступа заранее, иногда за час, за два, и старался встретить его один и без оружия. Впрочем, и безоружный принц Лотто мог натворить немало бед.

Но сейчас… Все шло хорошо, не было никаких причин для вспышки… Или были? Тут принц с радостью ощутил, что к нему возвращаются силы, совсем было его покинувшие. В голове прояснилось, и все встало на свои места. А причины все-таки были, и очень веские: он не хотел ехать в столицу, он не хотел видеть ни Венсану, ни короля-отца, ни королеву-мачеху. Он шел сюда, чтобы умереть. Он знал, что должен умереть, он готов был умереть, он хотел умереть…