- Топай прямо туда, - сказал я. - Там все сыновья мои, и Гришка, и Мишка и Константин. Кто-нибудь из них телеграмму возьмет и хозяйке отдаст.

- Сыновья твои там? - ехидно удивилась Верка - ну, такое удивление с подковырочкой изобразила. - Когда ж приехали? И почему не дома? Шабашку ночную нашли?

- Нашли шабашку - водяру хлебать, - и, не удержавшись, я брякнул. Все ведь молодежь, вот и задружились, Мишка с хозяйкой дома в особенности. А я уж прилип, присосался к источнику, должна ведь молодежь и старших уважить... А что за телеграмма-то? - мне любопытно стало. - Взглянуть можно?

- Да, вроде, сеструха имеется у Татьяны этой, и надо ей с этой сеструхой встретиться. Вот, смотри, - и Верка показала мне телеграмму. Хоть, вроде, и не положено, но, понимай, отблагодарить хотела за то, что я ей такую смачную сплетню подарил, которую, на сорочьем-то её хвосте, повсюду разносить можно.

И прочел я:

СЕСТРА ПЛЕМЯННИКОМ ЕДУТ НЕ ТЕБЕ ЗПТ СОЧИ ЧЕРЕЗ МОСКВУ ТЧК ПРИБЫТИЕ УТРОМ ЗПТ ОТЛЕТ ВЕЧЕРОМ ЗПТ ОСТАНОВЯТСЯ ТЕТИ ШУРЫ ТЧК ЕСЛИ ПОСПЕШИШЬ ЗПТ УСПЕЕШЬ ПОВИДАТЬ СЕСТРУ ТЧК ТВОЙ ДЯДЯ АРКАДИЙ

- Что ж, святое дело - сестру повидать, - сказал я. - Ведь вся её родня в Екатеринбурге живет, в Свердловске бывшем, вон, и телеграмма из Свердловска. И видятся, небось, редко. Так что дуй, спеши порадовать.

Она и "дунула" - а я дальше колобком покатился, в другую сторону, к дому. Через поле, мимо кладбища... Минуя кладбище, у могилы "таджички" замедлил, где, оказывается, неизвестная бомжиха схоронена. Посмотрел я на эту могилу, вздохнул насчет судьбы нелепой и перевернутой, и дальше почесал.

Уже на подходе к дому меня Гришка и Константин догнали.

- Все-таки, решили сопроводить тебя, батя, - сказал Гришка. - При девках Мишку оставили, на всякий пожарный.

- Телеграмму-то Верка донесла? - спросил я.

- Донесла, конечно, - сказал Константин. - Татьяна проснулась, сама телеграмму взяла. И уже собираться начала, чтобы к ближайшему автобусу успеть. Говорит, за сутки обернуться хочет, чтобы завтра к утру опять быть здесь, потому что с документами по дому медлить нельзя.

- Ну и ладно, - вздохнул я. - Уж сутки мы перекантуемся.

А тут и к дому подошли. И сердце у меня захолодело, потому что Тузик лает, надрывается, а дверь приоткрыта. Непорядок какой-то, точно.

Я по ступенькам взбежал, сыновья за мной. Как-то забыли мы в тот момент, что в доме любая опасность может ждать, и что с бандюгами, коли они пожаловали, нам и втроем не справиться.

А как взбежали - так остолбенели.

Виталик Горбылкин, придурок, сграбастал Зинку, нож ей к горлу прижал, и не кричит, а визжит прямо:

- Не подходи! Зарежу!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Уже потом Зинка рассказала нам, что произошло.

Вошла она домой, значит, и какой-то шорох в дальней комнате услышала. Она туда - тихо, на цыпочках (сперва ей вообразилось, что это кошка залезла, и хотела она кошку по полной мерке шугануть) - а там Виталик, и по ящикам комода шарит, и по полкам, и по другим местам.

Зинка как гаркнула:

- Ты что тут делаешь, скотина?

Он сперва шарахнулся, лицом исказился, побледнел, потом ножик свой выхватил, вперед выставил и зашипел на нее:

- Тише ты, сука! Лучше говори, где ваша тысяча рублей лежит!

Но Зинку лучше не зверить.

- Ах ты, сволочь! - напустилась она на него. - Ты нам всем нагадил, под бандитов и под милицию подставил, хотя тебя тут принимали, поили и кормили, а ту ещё воровать тут вздумал, и требовать! А ну, пошел вон!

А сама глазами ищет, что бы такое ухватить, поосновательней: скалку, ухват либо кочергу.

А он совсем скривился.

- Тихо, тетя Зина! Мне терять нечего, и линять отсюда надо, а чтобы слинять, деньги нужны! К дяде не пойдешь, там в два счета можно засыпаться, а за вашим домом никто не следит, и деньги у вас водились! Так что, давай, выкладывай, мне каждая секунда дорога!

И тут Зинка разглядела, что глаза у него совсем безумные. Психически больные глаза, как у бешеной собаки, в самый угол затравленной. И страх её начал забирать. Но ему она страха своего не показала.

- Если хочешь о чем-то разговаривать, то прежде всего нож убери, строго сказала она. - Ишь, выступать тут вздумал!

У Виталика рука с ножом дрогнула, будто он призадумался о том, чтобы нож убрать. Но потом ещё резче нож вперед выставил.

- Брось свои штуки! Деньги где?

- Опомнись, Виталик, какие деньги? - сказала Зинка. - Все, что было, уже разошлось, долго ли в наше время тысячу рублей потратить, особенно когда по долгам отдавать надо, и когда продуктов в доме шаром покати, и наперед загружаешься, чтобы на какое-то время хватило?

Он зашипел и заплевался как раскаленный чайник.

- Не ври, тетя Зина! Ведь порежу! На куски разделаю!

Зинка оглянулась, ища, чем бы отбиваться от него, если и вправду резать начнет - и увидела в окно, смотрящее на улицу и на калитку нашего двора, что мы идем, уже во двор входим. Вот она повернулась и кинулась бежать, чтобы к нам вырваться. Но Виталик догнал её в два прыжка и сграбастал, нож к горлу. Вот в таком виде мы их и застали, когда вошли.

Первым Гришка молчание нарушил.

- Кончай дурить, Горбыль, - сказал он. - Отпусти мамку и уходи. Слово даю, что выпустим, ничего тебе не сделаем.

Виталик оскалился.

- Ты чё, не понял? Я ж говорю, мне терять нечего. Где ваша тысяча рублей? Или, точно говорю, я ей горло пересеку, и потом будь со мной, что будет! Но живой не отпущу её, точно! Поэтому не вздумайте близко подходить!

- Так если мы к тебе не подойдем, как же мы тебе деньги вручим? спросил Гришка.

А Константин только смотрел исподлобья. Примеривался, я видел, как бы момент и движение уловить, чтобы придурка утрамбовать.

- Ты мне... не того, не этого! - задыхался Виталик. - Знаю я!.. Во, смотри, я с-час на нож нажму!..

Константин двинулся было вперед, но его Гришка знаком руки остановил.

- Так я ж тебя убью, - сказал он. - Причем так убью, что пострашней любых бандитских казней будет. За ноги возьму и разорву пополам. Такое хочешь - услышать, как твоя мошонка трещит? Поэтому, говорю, отпускай мамку и вали, пока мы ещё договариваться согласны.

Придурок задумался, вроде. Но потом головой мотнул.

- А деньги?

- Будут тебе и деньги. Но чтобы после этого исчез и в наших краях больше не появлялся.

И напряжение совсем тяжелое наступило. Непонятно, доходит что-нибудь до придурка или нет. И в самый пик этого напряжения мы шум машины услышали. Даже двух машин.

Я обернулся, глянул в окно - точно, возле нашей калитки два джипа тормозят. По мою душу получается. Но ведь и из самой поганой ситуации можно что-нибудь выжать. Как говорится, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Я и повернулся опять в Виталику.

- Вон, бандиты, за тобой приехали, выследили до нас. Выходит, засекли тебя где-то. Теперь из-за тебя, скотины, и нас всех положут, если не слиняешь!

Виталик с лица спал, Зинку выпустил, к окну в дальней комнате метнулся. Но через окно побоялся уходить: ведь огород весь просматривается, его разу увидеть могли... Он и шмыгнул за печку, в самый закуток, и кулак нам показал: не выдавайте, мол.

Зинка сразу к нам кинулась. До этого она стояла без движения, выпучив глаза, даже хрипнуть боялась.

- Ой, родненькие, и что ж это делается!..

А бандиты, гляжу, уже из машин повылазили и к нам заходят. Всего пять человек их было, С Николаем во главе, а Владимира нигде не видать.

"Так... - подумал я. - Интересно, что все это значит и как теперь крутиться?"

Тузик выскочил было на них, но один из них так его прикладом короткого автомата шандарахнул, что пес в воздухе перекувырнулся и затих, повизгивая.

И вот они по крыльцу протопали и в дом вошли.

- Здорово, Михалыч! - сказал Николай. - Ну что, готов ехать с нами?

- Не совсем еще, - ответил я. - Вот, домашние дела улаживаю.