Этажи №1. Декабрь 2015 Литературно-художественный журнал © Литературно-художественный журнал, 2015 Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero Главный редактор – Ирина Терра Редактор отдела поэзии — Игорь Джерри Курас Редактор отдела прозы — Улья Нова Редактор рубрики «Литературная кухня» — Владимир Гандельсман Редактор рубрики «Чердак художника» — Таня Кноссен-Полищук Экспертный совет редколлегии: Вера Павлова Дмитрий Воденников Даниил Чкония Женя Брейдо Макет, оформление и вёрстка – Екатерина Стволова обложка, стр. 20, 68, 131 – Таня Кноссен-Полищук стр. 5 – Юлия Вегенер-Снайгала стр. 65 – Евгения Крикова стр. 98, 100, 102 – Варя Кулешенко стр. 133 – портрет Валерия Черешни, художник Яков Хирам стр. 142 – фотография Наума Коржавина, фотограф Ирина Терра Журнал имеет электронную и печатную версии. Печатный журнал выходит три раза в год. В него отбираются лучшие публикации, размещенные в электронном журнале. Редакция отдает предпочтение новым, не опубликованным ранее материалам. Сайт журнала: [битая ссылка] www.etazhi-lit.ru Эл. адрес: [битая ссылка] [email protected] Вера Павлова Город в котором снег *** город в котором снег пачкается в полёте город в котором смех горек уже в зиготе город в котором дитя в утробе матерится город в котором я умудрилась родиться. *** Сумерки. Лай собак. Мертвое лоно вод. Носом клюёт рыбак. Что, рыбак, не клюёт? Рыбка берёт крючок, дергает за него: – Что тебе старичок, надобно? – Ничего. *** Дадим собаке кличку, а кошке псевдоним, окликнем птичку: «Птичка!» — с травой поговорим, язык покажем змею, козлу ответим: «Бе-е-е!» Вот видишь, я умею писать не о себе. *** Приватная помойка у забора, общественная свалка у реки… Когда б вы знали, из какого сора растут у нас в деревне сорняки! *** Если хмуришь брови, значит, я ни при чём. Если вижу профиль, значит, ты за рулём. Если с плеча рубишь, кровь на плече моя. Если меня не любишь, значит, это не я. *** Кто поплачет с плакучею ивой, пересмешника кто насмешит, кто осмелится сделать счастливой ту, которую счастье страшит, кто оценит печальную шутку, кто не даст освистать травести, кто заставит забыть незабудку, что недолго осталось цвести? *** Не Лизой на дно, так на рельсы – Анной… Декабрьской ночью, бессонной, вьюжной, хочу одного – быть желанной, нуждаюсь в одном – быть нужной тому, кто спит. Затекает локоть, любовь суфлирует из-под матраца: буди – и будет, кого баюкать, убей – и будет, по ком убиваться. *** Дудочка и подростковая прыть. Уголь и жало. Муза, о чём мне с тобой говорить? Ты не рожала. *** Кроем пиджака озадачит, одуванчик вденет в петлицу… Личность – совокупность чудачеств. Сочетанье – не повторится. Не черты лица – чертовщинка. Резкие движенья – не поза. Личность – не личина, – личинка в ожиданье метаморфоза. *** С богом, в небо, путём проторенным — пятнадцать часов от дому до дому. Счастье – это горе, которому удалось придать совершенную форму. Памятник, нерукотворный – из пролитых мною слёз – ледяная баба, нос морковкой. Среди слезоголиков почётное место занять могла бы. *** Шале под горой, виноградника вязь… Жители рая, на первый второй расщитайсь! Первый. Вторая. *** любители точных линий творили ночь как молитву и становились невинней ещё на одну любитву и верили будет милость дарована двоеточье вернуть друг другу невинность последней брачной ночью. Евгений Коган Ненужные вещи Изе Молочнику везло почти всю войну, а в феврале 1944 года везение кончилось – в один момент. Его часть стояла под Житомиром, готовились к наступлению – дальше, на запад. Изя был при штабе – смешной, в круглых нелепых очках, запасные недавно разбил, уши оттопырены, как локаторы, большущий нос, веснушки круглый год и еще эти непослушные волосы – как бы коротко Изя не был подстрижен, они все равно так сильно завивались, что торчали в разные стороны. Изя был штабным писарем, гвардии майор Валерий Игнатьевич Силантьев ласково называл его «мой еврейчик» и щелкал по носу, когда Изя вдруг задумывался о чем-то своем, но в обиду никому не давал. «Это, – говорил он, – мой еврейчик», – и к Изе никто не лез, потому что героя войны Силантьева уважали и даже немного побаивались. Ходили слухи, что в каком-то бою он собственноручно зарезал пятерых фрицев, а с таким шутить не стоило. Изя Силантьева обожал, и Силантьев это чувствовал, от того не просто щелкал Молочника по носу, но в этот момент даже чуть краснел от удовольствия – «мой еврейчик». К февралю 1944-го они были не разлей вода, куда Силантьев – туда и Молочник, только к генералу Валерий Игнатьевич своего писаря не брал, потому что военные секреты – не для оттопыренных ушей местечкового жиденка, пусть и такого сообразительного. |
