— Давайте, — распорядилась Коллаис. — У нас двое пострадавших, и вряд ли путешествие пешком пойдёт им на пользу.
Ольт кивнул и за его спиной открылся портал. А ещё говорят, что порталы стали ненадёжны, вяло подумал Ользан.
Когда его вносили в портал, он успел заметить лежащее вдалеке тело. Голова была неестественно выгнута и, судя по всему, позвоночник был сломан.
Привратник так и не скрылся.
История 6. Вершина
XXI
— Ну, и каково тебе быть больным? — Ользан вошёл в комнату, в которой вот уже четвёртый день лежал Бревин. Тот страдальчески скривился.
— Ужасно, — просипел тот, откашлялся и повторил. — Ужасно. Терпеть не могу, когда за тобой ухаживают, как за младенцем. Ты, я вижу, в полном порядке?
— Практически, — Ользан повернул голову так, чтобы шантирец увидел шрамы. — Вот, осталось на память. Теперь-то уж никто не скажет, что я никогда не брал в руки оружия.
— Я рад за тебя, — Бревин вяло улыбнулся. — Как там Лаис?
— Разве она не заходит?
— Заходит, — больной снова улыбнулся. — Да только она сама ничего не говорит и мне не разрешает. Тут же принимается пичкать лекарствами. Только что пелёнки не меняет.
Ользан приложил все силы, чтобы не улыбнуться. Последнее действие явно пугало шантирца сильнее, чем все возможные увечья, вместе взятые. Впервые в жизни он серьёзно слёг и выяснялось, что это требует совсем другого мужества…
— Нормально всё с Лаис. Сидит, изучает нашу добычу. Скоро станет профессиональным алхимиком. Нас с Унэном почти не замечает.
— Так я тебе и поверил, — шантирец попытался сесть в постели, но это ему удалось не без труда. — Кстати, что там Унэн?
Художник вздохнул.
— Ему, похоже, бездельничать вредно. Второго дня учинил погром в торговых рядах. Кто-то ему, видите ли, гнилое яблоко в чашу положил. Так он там все окрестные яблоки попытался передавить.
— И что? — Бревин недоверчиво поджал губы. — Посадили, небось, на недельку?
— Размечтался, — Ользан хмыкнул. — Ты, похоже, забыл, с кем имеешь дело. Он спокойно заплатил штрафы и сегодня с утра снова сидит со своей чашей.
— Весело живёте, — шантирец болезненно поморщился. — О боги, ну и каша! Такое чувство, словно мускулов совсем не осталось. С ложечки кормят, с боку на бок поворачивают… тьфу!
Художник наклонился поближе и заговорщически подмигнул.
— Я открою тебе страшную тайну, — сообщил он, понизив голос. — Через три дня тебя отпустят. При условии, конечно, что не будешь впредь отказываться от каши.
— Смеёшься, что ли? С меня этого травяного отвара уже достаточно. Чтоб я ещё кашу ел! Ха!
— Ну, тогда тебе здесь ещё недельки две загорать, — развёл руками его собеседник.
Бревин замолчал и подозрительно воззрился на невинно улыбающегося художника.
— Слушай, ты это серьёзно? Что через три дня, если не…
— Вполне.
— Обманешь, поди. Ну да ладно. Три дня ещё можно стерпеть.
Они распрощались и Ользан вышел, встретив в комнате для посетителей… Сунь Унэна. В бело-зелёном халате и деревянных сандалиях тот выглядел комичнее обычного.
— Я тоже к нему зайду, — сообщил монах и подмигнул. — Подожди меня здесь.
Вернулся он через минуту, улыбаясь до ушей.
— Судя по всему, — предположил Ользан, уже на улице, — Ты ему что-то принёс. Что-нибудь запрещённое.
— Естественно, — развёл руками тот. — Стал бы я приносить ему разрешённое. Разрешённым его и так кормят до отвала.
Несколько минут они шли молча.
— И, кстати, ты несколько преувеличил, когда сказал, что я передавил все окрестные яблоки. Всего лишь все яблоки того самого мерзавца. Хотя, конечно, твой вариант мне нравится больше.
— Я сказал «попытался». Кстати, откуда ты это узнал? Подслушивал?
Унэн развёл руки, на лице его отразилась скорбь.
— Соблазн был очень велик.
— Разве тебя не учили бороться с подобными соблазнами?
— Учили, — монах горестно вздохнул. — Но, во-первых, соблазны бывают разные; а во-вторых, в пороках тоже есть своя прелесть.
Ользан не выдержал и расхохотался. Несколько прохожих удивлённо посмотрели им вслед.
*
В честь выздоровления шантирца его друзья затеяли грандиозный пир. Поначалу его сестра опасалась, не принесут ли ему вреда подобные излишества, но в конце концов сдалась. Спорить с таким приверженцем подобных начинаний, как Сунь Унэн, оказалось выше её сил.
— Ему, похоже, нужно, чтобы вся жизнь была одним сплошным праздником, — пожаловалась она Ользану, пока тот распоряжался относительно сервировки.
— Разумеется, — отозвался всеслышащий монах из другой комнаты. — Смерть может настигнуть нас в любую минуту, так почему же надо отказывать себе в повседневных удовольствиях?
— Опять подслушивал, — Коллаис, уперев руки в бока, недружелюбно посмотрела на появившегося в дверях Унэна. — В следующий раз голову оторву!
— И не думал, — монах энергично затряс головой. — Сама посуди: на что ещё ты стала бы жаловаться Олли?
Девушка вздохнула и безнадёжно развела руками.
— В следующий раз будешь готовить сам, — пригрозила она монаху.
— Я мечтаю об этой минуте, — поклонился тот, выражая всем своим существом восторг. — Должен же я когда-нибудь познакомить вас с тем, как принято пировать у нас.
И удалился, не дожидаясь новых неприятностей.
— Тебя учили готовить? — удивился Ользан.
— Меня учили всему, — ответила шантирка с гордостью. — Мама говорила, что грош цена хозяйке, которая не сможет подать пример слугам. Никто, конечно, не ожидал, что будет прок от этих уроков.
Она помолчала и тень на какой-то момент опустилась на её лицо.
— Не будем об этом, — она взглянула на часы. — Кто из вас поможет Риви прийти домой?
— Я, — раздалось два голоса и Коллаис облегчённо вздохнула.
— Превосходно. Унэн, поторопись, а не то всё успеет остыть.
— А он? — монах возник на пороге.
— А он поможет мне разобраться с винами.
— Чего с ними разбираться, — недовольно проворчал Унэн, но перечить не стал.
*
Бревин выглядел ещё бледным и каким-то прозрачным, но дошёл до дому почти без посторонней помощи. Судя по улыбающемуся лицу, Унэн времени зря не терял.
Пир вёлся по обычаю Шантира — с утра до вечера, с перерывами, чтобы дать отдых желудку. Разговоры велись на самые различные темы.
— Ну, так куда мы подадимся теперь? — спросил Ользан, когда были подняты бокалы за здоровье и за удачу. Остальные два представителя мужского пола удивлённо воззрились на него при этих словах.
— Мне в ближайшее время не до подвигов, — возразил Бревин. — На подвиги надо отправляться в хорошей форме. Да и тебе рано пока ещё.
— И я против, — подал голос монах. — Нет, конечно, решать вам, но зачем так быстро покидать город, в котором нам настолько все благодарны?
— Да уж, — фыркнула Коллаис. — Ещё пара-другая погромов и вся наша слава испарится. С твоей помощью.
— Великие дела — это одно, а неуважение к религии — совсем другое. Клянусь своим великим предком, даже базарные торговцы должны это понимать!
— Великим предком? — заинтересованно наклонился вперёд шантирец. — Что-то раньше ты о нём не говорил.
— Куда уж мне, ничтожному, — вздохнул человечек, наливая ещё вина. — Я всего лишь неудачное воплощение всех его великих достоинств. Хотя, конечно, я стараюсь.
— Представляю, что такое удачное воплощение, — содрогнулась девушка.
— Представить себе такое очень трудно, — покачал головой монах. — Кроме того, есть ещё одна причина не торопиться на подвиги.
— Какое же?
— Вы все очень плохо к ним подготовлены.
Все недовольно заворчали.
— Ну, знаешь, Сунь, — шантирец был недоволен больше всех. — Не хочешь ли ты сказать, что по сравнению с тобой мы ни на что не годимся?
Монах тяжело вздохнул, но ироничной усмешки на его лице не появилось.
— Я не сказал — по сравнению со мной. Я занимаюсь этим не один год… да и не одну жизнь, кстати, — Коллаис насмешливо уставилась на монаха. — Вот скажите мне, чем отличается профессиональный искатель приключений от обыкновенного воришки?