Приехали два чиновника — один постарше, с большим саквояжем, другой помоложе, с кожаной папкой — оба в одинаковых черных костюмах.
— Господин Дронов извиняется, что не может попариться лично. Мы будем вести с вами переговоры, — с дипломатичной улыбкой объяснил ситуацию американцам тот, что помоложе. — Это господин Сидоров, — представил он товарища. — Моя фамилия Николаев.
— Мистер Тронов — очень вежливый мэр, — по-русски выговорил в качестве комплимента Сведензналли.
— Фамилия мистера мэра происходит не от слова «трон», а от слова «дрон», — поправила более сведущая в русском языке мисс Холлс, — это мистер Дронов, а не Тронов.
— Понимаю, — закивал Сведензналли, — Это от слова «царь». В России сильны традиции монархии.
Сидоров взглянул на мисс Холлс и сказал:
— Простите, я вызову своего переводчика.
— Переводчика? — не понял Пол Гром, и мисс Холлс повторила ему слова Сидорова по-английски. — Но зачем нам два переводчика? — по-английски удивился Пол Гром и попросил мисс Холлс перевести, что достаточно одного переводчика.
— Что же остается снимать? — перевела мисс Холлс.
— Скажите, что если он поедет снимать в Красноярск, скидка 80 процентов.
Оба режиссера и продюсер зашептались на английском.
— Они согласны уехать? — осведомился Сидоров у Николаева.
— Нет, они все равно будут снимать.
«Придется применить старый русский прием», — подумал Сидоров и достал из саквояжа три бутылки водки.
На вызов банщица внесла фужеры и тарелки с закуской.
— Вы что-нибудь решили? — спросил Николаев.
Американцы кивнули.
— Каково бы ни было ваше решение, за это надо выпить, — официально сказал Сидоров.
— Сэр Пол Гром сказал, что не надо вызывать вашего переводчика, потому что у него есть свой, — сказала мисс Холлс.
— Тогда прошу в номер, господа, — предложил Николаев, приглаживая ладошкой вздыбившиеся волосы.
— Вся жизнь — деловая встреча, — за закрывающейся дверью послышался вздох банщицы.
— Будете платить долларами? — в предбаннике спросил молодой Николаев.
— Разумеется, — шевельнулись усы Пол Грома.
— С вас сто тысяч.
— За что? — удивление застало Майкла Пола за снятием брюк.
— А вы сколько предлагаете? — Николаев невозмутимо развязывал галстук.
— Пять… ну, десять тысяч.
Бернар Джем уже успел раздеться — его финансы не интересовали.
— И за эти деньги вы намерены снимать все, что вам вздумается? В России так не делается.
— Пусть скажут, что конкретно они будут снимать, а мы посчитаем, сколько это будет стоить, — вмешался более старший и опытный Сидоров.
Продюсер достал из кейса список. Николаев передал список Сидорову.
— Улица… площадь… вокзал… рынок… администрация. Это стоит 201 тысячу долларов и 9 центов, — вычислил Сидоров.
— Вы с ума сошли?!
— Расценки государственные. Впрочем, без телесъемок администрации будет дешевле.
— Сколько?
— Около 90 тысяч.
— Значит, более 110 тысяч — только за одну администрацию?! — Майкл Пол раскраснелся, еще не побывав в парной.
— Зарплату бюджетникам надо платить, — развел руками Николаев.
— Если вместо Привокзальной площади снимут Театральную[7], скидка 10 процентов, — сообщил Сидоров. — А если откажутся снимать рынок и Точилино[8] — еще 20 процентов.
Пол Гром от волнения заговорил по-английски.
Американцы подчинились распоряжению местных властей.
— А о чем, собственно фильм? — простодушно поинтересовался Николаев.
— О, я в нескольких словах расскажу фабулу, — оживился Пол Гром. — В Россию из Латвии, которая отделяется от России, возвращается русский, который почти всю жизнь прожил в Латвии, но вынужден оттуда уехать, так как не хочет научиться говорить по-латышски, чего требуют новые законы страны. Он хочет жить в России, но не знает, как… Он случайно доезжает до Новокузнецка, хотя по дороге его три раза обворовывали в поезде и два раза мимо стреляли на станциях — в Курске и Нижнем Новгороде. Поэтому местные жители, с которыми он заводит знакомства в Новокузнецке, — а все это приезжие — зовут его «Латыш».
— В стране безработица. Латыш понимает, чтобы выжить, ему нужен бизнес. Он хочет стать фермером. Ясно, земля — это основа всего: жизни, любви, здоровья…
— Но тут оказывается, что в Новокузнецке все хотят стать фермерами или дачниками, а земли на всех не хватает. А та земля, которая у местных чиновников, не всем дают.
— Латыш бродит по городу, думая, как бы добыть денег, которые у него кончились еще в поезде. Или хотя бы землю, на которой никто не работает, так как по закону нельзя, так как она еще принадлежит или государству, или межлесхозу, или совхозу, или муниципалитету, то есть городу, или сельсовету, или природоохранной зоне, или уже принадлежит мафии. Тут его встречает местная мафия: «Привет!»
— Впрочем, это лучше видеть, чем слышать, — уверенно произнес русскую поговорку Пол Гром и достал из кейса видеомагнитофон и телевизор. — Пожалуй, я вам покажу отснятый материал.
Остальные американцы, кроме Пол Грома, которые все это уже видели, отправились в парную. Пол Гром вставил кассету — для новокузнечан.
— Вот Латыш встречает друзей в Новокузнецке — не обращайте внимания, что действие разворачивается на фоне улиц города Мизулы штата Монтана — друзей, которые ему говорят, что если нельзя иметь землю ни в Кемеровской области, ни в Алтайском крае, то можно занять участок земли на их границе — пока власти разберутся, чья земля, мы разбогатеем.
— А вот Латыш отвечает: чем посягать на святую землю, лучше я разбогатею на краже автомашин. Старожилы ему говорят: тут пять группировок делят местный автомобильный рынок. Хочешь, чтобы нас убили?
— А это видишь, — Латыш рассердился: не буду я русским, если убьют меня и моих товарищей! Мало мы со времен Куликовской битвы крови пролили?! Нельзя украсть автомобиль — украду деньги в банке!
— Друзья ему: денег в банке нет. Ты думаешь, что шахтеры бастуют из-за того, что у них деньги лишние?
— Латыш упрямый: я свое дело налажу — хоть из металла, хоть из угля. Как будто мало их тут. Да я на экспорт работать буду!
— Ты не в Латвию приехал, — перевел Пол Гром последние слова персонажа.
— За это тоже надо выпить, — перебил Николаев, а Сидоров достал из саквояжа еще три бутылки.
— Вот, смотри дальше, — продолжал комментировать собственный телесюжет Пол Гром, — Латыш говорит: давай металлургический комбинат или какую-нибудь фабрику к рукам приберем. Ему: опоздал, тут уже все приватизировано, езжай обратно. Он: как это все приватизировано? А общежития? Достает Латыш «Макарова» — кх, кх: всегда все можно поделить заново. А вот, видите, милиция услышала, приехала, видит — два трупа, Латыша нет.
— Откуда «Макаров» у Латыш?
— На дороге нашел: валялся.
— Но ведь так не бывает, — заметил привычный к водке Сидоров.
— Что не бывает? — не понял захмелевший Пол Гром.
— Да вот такое…
— Да мало ли чего не бывает в Америке, в Европе или в Индии. У вас, в Сибири, и не такое бывает! Смотри дальше!..
Американцы после парной попрыгали в бассейн, а Сидоров и Иванов ушли в парную, чтобы не смотреть фильм, который уже было понятно, какими приемами сделан и с какой целью. Когда они — разгоряченные — вернулись в прохладный предбанник, Пол Гром еще азартно комментировал фильм по-русски:
— Вот кузнецкий мафиози хотел Латышу морду набить! А тот: кх, кх — труп; глупый был. Погрузил труп, увез в деревню, вывалил. Другого — кх!.. Погрузил второй труп — увез в деревню, вывалил. А вот сельская милиция возмутилась: это не деревня, а свалка — проехать невозможно! Кх, кх — кто стрелял?
— Ну, а дальше что? — расслабившись, спросил Николаев.
— Латыш купил землю. Ему говорят: лучше поставь в огороде пугало, а то налетят вороны. А он посреди огорода стог сена поставил. Налетели «вороны» на трех «девятках». А из-под сена — скорострельная пушка — бах, бах — от «ворон» «перья» полетели: это моя земля.
