- В самую точку! - усмехнулась Татьяна. - И теперь, говоришь, у тебя другие вопросы возникают?
- Возникают! - согласился я. - Я...
Но тут Гришка с Катериной вернулись.
- Батя! - ахнул он. - Да где ж тебя носило и как назад занесло? Мы весь сад обыскали, да и по дороге пошарили.
- Да ладно вам, - усмехнулся я. - Знамо, как вы искали. Что по кусточкам - это да, а вот только что вы по этим кусточкам выглядывали, старого батьку или молодую радость, это вопрос... - Катерина краснеть начала, а я ей подмигнул. - А ты на шутку да на подначку не вспыхивай. Присаживайтесь лучше, да пригрейтесь. Небось, зябкость взяла, с ночной-то росы.
И, разведя гармошку, я запел:
Шумел камыш, деревья гнулись,
А ночка темная была,
Одна возлюбленная пара
Всю ночь гуляла до утра.
А поутру они проснулись,
Кругом примятая трава...
- Понесло, батя? - сказал Гришка, наливая себе самогону в стопарь. Аккуратно наливая, на два пальца. По-моему, Катерине хотел лишний раз показать, какой он степенный и соображающий, без заносов. А вот перебил меня малость торопливо: видно, не по душе ему было, чтобы я допел про "Ах, не одна трава примята, Примята девичья краса!.." Занервничал, понимай, и за себя, и за Катерину. - Когда до "Камыша" доходят, то это уже показатель градуса.. С чего ты развеселился так?
- Есть ему, с чего развеселиться, - Татьяна созерцала меня то ли насмешливо, то ли как. - Он нам такую сказку рассказал, что восхитил дальше некуда. Хорошая сказка. Да уж, есть ему, - повторила она, - чем гордиться. И даром сказителя, и другими талантами.
- Что за сказка? - спросил Гришка.
- Ну, сказку он вам потом отдельно перескажет, чего сейчас-то повторять? А вот некоторые выводы, и вопросы некоторые, которые из этой сказки вытекли, оговорить стоит. Правильную поведал он историю о том, как в круговерть вокруг этого дома некая девка, именуемая "таджичка", свой нос сунула, почему и как она на этом голову сложила, почему и как путаницу внесла. Ну, один вопрос, откуда мне было известно, где эта "таджичка" схоронена, мы обойдем. А предупредить, что отвечать на него я не буду, я должна, потому как вижу, что он у дяди Якова на языке вертится. Второй вопрос - отчего этот дом настолько нужен всяким отпетым головорезам, что они готовы и во все тяжкие пуститься, и трупы громоздить, лишь бы этот дом им достался? На этот второй вопрос я и сама точного ответа не знаю. И никто, я думаю, не знает, Катерину включая. Может, они раздобыли в областном архитектурном управлении секретные пока планы застройки местности, и узнали, что поселок "новорусских" коттеджей будет расширяться как раз в эту сторону, может, ещё что. Третий вопрос - на руку ли мне путаница, которую эта несчастная "таджичка" внесла. Отвечаю: на руку, потому что, не будь этой путаницы, уже давно и меня, и Катерину за глотки бы взяли, неожиданно и врасплох, мы бы и пикнуть не успели. А так, мы, во-первых, подготовлены, и, во-вторых, бандиты из-за этой путаницы подрастерялись и темп упустили, и есть ещё вариант, что они сами друг друга перегрызут, нам и отбиваться не придется. Ведь ты сделал, дядя Яков, что я тебе поручила?
- Сделал, - кивнул я. - Как раз начальнику уголовной части намек подкинул. Он, по-моему, воспринял и обрадовался. Даже если это неправда, он все равно слух среди бандитов запустит, за полную правду.
- Значит, максимум к нынешнему вечеру они в ножи пойдут, - сказала Татьяна. - И тут только один скользкий момент остается. Тот именно, что к утру слух о том, что Владимир Губанов - человек, приставленный "органами", до Николая Фомичева ещё может не добраться, не успеть долететь. То есть, утром они ещё могут действовать заодно. И приехать за тобой, дядя Яков, чтобы тебя в тюрьму спровадить... - она вскинула голову, огляделась, прислушалась. - Насколько я понимаю, всем, кроме Зинаиды, известно о том, какие условия бандиты дяде Якову выдвинули. Зинаиду вы от этого трудного знания бережете, и правильно. Но она спит крепким сном, поэтому мы можем говорить открыто и откровенно. Итак, вполне возможен вариант, что утром эти Губа с Фомой все-таки явятся. Выходит, дядя Яков, нужно пока тебе где-то отсидеться, чтобы с бандитами в прямой конфликт не вступать. Думаю, что до... - она примолкла, прикидывая про себя. - Да, часов до двух дня. Судя по средней скорости, с которой вести разбегаются в криминальном мире, к двум часам партнеры уж точно отношения выяснять начнут и не до тебя им сделается. Конечно, очень вероятно, что этого Николая-"Фому" уже просветили, и никто не приедет, но в таких делах всегда лучше перестраховаться. Вот я и предлагаю, чтобы до вечера вы этого дома не покидали. Да и мне спокойней будет, когда мы с Катериной уедем документы оформлять... Я хочу, чтобы вы все поняли, - она обвела нас взглядом. - Я от этого дома не отступлюсь ни за что и никогда. Теперь, когда вокруг него такой дым коромыслом, мне тем более интересно стать его владелицей, и разобраться, откуда дым повалил. Может быть, я в этом разберусь, когда ещё раз все документы на дом прогляжу, в том числе и те, которые в районе хранятся. А еще, я за вас ответственность чувствую, раз вас тоже в эту мясорубку затянуло. Вот я и предлагаю: отсиживайтесь здесь. А если бандиты сюда пожалуют, то дяде Якову лучше не показываться. Пусть кто-то из сыновей выйдет и скажет: да, мол, всю ночь гудели в этом доме, и гудеть продолжаем, а где отец - понятия не имеем. Найти не можем. Он в ночь так ужрался, что куда угодно мог уползти, не отыщешь. Но он, даже пьяный, помнил, что у него с вами какая-то встреча назначена, и твердил, что опоздать не должен. Так что, не волнуйтесь, появится он у вас, когда протрезвеет. Такие объяснения успокоют их настолько, что они решат: лучше подождать несколько часов, чем бегать по округе, дядю Якова разыскивать. Да и нам с Катериной эти несколько часов ой как пригодятся, чтобы в городе все дела сделать, не чувствуя за собой погони. Вот и получится, что вы заодно и нас прикроете. Лучше всего будет, чтобы ты, Михаил, объяснения с бандитами на себя взял если они появятся, конечно. Потому что запросто могут и не подумать сюда заглянуть. Годится мой план?
- Годится, - сказал Мишка. - Нормальный план.
И мы все с этим согласились.
- Тогда давайте спать разбредаться, - сказала она. - Вон, пятый час ночи пошел, - она оглянулась на спящего Константина. - Его, наверно, и будить не стоит, вполне удобно в кресле спит, вот пусть и почивает до утра. А для всех остальных комнат и спальных мест хватит. Спать недолго придется, нам с Катериной не позже девяти уже выехать нужно. Ты, дядя Яков, на второй этаж лучше поднимись, в одну из дальних комнат, чтобы на стук во входную дверь случайно не выскочить, спросонья-то. А вы располагайтесь как хотите. Мы с Катериной по своим комнатам расходимся.
- А мы, пожалуй, по прощальной примем, - сказал Мишка. - Чтобы крепче спалось.
Она улыбнулась ему.
- Примите, дело святое.
И, загасив сигарету, в свою комнату пошла. А Катерина, пожелав нам спокойной ночи, в свою удалилась.
- Что ж, разливай на троих, по полной каждому, - сказал я Мишке. - И я на боковую пойду.
Приняли мы по полной, и я наверх поднялся, выбрал комнату с тахтой помягче, окнами на восток оказалась комната повернута, улегся, подушку взбил, под голову поудобней пристроил, ноги вытянул.
Как, наверно, поняли уже вы, я могу в любой момент храпака дать пушками не разбудишь. А могу такую бодрость вдруг обрести, что не лезет в меня сон, и все тут. И, вроде, насиделись, и выпили, и устали, только и отдыхай - ан нет, не смыкаются глаза. Может, оттого, что я днем проспал крепче крепкого, до самого вечера, больше шести часов. А может, слишком душа и мысли были разбудоражены. Только повалялся я, повалялся, да и встал. К окну подошел. А за окном уже зорька занимается. Я, знаете, такой момент поймал, когда сперва предрассветная тьма густая-густая, гуще некуда, хоть глаз выколи, и ничего в этой непроглядной тьме не разберешь, и вдруг восточный край неба будто взрывается, и после этого слепящего взрыва повисает над ним золотисто-розовое, а то и красное, если с ночи туман встал сырой и плотный, марево, а вся земля предстает в такой белесоватый сумрак погруженной, в тот сумрак, в котором каждый листочек отчетливо виден, каждая травинка, каждая сухая веточка, но видятся они нереальными какими-то, будто в старом кино, где пленки не черно-белые даже, а вроде тонированных. Да, вот так, будто вымышленный мир видишь, то ли миновавший, то ли грядущий, но не наш, не тот, в котором мы живем. Но этот вымышленный мир, он, как и тьма самая густая, только секунду держится, даже меньше, а потом вот эта сумеречная дымка начинает быстро-быстро таять, и вот уже длинные тени на земле лежат, и все утренней, росистой чистотой сверкает, и дрожь жизни возникает в воздухе. Особенно хорошо такие июньские рассветы в лодке встречать, сети выбирая. Над большой водой и самый первый, самый сумеречный проблеск рассвета все равно дышит, по воде бледной золотистой тенью скользит, разгон набирая, и такая свобода вокруг ощущается, что и собственная жизнь кажется безграничной. А вот когда будят с рассветом, чтобы до жары картошку окучить, или рассаду рассадить, помидорную либо капустную, или полить огород, или что ещё там, этого я терпеть не могу.
