Что очевидно в сфере физических усилий материального производства и не так в приложении усилий в области интеллигибельной, – тут новозаветная справедливость застряла на этапе притчевой фазы осмысления стратификации: «эти последние работали один час, и ты сравнял их с нами, перенёсшими тягость дня и зной. Он же в ответ сказал одному из них: друг! я не обижаю тебя; не за динарий ли ты договорился со мною? возьми своё и пойди».

При приёме на работу, – в пяти минутах ходьбы с артритом, – я подробнейшим образом довёл до сведения работодателя, что ничем, кроме как очерченным трудовым договором, заниматься не буду по хрупкости натуры, вызванной неспецифическим фактором социосоматики низкой адаптивности – синдромом поставленной на горох принцессы (не всё латыни доверять…) —

– и на «могучем» предъявлять по случаю доставшуюся самость, великой нации достоинства покой – прегнантность, к которому привели ещё десять диагнозов разной степени проблематичности – не спортивная полоса препятствий. Меня, к удивлению, взяли. Удивление быстро нашло разрешение. Посадили в группу к руководительнице с неудовлетворённым либидо и с внешностью, не позволяющей надеяться на благоприятный для либидо исход.

«Женщины – это настоящие эсэсовки». Не повторил бы, даже за выдающимся писателем, а именно Хадльгримюром Хельгасоном, не наблюдав воочию… – нужны ли подробности? Решителен шаг чувственно обтянутых диагональю бёдер, набойки туфель выбивают искры из полимербетонного пола, канифольный скрип колготок тонким сверлом дырявит мозг, сладковатый кокон косметической ванили, то ли источает, то ли ослабляет запах крематория, – телесного цвета тафтица на бюсте, где нужно бугриться, в веяньи «Красного мака», в тон ногти – алого лака, губ бесцветный перламутр от убиенных с мужем утр; мысль, что вот эта зондеркоманда в недалеко обозримом будущем сопроводит тебя на кладбище, угнетала совершенно.

К счастью для человечества, неблагоприятные виды на личную жизнь штандартенфю… не подтвердились – замуж вышла, – одним эсэсовцем меньше…

Стал искать местечко (институт – большая организация) более органичное своей уязвимой сущности. Требований эксклюзивных к окладу не было, и такое место образовалось. «Отдел типового проектирования и унификации» – удивительный социокультурный феномен! Может, в недрах его концепции спрятан почти космический разум, но на видимой стороне – торжество фрактала.

Никакой умственной инициативы, воспроизводишь аналоги и только, вульгарная стандартизация в деталях и общем, – коли только подражаешь, значит сам не соображаешь. У тебя фиктивный диплом, т. е. стандартного образца, и второй юношеский по шахматам, при этом неплохая графика, а если ещё и тушью, то карьера, почитай, сделана. Образец из юриспруденции – принцип прецедентности – экономия на затратах справедливости – эфемерной сущности суда.

В проектировании та же история: глохнет двигатель прогресса без эвристики, её тотальный дефицит во всей демиургической штамповочной марксизма.

Но эта жизнь была слишком бездушно, морфинистски комфортна, люди начали массово недомогать сонной болезнью. В высшей инстанции, что называлась партия-и-правительство, принято решение разбудить творчество масс внедрением ЭВМ.

Власть перфокарты

Очистили от людей целый зал – в незабытой традиции уплотнения – и установили синие шкафы с «фильмобобинами». Вместе с оборудованием был специалист, казалось сначала, как часть оборудования искусственного сознания. Но не мог же допустить политотдел армии, чтобы в недрах ВПК создали интеллект с пародийными семитскими чертами?! Полное лицо с выдающимся лбищем, тёмная бородка клинышком с курчавинкой, роговые очки, взгляд на два градуса выше линии горизонта, беззастенчиво манкируя её линией нестабильным состоянием – не иначе, оперируя принципом Д’Аламбера? – упирался собеседнику не в глаз, а в бровь, что немного раздражало, – взгляд будто демонстрировал пренебрежение твоей, какой-никакой, но всё же личностью, считывая содержание черепной коробки непосредственно, без вербального кода доступа, сиречь языка.

Костюм 3-й полноты мягко охватывал представительное чрево, естественно, не эллинской анатомии. Ходил степенно, осторожно, будто испытывая недоверие к конструкции перекрытия, кисти скрещенных сзади коротких, полных рук, устроившихся на пояснице, равномерно сжимались и разжимались словно отгоняя от сенсибельного места ишиас – настоящий перипатетик, но давший подписку о неразглашении хода своей мысли. А всё-таки главным подтверждением, что новоявленный главный программист – из плоти, являлся не пачпорт с фамилией Коган, а лабильность его психосоматических состояний.

Двоичная система, как цифровая форма дуализма, сделала управляющего электронным арифмометром истовым манихеем, – либо полный покой нирваны, либо, при обращении живущих в десятичной системе с «неправильно» сформулированным вопросом, вхождение в состояние амока, что выражалось переходом беседы на бейсик, запотеванием толстых стёкол очков; последнее – сигнал к окончанию аудиенции.

Спец был постоянно тверёз и потому, вероятнее всего, нуждался в стерильных условиях – иммунитет надо же чем-то стимулировать или ограждать. Так для него покрыли пол алюминиевой плиткой, стены обшили, теперь-то все знают, нанометровыми панелями, в вентиляцию, гонявшую стаи вирусов, приспособили заграничные фильтры; допустить, что вида монструозного шкафы с радиодеталями непоколебимо утвердившиеся нуждались бы в особо лояльных им условиях, было немыслимо, – несокрушимость наших ЭВМ была самой очевидностью.

Представал брамин – если придерживаться одной версии, то всё же цадик – в белом халате, как и переподчинённые ему сотрудники, ставшие адептами миссии и неприкасаемыми, даже для административной длани, что ране была вездесуща и всемога.

«Новая крыша» с неопределённым кругом широких полномочий, что чрезвычайно напрягало старое начальство, давала право на первенство в получении квитков со сведениями о зарплате и налоге. Приходившие в «скинию собрания» с требами «посчитать», – «Только по записи и в марлевых масках!» – гласило уведомление. Нечего делать – необходимо было императивно доводить до показателя установленного уровня процента из общего количества расчётов в подразделениях института; даже в сопутствующих, «технических», это поощрялось. Что ни одно строение, на которое была выдана проектно-сметная документация специалистами института, не рухнуло, так это потому, что сопромат был перепроверяем по старинке.

По институту распространились, как подмётные листки-картонки, носители эзотерической нумерологии, исторгаемые ЭВМ, не предвещавшие лёгких времён. Да, противостояние нулей и единиц с перфорацией вуду не могло стать источником исторической эйфории – без ощущения восторга социализм был обречён, вместе с его идеологической основой NotaBene жёсткой проектной регламентацией.

Кто не догадывается, то большие районы из микрорайонов девятиэтажных панелек – если предложение кажется семантически и стилево неказистым, то тогда это наиболее конгруэнтное языковое отражение эстетической действительности наших городов – результат массового (vulgaris) и безликого градостроительства и в целом – плоть от плоти господствующего мировоззрения.

Мало того что скороспелый девятиэтажный ландшафт уныл однообразием, так фасады домов ещё надо было поддерживать в пристойном состоянии регулярной покраской. Наш таинственный «Солярис» выдвинул рационализаторское предложение: фасадная плоскость стеновых панелей должна соперничать с традиционной гжелью по красоте и, главное, долговечности. Сигнал по иерархической связи достиг головы нашего начальника, и он начал действовать. Логика его была вполне оправдана: если вычислительный центр способен добавить уральские к окладу и премиям, то рассчитать размеры глазурованной плитки для лицевой поверхности ячеистого бетона стенового ограждения – несколько машино-минут не трудозатратного времени, с привычной потерей лица на переговорах перед Его Высокомерием; регенерация собственного достоинства происходила быстро, посредством психологического паразитизма и комфорта служебной доминации в среде зависимых.