— Это что, папаша погибшего семейства разгуливает? — осведомился я вслух и огляделся.

Что за темная точка вон там? Куст торчит или… Я прошел еще несколько шагов, оглянулся. Точка как будто переместилась — и, похоже, в мою сторону.

— Волк или человек? — заговорил я. — Если волк, то посмеет ли на меня напасть? А если человек — то не оборотень ли, ускользнувший от ареста и уже знающий, кому он обязан всеми неприятностями? Интересно, как он сумел меня выследить?

Впрочем, об этом гадать особенно не приходилось. След по снегу я оставил свежий, от больницы до усадьбы места безлюдные, никто следов не затопчет, а узнать или сообразить, что я в больнице буду опекать врача, чтобы тот не сбежал до ареста, он запросто мог, зная логику, по которой такие аресты проводятся.

Я шел, оглядываясь. Точка быстро приближалась, укрупнялась, вот уже это не точка, а довольно солидное темное пятно. Я достиг небольшой лощинки, где начинались редкие деревья и кустарники, встал за стволом дерева, вытащил пистолет и стал ждать.

Ждал я недолго. Вот он, огромный волчище, летит прямо по моим следам. Молча, сосредоточенно. И глаза эти, знаешь, — тусклое желтое пламя. Словно и не волчьи это глаза, а будто бы два фонаря горят.

В первый раз я выстрелил, когда волк был метрах в пятидесяти. Он как бы вздрогнул болезненно, на ходу, и продолжал бежать, словно камешком в него угодили. Я выстрелил снова. Теперь я уже видел его широкую грудь и знал, что попал. Но он продолжал бежать, как будто пули ему нипочем.

В третий раз я выстрелил, когда волк был уже совсем близко. Его как ударом отбросило, но он устоял на лапах и приготовился к прыжку. Что за черт? Неужели нервишки у меня шалят, рука подводит?

Я увернулся, когда он прыгнул, целясь мне в горло, и нырнул за ствол дерева. Волчище пролетел мимо меня, перекувырнулся и тут же опять вскочил. Я был малость растерян, и, может, он и успел бы меня задрать — еще тепленького, так сказать, не опомнившегося, но тут откуда-то донеслось отдаленное пение самого раннего петуха. Оно на секунду словно отвлекло волка, уши его дрогнули, он повел мордой в сторону, словно бы с вороватой оглядкой — и я расстрелял его в упор.

Медленно, не оглядываясь, я двинулся прочь. Усталость внезапно навалилась страшенная. Да, конечно, надо выспаться, перед тем как закончить дело. И все равно, нечего ломиться к людям в такой час, зазря их пугать. Утро вечера мудренее, как говорится. Хотя, если подумать, утро уже наступило.

Дежурный дремал на своем месте. Заслышав меня, он встрепенулся и открыл глаза.

— Все, можешь идти, — сказал я. — Выспись, если сумеешь, — до восьми чуть больше трех часов осталось.

И он ушел. Я запер дверь и устроился на своей кушетке. Было о чем подумать, но думать уже не хотелось.

Глаза мои закрылись сами собой — точно так же, как и открылись, словно я спал всего секунду. Я взглянул на часы: без четверти восемь. Сейчас мои солдатики пожалуют. Я встал, одернул мундир, поглядел в зеркало. Ничего, вид слегка помятый, но вполне подобранный. Сжевал кусок черного хлеба с сахаром, закурил — и тут пожаловал мой отрядец. Минута в минуту.

Я коротко отдал им распоряжения на сегодняшний день и уже готов был уйти, когда зазвонил телефон. Звонил оперуполномоченный.

— Как ты там? Нормально? Вчера не мог тебе сказать. Один из семи ушел. В окно сиганул, когда пришли его арестовывать. У него, кстати, и нашли такую секиру, о которой ты говорил, с зазубренными крючьями и со следами крови.

— Далеко он не денется, — заверил я. — Он же представитель власти — его здесь никто покрывать не будет. Выдадут как миленького. Дайте только его данные. Фамилию, какого звания, приметы там…

— Тяпов Анатолий Мартынович, из местных активистов. До войны руководил здешней ячейкой ворошиловских стрелков, потом пошел по комсомольской линии, на войне побывал — политруком в авиачастях, а в последнее время занимался вопросами устройства и учета несовершеннолетних, по нашему профилю…

Он недоговорил, как бы давая понять, что я и сам должен уразуметь, и большего он не скажет.

— Навроде коменданта или инструктора? — спросил я.

— Вот-вот. Инструктор по делам. И исполняющий обязанности коменданта общежития. Надежным человеком казался. Это пример, как надо быть бдительным.

— Место, где он держал волков, нашли? Конуру там специальную или еще что?

— Нет. Видно, не дома он их держал.

— Гм. Если убийцей был он, то нельзя ли из этого заключить, почему он именно этих людей убил, а не каких-то других?

— Прикидки кой-какие есть. Но точно говорить рано.

Я немного помедлил.

— А что остальные? — спросил я наконец.

— А, остальные… Они уже сознались, — удовлетворенно ответил он.

— В чем?

— Как в чем? — удивился он. — Во всем. Во всех своих грехах. Секретарь парткома сказал, на всякий случай, что это он секиру Тяпову в дом подкинул. А заодно, что он — законсервированный диверсант, оставленный немцами на освобожденной территории. Врач ваш — английский шпион, заброшен в наш район с заданием агитировать за реакционную буржуазную лженауку — психоанализ. С помощью психоанализа они надеялись поработить психику наших людей и подготовить почву для свержения советской власти. Вот так-то.

— Все понял, — ответил я. — Займусь поисками Тяпова… Хотя подождите минутку… Тут, кажется, человек по теме…

Точнее, их было несколько. И фабричные, и конокрады — все запыхавшиеся.

— Начальник, начальник, на пути к усадьбе застреленный Тяпов валяется, инструктор по сиротам. И следы ваши неподалеку. Это вы его?

Вот неугомонный народ! Когда же он спит, когда работает и как ухитряется всюду побывать? Но меня другое больше занимало.

— Какой Тяпов? — изумился я. — Я же по волку стрелял. По огромному такому волчищу. Уложил его, да. Но ни Тяпова, ни другого какого-то человека там не было.

Наступило молчание.

— Ну, начальник… — протянул один из них, но я уже вполне опомнился: кажется, я понимал, что произошло.

— Вот что, ребятки. Волк ли, Тяпов, но дуйте туда, а я сейчас обо всем доложу. Или волк мне померещился, или Тяпова не я уложил. А может, я их обоих прихлопнул. Труп волка в лощинке такой должен быть…

— Но и Тяпов лежит в лощинке… — протянул один из них.

— Тем более — дуйте туда со всех ног, и никого постороннего не подпускать.

Они умчались, а я схватил отложенную трубку.

— Алло, алло!.. — И я доложил: — Тяпова искать уже не надо. Труп его найден. По- видимому, это я его застрелил.

— То есть как — «по-видимому»? Как это может быть?

— Видите ли, когда вы уехали, я хотел вернуться в отделение, но едва отошел от больницы, мне показалось, будто за мной кто-то следит. Чтобы убедиться в этом, я прогулялся по разным местам, периодически оглядываясь. Ночь была темная, но ощущение, что меня преследуют, не пропадало. В конце концов я решил из преследуемого сам стать преследователем. Сделав круг, вернулся назад. Увидел чужие следы. Пошел вдогонку. Вскоре заметил вдалеке тень, начал кричать, приказывая остановиться. Но тень забирала в сторону, как делают, чтобы сначала уйти, а потом напасть неожиданно. Тогда я выстрелил несколько раз. Тень вроде бы пропала. Это было возле лощинки, я поискал вокруг, но ничего не нашел. Ну, там же кусты и деревья начинаются, трудно в темноте вести поиск. Решил в итоге, что мне все это померещилось. Тем более…

— Что «тем более»?

— Мне казалось, что стрелял я в волка. И следы шли то человечьи, то волчьи. А только что местные парни прибежали, рассказали, что найден мертвый Тяпов как раз на том месте, где я стрелял. Я приказал им дежурить там и никого не подпускать до нашего прибытия.

— Почему ты мне сразу о ночных приключениях не доложил?

— Вы заговорили со мной о более важных делах. А эти ночные приключения я считал больше игрой воображения, чем… Но я бы обязательно вам о них доложил, закончив выслушивать ваши инструкции. Вот только события меня опередили.