Я вынул из штанов сигарету и, даже не позаботившись о пепельнице, закурил. Курил долго. Закончилась первая сигарета – вытащил вторую. Когда истлела и вторая, мне в голову пришла новая мысль, совсем не похожая на те, что штурмовали мою посыпанную пеплом голову десять минут назад. От этой новой мысли мне стало даже весело, правда, веселье это было совершенно определенного характера – так веселятся сумасшедшие, которых уже не пугают ни главврач, ни санитары.

«Косилов не врал. Эта штука работает!».

…Слушай, Миш, ты мне вообще веришь? Хоть чуть-чуть?.. А то сижу тут перед тобой, как Долорес Клейборн, чуть ли не под запись все выкладываю, а ты только головой киваешь. Был бы в этом прок хоть какой-нибудь… Ладно, не обижайся, сделай поправку на мое состояние.

Что было дальше? А дальше, Мишка, началась вообще какая-то чушь…

Я продолжал медитировать на кухне. Выйти к жене смелости не хватало – объяснить метаморфозу, произошедшую с моим лицом, я бы не смог – а чтобы позвонить Сергею, нужно было вернуться в кабинет. Не помню точно, но, кажется, я в тот момент материл Светку последними словами, умоляя ее выйти из дома.

Знаешь, когда сильно чего-то хочешь, оно случается. Только надо ОЧЕНЬ СИЛЬНО хотеть. Или очень сильно материть.

Я услышал фразу, брошенную Светкой уже из прихожей. Фраза эта в иных обстоятельствах могла надолго вогнать меня в ступор, но сегодня я не отреагировал:

– Вавилов, я пошла! За вещами приду завтра в обед. Постарайся исчезнуть на это время, не могу тебя видеть!

И все. Она хлопнула дверью.

Я отправился в кабинет, выкопал из-под одеяла на диванчике мобильник, набрал номер Косилова. Я даже не знал толком, что ему скажу, мне просто хотелось услышать его бестолковое заикание.

Увы, меня ожидал чудовищный по своему воздействию облом. Аппарат Косилова был вне зоны действия… либо выключен.

Я потер торцом трубки вспотевший висок, подошел к окну, отдернул занавеску. Светлана шла по двору и разговаривала по телефону.

«Ей повезло больше», – подумал я.

На одном плече у жены висела ее любимая рыжая сумочка, на втором – плотно набитая спортивная сумка. Стало быть, она действительно собирает вещи. С кем же она так энергично ругается по телефону? Обсуждает свои действия с любовником? Вполне возможно.

Я отвернулся и оглядел свой неприбранный кабинет. Это была самая маленькая комнатка в нашей «трешке». Когда-нибудь она могла стать детской комнатой, но это теперь уже под большим вопросом. Черная сумка стояла под письменным столом. Увидев ее, я вздрогнул. В груди снова ухнуло, и снова от шеи к копчику побежали мурашки. Серега знал, что делал, когда предлагал мне оставить камеру у себя. Ему, видимо, уже хватило приключений выше крыши, теперь моя очередь.

Интересно, что я собираюсь с ней делать?

«Разбей ее и забудь, что это было», – советовал разум. Вернее, та его часть, что до сих пор любила мультфильмы и манную кашу по утрам. К этому типу я прислушиваюсь чаще, чем ко второму. Но тот, Второй, иногда бывает более убедительным:

«Ты представляешь, что за штука попала в твои руки?! – шептал он. – Ты хоть можешь вообразить себе, чего с ней можно наворотить?!».

– Пошел вон, – произнес я вслух.

Но сволочь не унималась:

«В твоей жизни никогда не происходило ничего экстраординарного. Родился, учился, влюблялся, женился… и все профукал. Все! Что дальше? Эта штука перевернет всю твою жизнь, если ты научишься правильно ею пользоваться».

Я хмыкнул. Правильно пользоваться?

«Брось, – бубнил Второй, – убивают монтировкой, пистолетом, ножом, бомбой, словом. Видеосъемкой не убивают. Во всяком случае, это необъяснимо и недоказуемо. Ты не можешь за это отвечать».

– Но…

«Возьми ее!!!».

От последнего крайне сексуального «вопля» я чуть не вздрогнул. Я шагнул в комнату, склонился над сумкой. Несколько секунд смотрел в черноту ее внутренностей, потом сунул туда руку.

Миша, ты мне не поверишь, но она была теплая!

Я отдернул руку, словно меня ужалили. Я готов был поклясться, что камера нагрелась, будто последние несколько часов работала напропалую. Такого не может быть, я же ее выключил!

Я снова дотронулся до аппарата. Сомнений быть не могло. Я вынул камеру из сумки, оглядел со всех сторон. Самая обычная видеокамера, одна из тех, что используются на телевидении для выездных съемок.

Но я чувствовал себя так, как будто держал в руках нечто совершенно невообразимое, словно… словно… не могу подобрать сравнение. Как будто какой-нибудь Магический Кристалл свалился с неба, из глубин космоса, а я прогуливался по лужайке, никого не трогал и совершенно случайно оказался рядом с местом падения. Вот только кричать о находке мне совсем не хотелось.

Стараясь не попадать в поле зрения объектива, я аккуратно засунул камеру обратно, взял сумку и закинул ее на плечо. Покинул квартиру, быстро спустился на лифте вниз, не отрывая одной руки от сумки, толкнул дверь подъезда и практически лоб в лоб столкнулся с ментами. Их машина стояла на тротуаре, а по ступенькам прямо навстречу мне поднимались двое мужчин.

Я съежился. Очевидно, они это заметили. Никогда русскому человеку не избавиться от этих мурашек в генах, которые заставляют напрягаться каждый раз при встрече с сотрудниками полиции! Вроде и не совершил ничего, и совесть чиста, а почему-то втягиваешь голову в плечи и колдуешь мысленно, чтобы они прошли мимо.

Совесть моя в данный момент была чиста не до конца, и, разумеется, когда я увидел этих ребят на крыльце, на лице тут же отобразилась вся гамма чувств запуганного ментами российского налогоплательщика. Я почти прошел мимо, едва не коснувшись плечом одного из парней, но спустя пару секунд меня окликнули.

– Минуточку, молодой человек!

Я обернулся. Что творилось с моим лицом, я мог только догадываться.

– Да.

– Вы в этом подъезде живете?

– Угу.

– Вавилова Виктора Николаевича знаете?

Я попытался взять себя в руки. Ни в коем случае нельзя выдавать себя раньше времени. Нет у них на тебя ничего. Абсолютно ничего нет!

– Хотелось бы думать, что хорошо его знаю. Но иногда мне кажется, что я ошибаюсь.

Менты не поняли.

– Слушаю вас, – сказал я, ставя сумку на бетонную ступеньку.

– Вавилов Виктор Николаевич?

– Он самый.

– А можно было как-нибудь попроще, Виктор Николаевич?

Я сделал вид, что смутился. Впрочем, особо напрягаться для этого не потребовалось.

– Извините, издержки профессии. Я журналист.

Обмен любезностями был завершен. Я ждал вопросов.

– Капитан Баранов, уголовный розыск, – выставив корочку, представился тот, что начал общение. Это был высокий и аккуратно стриженый брюнет с большими бровями. Чем-то он смахивал на кавказца, торгующего на рынке шаурмой или пряностями. Второй мент был невзрачный низенький парнишка, похожий на адъютанта.

– Догадываюсь, о чем вы хотите со мной побеседовать, – поспешил доложить я, чтобы не выслушивать длинную преамбулу. Кроме того, хотелось облегчить и свою задачу. Притворяться несведущим и изображать потрясение известием о гибели Макса Червякова я сегодня был не в состоянии.

– Вот и замечательно. – Баранов кивнул в сторону скамейки. – Присядем?

Я поднял сумку и пошел вперед, чувствуя спиной изучающие взгляды. Мы присели на лавочке под кленом. Я позволил себе закурить.

– Вы были одним из последних, с кем общался Максим Червяков. Вы уже знаете, что с ним случилось?

– Видел в новостях, – кивнул я. – Печальное зрелище.

– Вы виделись с ним лично?

– Да. Сутки назад. Он позвонил мне утром, и мы встретились.

– Где? Когда?

– На площадке у «Меги» около восьми утра.

– О чем вы говорили?

Я вздохнул. Запираться не было смысла. Солжешь в малом – потянешь за собой целый ворох чудовищных подозрений.

– Дело в том, что я, как бы это точнее выразиться… словом, должен ему некоторую сумму денег. Во всяком случае, он так считал.

– Большую?