Щукин перевёл взгляд с танцующих на Альберта Сергеевича.

– Альберт, может быть это и не моё дело, но мне кажется, что Полина уже выросла…

– Да ну? – усмехнулся Ковец.

– Я имею в виду, что она уже взрослая девушка, почти невеста, а ведёт себя как ребенок, – пояснил Щукин, недовольный шуткой, и кивнул в сторону танцпола. – Это может плохо кончиться.

– Не преувеличивай, Вадим. Пускай резвится. Ей скоро в институт.

– Вот об этом я и хочу поговорить, – подхватил Щукин, – мне кажется, Полине надо учиться где-нибудь в Европе. Швейцария, там, или Франция.

– У неё английский язык.

– Тем более. Значит в Англии… Понимаешь, не место ей в Москве. Я уже говорил ей. Здесь, как на бойне, грязно и опасно… И потом, разные нежелательные знакомства! Это может плохо кончиться.

– Вадим, – недовольно проговорил Альберт Сергеевич, – к чему ты? У Полины какие-то проблемы?

– Я бы не сказал, – как-то уклончиво ответил Щукин. – Но…

В это время музыка стихла, внезапный кавалер что-то сказал Полине с улыбкой и исчез в неизвестном направлении, а сама девушка направилась обратно к столику.

– Давай-ка потом продолжим, – быстро сказал Щукин.

И почти сразу к столику подошла Полина.

– Фу! Я сейчас просто умру. Как вы здесь сидите?

– Из последних сил, – подал вдруг голос расплывшийся по стулу Костя, но продолжение темы не последовало, ибо в этот момент банную атмосферу ресторана нарушило появление трёх человек. И дело не столько в том, что появление это оказалось шумным и отвлекло на себя внимание, сколько в маршруте вновь появившихся – они направились прямиком к столику наших героев. Да, видимо, судьбе было угодно выпустить на авансцену сразу всех действующих лиц, прежде чем что-нибудь в этой истории случится.

Полина первая заметила вошедших, махнула им приветственно рукой и воскликнула: «А вот и Боря!».

И то верно. Самым замечательным среди них, безусловно, был Боря Тугаринский – человек огромных размеров. Он не был толстым. Ни в коем случае. Таких людей нельзя назвать толстыми. Тугаринский был именно большим. Более того, природа, видимо, не захотела на этом останавливаться, и наделила его к тому же мощным голосом. Голос очень гармонировал с его внешним видом и время от времени заставлял вспоминать легенду об иерихонских трубах. Одним словом, этого человека невозможно было не заметить. Казалось, что он занимает всё пространство сразу, причём независимо от его площади. Облачённый в белые брюки, пёструю рубашку и великолепную капитанскую фуражку, которая была ему мала, Тугаринский сам напоминал большой круизный лайнер. Причём во время карнавала на его борту. Дополняли картину шлёпанцы на босу ногу и бронзовая от загара кожа. Всё выдавало в нём южного человека, ибо для того, чтобы так загореть, надо прожить всю жизнь у моря. Так оно и выходило: Боря Тугаринский был то ли бандитом, то ли бизнесменом с Одессы. Его знали почти все в этом приморском городе и уж наверняка все, включая капитана, на круизной «России». Так что чувствовал себя Боря тут вольготно и даже где-то по хозяйски.

Тугаринского сопровождала невысокая женщина с огромными глазами. У неё были чудесные светлые волосы, но она решительно не производила никакого впечатления – она попросту терялась в тени большого человека. А её глаза с восторгом смотрели на Тугаринского.

Третьим был юркий чернявый парень. Все звали его просто Гарик и он так привык к этому, что все остальные свои паспортные данные считал малозначительными. Гарик ни на шаг не отходил от Тугаринского и готов был выполнить сию же секунду любое его желание: сбегать, там, за шампанским или пристрелить кого-нибудь.

Одним словом, как только Полина подала голос, большой Тугаринский застыл на секунду, приглядываясь, а потом расплылся в улыбке и его могучий бас ухнул, перекрыв музыку и заставив девочек из кордебалета вздрогнуть и сбиться с ритма:

– Полина!

Величаво покачиваясь, Боря тронулся по направлению к столику. Альберт Сергеевич вздохнул, смирившись с неизбежным, а Щукин как-то болезненно поморщился. Зато Полина сияла вовсю. Через минуту на присутствующих пахнуло жаром, и к столику причалил Тугаринский. Он с сомнением оглядел их с высоты своего внушительного роста.

– Только не говори мне, Полина, что тебе тут весело и хорошо. Так хорошо, – Боря сделал ударение на слове «так», – бывает только в бане, но там ни к чему надевать шмотки и потеть в них, как последние поцы… Кстати, добрый вечер Альберт Сергеевич и тебе, Вадик, привет. Костя не спи.

Тугаринский обрушился на компанию подобно тому, как пустынный самум обрушивается на караван, смешивая в беспощадном вихре товар, рабов и добрых магометян с их верблюдами.

– А правда, – согласилась Полина, – чего сидеть в этой духоте? Пойдёмте к бассейну.

– Альберт Сергеевич? – проснувшийся Костя вопросительно глянул на Ковеца.

– Идите, – ответил тот. – Я еще посижу и присоединюсь к вам.

Полина вскочила из-за стола, вслед за ней поднялся Костя, и они двинулись на открытую палубу за Тугаринским. Недовольно, с кряхтением, встал Щукин.

– Пожалуй, действительно надо проветриться, – сказал он и тоже пошёл.

Тащиться на открытую палубу ему пришлось в одиночестве, и по дороге он в который раз подумал, а нужно ли это всё ему? И в который раз пришел ко мнению, что нужно и даже весьма. Многочисленные перспективы таились в этой девчонке.

А на сцену снова выполз конферансье, похожий теперь на лягушку Кермита из «Маппет-шоу» и объявил:

– У нас в «Москве», – пауза и доверительный голос, – я, конечно, имею в виду этот ресторан, – пауза и голос по нарастающей, – специально приглашённая звезда, всеми любимая Эльвира!

На этом месте зал должен был бы взорваться аплодисментами, но не взорвался. Лишь Альберт Сергеевич замер, не отрывая глаз от эстрады. А там появилась молодая женщина в чёрном платье с открытыми плечами. Она подошла к микрофону и лучи трёх прожекторов высветили её стройную фигуру… А глаза! Альберт Сергеевич был совершенно уверен в том, что в её печальных тёмных глазах могло отразиться всё Средиземное море… Эльвира отыскала его взглядом, чуть-чуть улыбнулась уголками рта – Ковец точно это заметил и запела.

Когда ссутулившийся Щукин поднялся на одну палубу вверх и оказался на открытой кормовой площадке, вся компания уже деловито располагалась в плетёных креслах у самого бассейна. Тугаринский грохотал у стойки бара с дебильным названием «Матрёшка». Маленькая женщина с наивными глазами по имени Вика молча смотрела на него. Гарик крутился вокруг, увлеченно исполняя роль гарсона. Он быстро и ловко переправлял бокалы со всевозможными напитками Полине и Косте, обсуждавшим что-то с видом заговорщиков. Костя криво улыбался, а Полина, напротив, была совершенно серьёзна.

Всё это Щукин охватил беглым взглядом, без особого удовольствия подходя к сидящим и присматривая место себе. Бассейн, так бассейн.

– Советую попробовать коктейль «матрёшка». Потрясная вещь, – отрекомендовал внезапно появившийся около Вадима Обухов. – В натуре, как авиационное горючее. Включает полный форсаж. Фирма гарантирует.

Вадим как-то странно посмотрел на Обухова и молча двинулся к стойке бара. Бармен – прилизанный малый в белой рубашке с бабочкой – передал два последних бокала Гарику и вопросительно посмотрел на Щукина.

– «Матрёшку», – махнул тот рукой и тяжело навалился на стойку.

Бармен понимающе кивнул и принялся колдовать с какими-то стопочками, мензурочками и прочим своим хозяйством. Щукин с ужасом наблюдал, как одна за другой мелькали бутылки: коньяк – водка – ликёр – опять водка. А потом в руках бармена зловеще блеснул тонкий острый нож. Ловким движением он срезал пробку с бутылки сухого вина и через минуту перед ошалевшим Вадимом стоял высокий бокал с жидкостью весьма подозрительного цвета, обильно пахнущей миндалём. Но больше того – вся эта квинтэссенция алкогольного пристрастия человечества горела синим пламенем.

– Это можно пить? – с сомнением в голосе спросил Вадим.