© Игорь Москвин, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Госпожа Жак, жена отставного губернского секретаря, воротилась с рынка в первом часу пополудни. Наталья Ивановна, памятуя о малых доходах, пенсия покойного мужа была столь ничтожна, что приходилось экономить на всём, в особенности на прислуге. Столица не дешёвый для проживания город, хотя сестра давно звала в уездный город Осташков Тверской губернии, где у последней был большой двух этажный каменный дом с большим хозяйством.

Наталья Ивановна, уже было, склонилась к переезду, но сдерживали пятеро детей, пристроенных за государственный счёт в различные учебные заведения.

Сама госпожа Жак высокая стройная дама, не потерявшая былой привлекательности, имела в столице, как она выражалась, «мужчину сердца», который помогал некоторыми средствами. Не смотря на сорок два года, тёмных волос вдовы отставного губернского секретаря не коснулась ни единая седая волосинка, да и лицо дышало свежестью. Высокий лоб не портил, а добавлял привлекательности прямому носу и румяным щекам.

Корзинки с припасами отнесены на кухню.

Наталья Ивановна достала из кошелька медную монету и протянула дворнику Ивану за труды, последний, хотя в душе поморщился от такой «щедрости», но виду не подал.

– Благодарствуем, – проговорил он слегка нетрезвым голосом и ретировался.

Хозяйка тяжело вздохнула, глядя на купленные продукты, мысленно посчитала, на сколько дней хватит, ведь прокормить двух сыновей и трёх дочерей не так просто. Слава Богу, старшая Анна проходит курс обучения в гимназии госпожи Стрешневой, Елена – княгини Оболенской, младший со старшим сыном – во второй. Осталась только Мария, но это проще, чем выискивать средства для всех пятерых.

При жизни отставного губернского секретаря, хотя и было тяжело, но всё-таки иной раз и наградные перепадали, и за непорочную службу начальники изволили отмечать, да и жалование не чета пенсии, хотя и маленькое.

Наталья Ивановна не стала перебирать продукты, а прошла в дальнюю комнату. Остановилась на пороге, побледнела, как свежевыпавший снег. Начала хватать ртом воздух, словно спёрло дыхание, поднесла руки к груди. Глаза её закатились и она лишилась чувств.

Елена, средняя дочь, лежала на полу при входе. Волосы, рассыпанные вокруг головы, казались рванным нимбом, окрашенным с одной стороны тёмным пятном застывающей крови. Глаза с удивлением смотрели в светлый с прожилками трещин потолок, под приоткрытыми губами виднелась белая полоска зубов. Руки раскинуты в стороны, словно в последний, смертный миг, она хотела обнять весь мир.

Спустя некоторое время Наталья Ивановна пришла в себя, но в голове продолжало шуметь, как после лишнего фужера вина. Женщина старалась не смотреть на дочь, только две слезинки пробежали по щекам. Она не стала бросаться к девушке, с первого взгляда было понятно – Елена мертва.

Шаркающей походкой, держась обеими руками за стену, госпожа Жак побрела к выходу из квартиры, чтобы позвать на помощь.

Не лестничной площадке Наталья Ивановна едва не упала, лишившись опоры – стены и двери. С верхнего этажа спускалась жилица пятой квартиры. Она в недоумении остановилась, гадая – пьяна ли госпожа Жак или нет. Хотя никогда за ней порочных склонностей не замечала.

Наталья Ивановна снова закатила глаза, но усела произнести: «Полицию!» и повторно лишилась чувств.

Жилица с пятого этажа опрометью бросилась со второго этажа вниз и позвала дворнику.

– Что там? – С неудовольствием проговорил Иван, не переставая улыбаться.

– Там, там, – женина махала рукой в сторону парадного входа.

– Извиняюсь, что там?

– Там.

– Не изволите сказать, что случилось?

– Наталья Ивановна на площадке лишилась чувств, но перед этим сказала «полицию».

– Посмотрим, – и направился в квартиру госпожи Жак, но не прошло и полу минуты, как он выскочил из подъезда и, выпуская свистка изо рта, рысью побежал к городовому, тот оставил пост и направился в дом, чтобы согласно инструкции никого не впускать до прихода вышестоящего начальства. Ивана же направил в часть.

Участок находился на 14 линии Васильевского острова и занимал дом, снимаемый в наём у господина Миллера. Каменный в два этажа, выходивший пятью окнами на всегда пустынную линию. У дверей находился пост, прохаживался подтянутый городовой с саблей, бившей при ходьбе по голенищу сапога.

– Господин пристав в участке? – Спросил задыхающийся Иван, хоть и пробежал четверть версты, но хмеля, как не бывало. Только сейчас дворник заметил, что в руке держит метлу.

– Тебе на что знать? – Задал свой вопрос городовой.

– Убийство.

– Так и убийство, – полицейский даже не посмотрел на прибежавшего, иной раз панику наводят на пустом месте.

– У госпожи Жак, жилички нашей, дочку жизни лишили, – не унимался дворник, – лежит на полу, вокруг головы лужа крови.

– Крови… лужа?

– Истинно так, – перекрестился Иван.

– Ступай, – позволил полицейский, – Николай Палыч сегодня в присутствии.

Через несколько минут дворник стоял перед подполковником Богдановым, приставом Суворова участка. Метлу держал, словно ружьё на батальонном построении.

– Говоришь, убийство? – Пристав был почти на голову выше дворника. Колючим взглядом сверлил Ивана, пронёсшего не очень приятную весть.

– Так точно, ваше благородие.

– Сразу определил, что девица мертва?

– Так точно.

– Каким образом? Ты ж не врач?

– Насмотрелся, ваше благородие, мёртвых в Крымскую кампанию, на последний год службы пришлась, даже медаль… – начал дворник.

– О службе потом, – вызвал звонком дежурного полицейского, – срочно посыльного в сыскное отделение, хотя, – на миг задумался, – не надо. Сперва я проверю.

– Извозчика? – Поинтересовался дежурный.

– Нет, здесь рядом.

На площадке перед дверью в квартиру стоял городовой, который при появлении пристава, отрапортовал, что никто не приходил и хозяйку госпожу Жак он не пустил, чтобы не наследила.

– Молодец, – только и сказал Николай Павлович, проходя в квартиру.

Окинул взглядом первую комнату, мельком вторую, а вот на пороге третьей остановился. Хотел, было, наклониться к девице, но и так понял – мертва.

Потом распорядился о направлении посыльного к судебному следователю, врачу и в столичное сыскное отделение, за которым закреплено ведения предварительного следствия по таким делам. Сам же вышел на площадку и закурил папиросу. Этого происшествия только и не хватало подполковнику на порученном участке.

Судебный следователь не заставил ждать, явился сразу же по получении известия, что на участке совершено кровавое преступление. Сергей Карлович не выделялся умом, но мнил себя российским Видоком, способным, если не с ходу, то спустя некоторое время вывести злоумышленника на чистую воду. Он тяготился чином титулярного советника, будучи обиженным на вышестоящего начальника за то, что тот не видит выдающихся способностей судебного следователя Козлова.

– Где убиенная? – Спросил Сергей Карлович, а уж потом поздоровался с приставом.

– Здравия желаю, – поднёс руку подполковник к околышу фуражки и только после этого пожал протянутую руку. Пристав не очень жаловал заносчивого следователя, считая последнего не достаточно сообразительным для ведения расследования, да и не очень умным. Приходилось терпеть.

– Значит, убийство, – то ли спросил, то ли утвердительно сказал Козлов.

– Увы, к несчастию для матери.

– А где сама убиенная?