И действительно в выдохе ты еле прошептала: «Я больше не могу», и твои руки, безвольно гладившие мою голову, вдруг с такой силой надавили на спину, что я оказался в тебе. Только что желание мое не могло найти выхода и упруго до синяков упиралось в твои ноги, настойчиво стучалось в не преступную твердость твоего лобка, но не находило дороги. Ворота на секунду распахнулись и тут же накрепко захлопнулись. Я оказался в сладком плену, в котором я был уверен, ждало меня какое —то сказочно-неземное блаженство. За воротами осталось земное блаженство, а здесь появилось неземное. Я замер. Действительно, здесь внутри над горами и долинами твоего желанного тела бурлила огненная лава страсти, беспощадная сила которая не знает слова «нет», которая может испарить реки и спалить леса и города, но и может поднять на такую высоту, где никто еще никогда не бывал. Там было все чудесно и непривычно. Я двигался медленно, стараясь не пропустить каждый миллиметр той сказки, в которую я попал, стараясь запомнить новые ощущения на каждом миллиметре удивительного пути. Но запомнить и понять там, внутри тебя, было просто не возможно, потому что разум остался там, снаружи, а здесь в обжигающей пляске правило головокружительное сумасшествие. Я не смог дойти до конца, потому что конца просто не было, и вернулся назад, но ворота были накрепко закрыты. На второй раз прошел и быстрее и дальше, и с каждым разом величина покорения и скорость почему-то увеличивались.
Нельзя в одно время покорять подводные пространства и вершины. Но с тобой, оказывается, возможно невозможное. Я находился на вершине двух самых высоких и замечательных гор и мог наслаждался самыми невероятными глубинами. Из твоих приоткрытых губ раздался глухой далекий стон, как будто он прорывался из самых потаенных глубин твоего тела. Оно изогнулось и по нему, словно дрожь, пробежала слабая волна. Да, та самая волна, которой может обладать только женщина.
Наши лица были так близки, что просто все расплывалось перед глазами. Ты поцеловала меня в губы, потом все сильнее и сильнее, а потом до конца не выпускала. Ты, словно, хотела в этом бесконечном и отчаянном поцелуете, предупредить меня, спрятаться от наступающей безысходности. Наверно, пыталась объяснить, но наши языки упирались друг в друга, они без нас о чем-то своем общались безумном танце.
Твои стоны становились все чаще и громче. Они проникали в меня, заполняли все, что было можно внутри меня, и на их звук откликалась каждая часть моего тела. Оно пело. И если сначала твои стоны были похожи на переливчато-малиновый звон, то с каждым выдохом они приближались к грозному набату. Если сначала они были редки и слабы, то постепенно они звучали громче и чаще. Ты словно руководила моим телом, потому что мои движения становились все быстрее, сильнее и безрассуднее. Приближался девятый вал.
Я потерял голову. Нет, я весь головой и телом был внутри тебя и вокруг больше ничего и никого не существовало. Какой сказочно-сладкий восторг находится в глубинах твоего тела, исследовать его, открывать самые потаенные места, терять сознание, а потом снова врываться, замедлить, отдышаться и снова потерять сознание от заоблачных ощущений. И каждый раз, придя в себя, опять я хотел нового, необычного, такого, чего я еще не испытывал. Твои ноги раскрывались шире, словно ты говорила: «Теперь я вся твоя». И мне хотелось узнать тебя всю, хотелось, чтобы я заполнил тебя всю, чтобы вся до последнего уголка принадлежала мне. Мои движения стали быстры и лихорадочны. Я должен, должен добраться до самых дальних потаенных мест. Я просто несся к непонятной, но заветной цели. Твои сначала отдельные стоны перешли в один сплошной крик. Твоя грудь испуганно металась, словно хотела убежать и спрятаться куда-нибудь от такого напора. Одеяло и подушки бесследно исчезли.
Мое желание, которым ты сумела меня наполнить, и которое уже переполнило меня до краев, оно вырвалось густым мощным потоком, заполняя тебя всю, смывая все преграды на пути. Оно заполнило все низины, потом добралось до вершин гор. И мы увидели, как напряглись и набухли твои соски, и из них вдруг острыми струйкам поднялись вверх фонтанчики моего желания. А я не мог остановиться. Мое желание, которое сотворила ты, должно все без остатка принадлежать тебе. Я продолжал свои бешенные движения. Я с такой силой входил в тебя, что приходилось удерживать тебя за плечи. Ты продолжала кричать, хотя твой голос охрип.
Каждый раз, когда доходил до конца, до самых тайных сокровищ твоего живота, желание, которое у меня никак не заканчивался, ураганным потоком врывалось в тебя. Вдруг твое тело замерло и обмякло. Так бывает в природе минута тишины перед страшной бурей. Сначала раздался крик. Крик необузданный и дикий. В нем была радость и первозданность. Так кричат женщины три раза в своей жизни: когда рождаются, когда рожают и когда… невозможно удержать в себе желание, которое ей подарил мужчина. Этот крик не подчиняется правилам приличия, он не подчиняется самой женщине. От него лопаются барабанные перепонки, рвутся голосовые связки, он разносится далеко вокруг и улетает бесконечную космическую даль.
Твое тело вздрогнуло и тут же заметалось по кровати. Оно вырвалось из моих рук и танцевало безудержный первобытный танец. Твои бедра, живот трясло, как под электрическим током, тело извивалось какой змеиной гибкостью, руки хватали то простыню, то воздух, словно пытались найти какую-то опору, которая бы помогла выжить. Ты плакала и смеялась, стонала, визжала и кричала, словно потеряла рассудок. Тебя уже не было здесь. Ты уже улетела. Но я в последний момент, успел отдать последний поток нашего желания. Такого блаженства я не испытывал. Сначала застонал, зарычал, а потом закричал сам и потерял сознание.
Мы летели, крепко прижавшись, целовались и продолжали любить друг друга. Мы не могли разжать рук и превратились в одно живое небесное тело. Может быть, астрономы с земли через мощные телескопы обнаружили новое космическое тело, пытаясь вычислить странную траекторию его полета, но это были наши тела. Они не знали, что наше движение не подчинялось строгим и суровым законам математики и астрономии. Потому что у нас был свой закон быть рядом и любить друг друга. А разве кто-нибудь сумел человеческие переживания засунуть в сухую формулу чисел. Поэтому наш полет был свободен от всего, кроме желания принадлежать друг другу.
Как же наверху чудесно! Там нет ничего дурного: настроения, поступков, мыслей. Там присутствует только любовь. И состояние непомерного счастья не выпускает из своих объятий. Хочется петь, танцевать кричать и делиться со всеми переполняющим и не умещающимся внутри чувством радости. Все равно, что стоять под цветущими вишнями, вбирать в себя дурманящий запах меда, подставлять лицо под снегопад невесомых лепестков и ощущать свое прикосновение к недосягаемой вечности.
Мы видели, как по земле серебристыми змейками скользят реки, бархатные темно-зеленые спины лесов, желто-белесые, словно застиранные, пятна пустынь, небесную голубизну океанов. Смотрели на робкие весенние дожди и радостный первый снег. Мы с головой ныряли в белоснежную пену облаков и катали по черной скатерти неба колобок луны. Иногда, не удержавшись, отламывали от него кусочки, а на земле наивно считали, что видят стареющую или растущую луну. Серпом месяца я косил звездопады, собирал лучистые звезды, делал из них светящуюся корону и надевал на тебя. И ты становилась царицей неба, звезд, космоса. Да, ты была для меня самой главной женщиной в мире, потому что я любил тебя.
– Давай немножко отдохнем, – сказала ты. – Я устала.
Мы разжали руки и очутились в квартире. Вещи добросовестно соблюдали верность тем местам, на которых их оставили: одеяло белой лужей расплылось по полу, в углах большими лягушками притаились подушки, гармошка простыни спустила край с кровати и водопадом стекала прямо на пол.
– Ну вот, мы и дома, – сказала ты. Но посмотрев на меня, воскликнула, – Так ты же совсем седой. И морщинки у тебя появились. Так я, наверно, тоже совсем седая. У тебя есть зеркало?
