Глаза Мирского обежали комнату, на них блеснули слезы.

- Друзья, нам с Виктором необходимо поговорить.

- Они хотят, чтобы я вам задал несколько вопросов.

- Да, только наедине. Вернее, втроем. Гарри, вы нам понадобитесь. Не возражаете? Нужна комната. - Мирский посмотрел на президента.

- Можете воспользоваться одним из моих кабинетов, - предложил Фаррен Сайлиом. - Но мы, конечно, запишем беседу...

От глаз Ланье не укрылась перемена в лице Мирского. Черты обострились и еще больше походили на ястребиные" Спокойствия в них поубавилось. Он стал неотличим от того Павла Мирского, с которым Ланье встретился на Камне сорок лет назад.

- Я бы хотел минутку переговорить с господином Ланье, - произнес Корженовский, - а потом он присоединится к вам.

Президент увел двоих гостей в другую секцию своего временного обиталища.

- Господин Ланье... - начал Корженовский.

- Это Мирский.

- А вы сомневались?

- Нет, - ответил Ланье. Приведя Ланье в широкий цилиндрический коридор, президент кивнул ему. Ланье, чувствуя себя весьма неуютно, проследовал за Мирским и Гарабедяном в кабинет и остановился рядом с ними. Там из пола рос круглый столик, его окружали три стула-протея. Едва ощутимо пахло свежим снегом и соснами: следы прежнего дизайна, догадался Ланье.

Теребя фуражку узловатыми пальцами в розовых и белых пятнах, Гарабедян разглядывал давнего боевого друга младенческими глазами, какие бывают у глубоких стариков. Никаких иных эмоций, кроме замороженного удивления, не читалось в этих глазах.

- Гарри, Виктор был рядом со мной, когда на Картошку... то есть, на Пух Чертополоха, напали ударные космические части, - сказал Мирский. - Он был рядом со мной, когда мы капитулировали, и потом, в те нелегкие времена, помогал... В последний раз мы виделись незадолго до того, как я вызвался лететь с гешелями. Я смотрю, Виктор, жизнь тебя не баловала.

Гарабедян не отрывал от него глаз - стоял неподвижно, приоткрыв рот. Наконец повернулся к Ланье.

--------------------------------------------------------------------------

*Лат. - общественное мнение. Здесь: электорат Бесконечного Гекзамона, действующий в городской памяти.

--------------------------------------------------------------------------

- Вы не остались молодым, - сбивчиво произнес он по-английски, - в отличие от некоторых. Но генерал Мирский...

- Уже не генерал, - тихо поправил Мирский.

- ... совсем не изменился, разве что... - Гарабедян снова воззрился на однополчанина и перешел на русский: - После того как вас пытались убить, вы закалились.

- Тебе крепко досталось, Виктор?

Ланье снова увидел на лице Мирского выражение отстраненной восприимчивости и ощутил, как холодок сковывает челюстные мышцы.

- Долгая это была жизнь, Павел; И настрадался я вдосталь, и смертей навидался, но боль уже попритихла. А ты такой молодой... Это взаправду ты?

- Нет, - ответил Мирский. - Не совсем тот, которого ты знал. Виктор, я прожил несравнимо больше твоего. И тоже многого насмотрелся. И поражений, и побед.

Гарабедян жалко улыбнулся и помотал головой.

- Все, Павел, все на свете встало с ног на голову. С молоком матери я впитал ненависть к туркам - и вот женат на турчанке. Она маленькая и смуглая, и у нее длинные седые волосы. Не из горожанок, как первая моя жена, но подарила мне красавицу дочь. Я теперь крестьянин, выращиваю для Гекзамона особые растения.

- Разве ты не этого хотел? - спросил Мирский. Гарабедян пожал плечами и сардонически улыбнулся.

- Чем не жизнь? - Он схватил Мирского за руку и ткнул ему в грудь изувеченным пальцем. - Ты! Теперь ты должен рассказать.

Мирский смущенно посмотрел на Ланье.

- Гарри, вам надо вернуться к остальным. Виктор, ответь господину Ланье. Я Павел Мирский?

- Ты же сам сказал, что не совсем, - ответил Гарабедян, - но я так не думаю. Да, господин Ланье, это Павел. Так и передайте президенту.

- Передам, - пообещал Ланье. Мирский широко улыбнулся.

- А теперь, Виктор, садись. Вряд ли ты поверишь, что с украинским хлопцем могло случиться такое...

ГОРОД ПУХ ЧЕРТОПОЛОХА

Реального времени на дебаты в Нексусе ушло совсем немного. Корженовский и Мирский отвечали на вопросы и обсуждали проблемы в городской памяти Пуха Чертополоха, в специальном отделении Нексуса. Ланье "прослушивал" дебаты. Будь это заседание открытым, депутаты в конце его валились бы с ног от усталости, а так часы прений и обмена информацией укладывались в секунды. Участвовали гешели, неогешели и все прочие, кроме самых ортодоксальных надеритов.

На все про все было потрачено три дня, а казалось, будто несколько месяцев. В итоге ни один аспект открытия Пути не ушел от внимания: все нюансы, вплоть до ничтожнейшего, были тщательно изучены.

Поступали и предложения, от которых у Ланье голова шла кругом. Некоторые подстрекатели (если такой эпитет применим к членам Нексуса) желали откупорить Путь, очистить его от яртов и затем продвигать гегемонию людей еще дальше, открывая все новые Врата с интервалом в несколько десятков километров, возводя обширные укрепрайоны для защиты новых владений от яртов и иных враждебных сил. Другие депутаты смеялись над этими грандиозными планами, однако, опираясь на теоретические выкладки коллег Корженовского, проведших десятки, а то и сотни лет в территориальной городской памяти, предлагали разрушить Путь извне, не открывая его.

Обсуждались даже такие возможности: апологетам торения Пути повезет и они не встретятся с яртами либо они разгромят яртов, а те в отместку разрушат Путь снаружи. Мирский, полнее раскрыв перед депутатами свой характер и способности, с помощью математических уравнений (настолько сложных, что даже у Корженовского лезли брови на лоб) доказал: и то, и другое - мало вероятно.

Все это время русский, казалось, пребывал в своей стихии. Обычно уровень дискуссии лежал за пределами постижимого для Ланье, хоть его ум и расширился за счет ссуженных Гекзамоном талантов. Такой услугой Ланье воспользовался впервые.

Но Ланье смог понять одну вещь, возможно, не столь очевидную для телепредов и сенаторов. Даже те, кто противился открытию, сызмальства глубоко прониклись благоговением к Пути. Для них он был родной средой; многие в нем выросли и до Разлучения не ведали иной жизни. Как бы яростно ни полыхали споры, любые вопросы быстро сводились не к тому, стоит ли открывать Путь, а к тому, что делать, когда Путь возникнет.