Литмир - Электронная Библиотека

Молодой парень, сопровождавший худого старичка, проскользнул мимо очереди к окну.

– Извините! – сказал он, нацеливаясь в круглое отверстие. – Мы стоим в очереди уже сорок минут. Деду срочно рецепт нужен! Боли со вчерашнего вечера не утихают.

– Я сегодня одна и у меня не семь рук, – ответила девушка.

Она громко щелкнула жвачкой. Ее ярко – красные губы были выкрашены домиком. В глазах неестественно синие зрачки спрятались под нависшими черными тенями.

– Но ему очень плохо. Мы с трудом добрались…

– Здесь всем плохо, – возмутилась бабка из середины очереди. – Я на ногах еле стою.

– А я вообще на 8.30 записывалась, – отозвалась вторая.

– Нужно раньше приходить. Нашлись тут умники, – пробормотала себе под нос третья.

Парень осмотрел нападавших и, набравшись смелости, тихим голосом заговорил:

– Пожалуйста, дайте направление.

– Сначала мне выпишут. Я тоже стою здесь почти час, – гаркнула женщина, чья очередь должна была подойти. Она попыталась оттолкнуть юношу, но тот прикинулся каменой скульптурой.

– И мне.

– За мной пройдете.

– Вообще-то я за вами, мне еще ребенка в садик везти.

Толпа загудела. Щуплый старикашка оперся локтем на стойку. Второй рукой из последних сил сжимал клюку. Лицо было бледнее бумаги. Старуха с косой стучала ему по плечу и закатывала рукава в томительном ожидании.

– Молодой человек, не мешайте мне. Я сейчас ошибусь в программе. Потом придётся ее перезапускать, а она еще виснет постоянно. Я сегодня еле включила. Ну, вот опять зависла. Лена! Позови Пашу, программа зависла опять. Как же она достала! Долбанный компьютер!

Лис подошел к стойке, приобнял парня за плечо.

– Антон, тебе мать не сказала, что дед без очереди должен проходить? Смотри сюда.

Лис указал на объявление, приклеенное скотчем на стекло. Подчеркнутый, жирно выделенный текст гласил, что ветераны ВОВ и блокадники обслуживаются вне очереди.

Парень посмотрел удивленными глазами на внезапного гостя.

– А он…

– Блокадник конечно, – вставил Лис и постучал ладонью по его пустым карманам. – Ты что удостоверение не взял?

– Видимо, нет.

Лис засмеялся и потряс парня за плечи.

– Это понятно. Вон плечи, какие накачал. Одни девки да компьютеры, небось, на уме. Жаловалась мне мамка на тебя.

– Пусть покажет удостоверение! – возмутилась женщина из очереди.

Лис обратился к регистратору:

– Милочка, я Николай Иваныча знаю с детства. Моя мать с ним за одним станком стояла. Пока немцы бомбы по Ленинграду швыряли, он снаряды для пушек своими ручонками вытачивал. Вот такой мужик был, десять лет назад за сотню вешал. Ты понимаешь, что здесь будет, если блокадник в очереди помрет, а? Думаешь, кто вспомнит про бумажки? Тебе это надо?

Регистраторша сжала губы. Казалось, она готова проглотить не только жвачку, но и язык.

– Давайте его паспорт.

Толпа показательно цокнула и проводила Лиса осуждающим взглядом. На краю смерти у людей жалость окончательно атрофируется.

Парень быстро получил заветное направление и увел старика наверх. Лис провожал их взглядом и не мог разобраться со своими чувствами. На миг показалось, что он завидует. Только чему? Может быть, тому, что старик уже почти отмучился и доживает последние мгновения? Или тому, что у него есть те, с кем эти мгновения можно разделить? Старик прожил свою жизнь правильно и теперь имеет за собой твердый тыл, который если надо возьмет талончик или подотрет задницу. Лису же придется загибаться в собственном дерьме, без надежды сказать кому-либо прощальные слова. Неужели он в таком случае прожил неправильную жизнь? Он честно служил своей стране, защищал таких же, как этот старик, пока они спокойно строили свою жизнь, растили детей. И что он получил в награду? Нищенскую пенсию, несколько медалей из дешевой бронзы с гербом страны, которой давно нет и вечный почёт. Только этому почёту не скажешь слова любви и напутствия. Почёт не пойдет за тебя просить у регистратора талончик.

Девушка продолжала щелкать жвачкой и колотить острыми как у попугая ногтями по клавиатуре. Конечно, она не обратила внимания на тот факт, что Николай Иванович родился уже после Великой отечественной войны и никак не мог быть блокадником. Возможно, она даже понятия не имела когда была та война и против кого. Ныне у молодежи совсем другие интересы. Кому какое дело до погибших предков задолго до их рождения, когда в мире столько страстей и соблазнов.

Лис сумел попасть к врачу через два часа. Рак желудка ожидаемо прогрессирует. Предыдущие курсы химиотерапии показали положительную динамику. Врач настоял на продолжении. В противном случае быстрое распространение метастаз съест его тело изнутри за пару месяцев, а то и меньше. Отказ от химиотерапии давал один существенный плюс: к похоронам успеют отрасти волосы.

Если еще год назад, он бы не раздумывая согласился, то сегодня, утвердительно кивнув врачу, он вышел из кабинета в сомнениях.

За прошедший год он перестал всерьез воспринимать страшилки врачей о своей неминуемой участи. Это не значит, что он не верил, даже не смотря на свое относительно не плохое самочувствие. Как раз наоборот. Когда точно знаешь, что смерть неминуема и, причем в самое ближайшее время, ее перестаешь бояться. Она воспринимается как последняя дверь в конце коридора, в которую вынужден войти. Ты как будто перестаешь обманывать себя, что все будет хорошо и ты проживешь долгую жизнь. Какой смысл рыдать над приговором? Нужно приспосабливаться жить, даже если теперь каждый вздох может стать последним. Психологи назовут это отчаянием. Точного ответа он не знал. Терминология – рудимент для умирающего. Неужели в тот момент, когда свет погаснет навсегда, будет важна причина? Если у души есть память, главным сокровищем станут воспоминания. А их у него хватит на несколько жизней.

Лис стоял напротив пошатнувшейся немецкой стенки с толстыми стеклянными дверцами. Внутри лежали книги аккуратно сложенные женой в ровные стопки. Каждая из них вместе с увлекательной историей внутри несла с собой удивительные воспоминания, подвластные только ему. Пять языков, больше тридцати известнейших авторов, о многих из которых в СССР никогда не слыхали. Жемчужины мировой художественной литературы; произведения по истории и философии. Все это – история его собственной жизни в твердом переплете.

Вечером он прилег на диван и перечитывал Рабов Парижа – знаменитого французского классика Эмиля Габорио и с удовольствием сравнивал Париж девятнадцатого века, так реалистично описанный в книге с тем, что видел сам в начале восьмидесятых.

Чтобы совсем не сойти с ума от тишины, он фоном включил телевизор. Диктор за кадром на одном из познавательных каналов рассказывала об истории имен.

«… Многие имена, которые мы считаем разными, на самом деле имеют одинаковые корни. Например: самое распространённое имя в США Джон является производным от древнееврейского имени Иоанн. От него же произошло русское имя Иван. В английском языке принято произносить Айван…»

«Не Айван, а Иван!»

«Ииииван»

Лис вздрогнул. Он не слышал дальнейших слов диктора, но это имя эхом звучало в голове.

Буря воспоминаний нахлынула на него невиданной силой. Адреналин разогнал уставшее сердце. Внезапный эмоциональный толчок позволил ему прочувствовать те события, будто они произошли вчера.

Черт возьми, как же он скучал по былым временам. Он готов без малейшего раздумья променять остаток своей никчемной жизни, в задворках больницы с исколотыми от игл руками, на шанс ощутить себя снова живым.

«Не Айван, а Иван!»

Почему ему раньше это не пришло в голову? Они давно не враги. Если он еще жив, они могут встретиться. Лис не сказал ему нужных слов тогда. Еще не поздно сделать это сейчас.

Лис не спал до утра. Отсчитывая каждую минуту, он проклинал стрелки часов за медлительность.

Когда солнце, наконец, вовсю завоевало небосвод, он держал в руке телефон и набирал номер.

– Алло, – ответил запыхавшийся мужской голос.

4
{"b":"430386","o":1}