– И тебе не болеть, – хмуро буркнул Григорий Косыгин. Сколько помнил, его Дик, он всегда был хмур. Его вытянутое почти треугольное лицо, с подчеркнуто треугольной бородкой, всегда носило, будто приклеенное, кисло презрительное выражение. Даже самые острые шутки, вызывали на его губах, лишь змеящуюся презрительную полуулыбку. Ни кто, и ни когда, не видел, чтобы Григорий открыто улыбался, или смеялся. Задумавшись, Морган на секунду расслабился и, следуя за своими мыслями с интересом спросил:

– Гриш, а ты когда – нибудь, бываешь доволен?

– Сегодня доволен, – сумрачно пробурчал Косыгин.

– Сегодня? Это чем же? – удивленно, вскинул брови Дик.

– Ты потерял двадцать четыре штурмовика, значит, стал слабее, вот я и доволен.

Это был, удар в пах. Морган, чуть не задохнулся от ярости. Но заметив пристальный изучающий взгляд Косыгина, тут же взял себя в руки.

– Ну и я доволен, раз мой друг доволен, – беззаботно заявил он.

– Считай это моим подарком к твоему сто тридцатилетию, – не удержавшись, съязвил Дик.

Напоминать друг другу о возрасте, считалось верхом неприличия среди членов Совета. Однако Косыгин и бровью не повел. Кривая полуулыбка скользнула по тонким губам и по-прежнему ворчливым, но уже с оттенком одобрения голосом он буркнул:

– Хорошо удар держишь, шельмец.

Моргана отпустило. Раздалось почти одновременно несколько сигналов оповещения с разных лифтовых кабин. В зал вошел, или вернее вкатился, Первосвященник Ву Вужоу, по прозвищу Шаман, с лицом Будды стилизованного под европейца и шарообразной фигурой, в которой невозможно было угадать, ни плеч, ни бедер, ни тем более, талии. Короткие ноги, почти отсутствующая шея, и напрочь лишенная растительности голова, еще более усиливали его сходство с биллиардным шаром.

– Господи, ну почему все священники такие жирные, – пробормотал свои мысли вслух Морган.

– Они-с, постятся-с, – в свойственной ему манере пробурчал Косыгин. От другого лифта приближалась стройная и пропорциональная фигура министра финансов Райхмана Вагшаля, по прозвищу Счетовод, одетого в строгий деловой костюм. Уверенный вид и вышколенную осанку министра несколько портил хищно изогнутый нос. А острый слегка прищуренный взгляд, холодных, почти черных глаз, создавал у собеседника ощущение, что он находится под постоянным прицелом. Мимикой Райхман владел превосходно, широкая улыбка долженствующая излучать приветливость, наоборот, словно джеб боксера, удерживала противника на соответствующей дистанции. Последними вошли министр пропаганды и министр юстиции. Клаудио Кортеза Игнасио, отпрыск известного мексиканского мафиози Теодора Гарсия Сименталя, унаследовавший прозвище своего «знаменитого» пра – прадеда Эль Тео, и Бабаджай Зикимо Зубери жгуче черный уроженец Южной Африки. Клаудио – сухопарый и подтянутый мужчина, невысокого роста. На вид лет сорока – сорока пяти, со смуглым, изрезанным острыми морщинами лицом, строго очерченной линией губ и вечно презрительным выражением лица. Бабаджай, как типичный представитель своего народа, отличался гуталиново-черным цветом кожи, жесткими короткими, курчавыми волосами, развитой, при среднем росте мускулатурой, и нежным почти девичьим овалом лица с по – детски припухлыми губами. При внешней мягкости и податливости, характер Зикимо по прозвищу «Зверь» определялся особой жесткостью, или даже жестокостью. Выходец из самых нижних слоев общества, благодаря полному отсутствию совести, и даже зачатков какой либо жалости и сострадания, докарабкавшись до своего положения, буквально по трупам, внушал ужас не только подчиненным, но и некоторым членам Совета. Он был ярым противником Ву Вужоу, и полностью поддерживал апологетику всеобщего истребления, Дика Моргана. При этом, в его руках находилось восемьдесят пять процентов средств массовой информации и весь Совет, хотя или нехотя, вынужден был считаться с его мнением.

– Начнем, – будничным ни чего не выражающим тоном, произнес Счетовод. Совет, велся каждым членом по очереди. Это, не давало ни каких преимуществ, кроме права «ВЕТО». Ведущей мог, воспользовавшись этим правом, аннулировать все решения Совета проводившегося под его руководством. В этом случае, нумерация текущего Совета обнулялась, и негласно считалось, что такого Совета вообще не проводилось. К слову сказать, количество непризнанных Советов, достигало тридцати процентов от общего числа проведенных.

– Начнем, – подтвердил Кортеза.

– Кто мне скажет, что произошло? – спросил Счетовод.

– Произошла маленькая война, – ответил КГБ.

– Из – за чего? – спросил Счетовод.

– Из – за куска мерзлой земли, – пояснил Косыгин.

– Я не понял! – возопил Шаман.

– Зачем нам ЭТО?

– Успокойтесь святой отец, – парировал Морган. – Это не Ваша епархия!

– Это случайность, нонсенс, игра случая! – быстро проговорил Морган.

– Если министр безопасности относится к этому так, – буркнул Косыгин, – то я умываю руки. Дик Морган, дернулся.

– Косыгин, сволочь, всегда находил слабые места. Но сейчас надо было держать лицо!

– Да я к этому, отношусь так, – заявил Морган.

– Важно, не то, как ты к этому относишься, важен результат! – сказал Косыгин.

Морган почти физически почувствовал этот удар.

– Есть и результат, – пытаясь взять себя в руки, продолжил Морган.

– Два неизвестных стратоплана, проникшие на территорию ЗКП РВСН в Баренцевом море уничтожены!

– Уничтожены два, – подтвердил Косыгин, – а сколько их было?

– Трудно сказать, – согласился Пират, – там повышенная ионизация была, изначально, станции показали от одного, до двадцати.

– А если их и было двадцать? – язвительно спросил Косыгин.

– То все равно, все сдохли. Сгорели в ядерной печке, – подытожил Пират.

– Я одного не пойму, откуда у них ядерное оружие? – спросил Шаман.

– Это не у них, это у него, – кивнув на Моргана, устало сказал Косыгин.

– По моим данным, из двадцати четырех штурмовиков, два были снабжены ядерными боеголовками, как раз соответствующей мощности. Какой у них был приказ? – обращаясь к Пирату, спросил Косыгин.

Врать было бессмысленно и Морган, стиснув зубы ответил:

– Уничтожить остров Галля, стереть его с карты планеты.

– Задача не выполнена, штурмовики потеряны, кто управлял стратопланами, мы не знаем, – флегматично подвел итог КГБ.

– Я сомневаюсь в Вашей компетентности, министр, – внезапно заявил Шаман.

Это были страшные слова. Сомнение в компетентности означало, что все автоматически объединяются против одного. Так было в самом начале, после Последней войны. Тогда стол был восьмиугольным и напоминал компас с нанесенными румбами. Но сомнения в компетентности бывших министров и определили нынешнюю шестиугольную форму.

Шаман действовал наверняка. По предварительной договоренности с Косыгина с Клаудио Кортеза, именно он ведущий совет, именно Шаман должен был бросить эту фразу.

– Поддержат, обязательно поддержат, не могут не поддержать, – мысленно уговаривал себя Шаман. Ведь как заманчиво было, используя ошибку в управлении, свалить все грехи на Пирата и добиться его вывода из Совета.

Морган вздрогнул и напрягся. Он мысленно просчитывал, что успеет сделать. По любому выходило, что после всего, Шаман не смог бы восстановиться.

– Тебя это не спасет, – ткнув пальцем в сторону Шамана, прорычал Морган.

– Тебя, только тебя, я выбираю своей целью, – заявил Пират и шагнул к лифту. Формально Морган, бросил вызов только Ву Вужоу, а не всему Совету. Но он прекрасно понимал, что ему не дадут разобраться с этим святошей один на один. Однако он должен был попытаться, должен был использовать свой единственный шанс. Уж лучше всеобщий ядерный пожар, полное уничтожение этой планеты, покрытой человеческой плесенью, чем прозябание, пусть и богатенького, но отстраненного от власти нувориши.

Настала очередь вздрогнуть Шаману, если этот безумец обрушит силы всех своих легионов на одного него, то от его империи останутся ошметки, которые с легкостью дожрут остальные.