Профессор, с которым Марина подружилась в поликлинических очередях, искал валидол: "Ну и сволочи. Своими бы руками задушил. Ведь глумятся! Едешь во Францию - сдавай кровь из пальца, а если в Англию - уже из вены! А кто в США оформляется? Всю кровь выпьют".
В понедельник с семи утра образовалась очередь к Тамаре Ивановне, за печатью. В десять часов бодрая и свежая зав.поликлиникой объявила: "Товарищи! Придется немного подождать: срочное совещание зав.кабинетами. Не волнуйтесь! Всех приму!"
Четырнадцать женщин, зав.кабинетами, гуськом прошли в кабинет Тамары Ивановны. Из-за двери в коридор донеслось:
- Попрошу потише! Наборы сегодня такие: две банки тушенки, правда, свиной, три пачки индийского чаю, банка горошка и перец черный, молотый. И в нагрузку четыре банки морской капусты.
- Хорошие наборы! Морскую капусту можно мелко-мелко нарезать и понемножку в винегрет добавлять.
- Тише, товарищи! Есть еще теплые югославские кальсоны, с начесом. Размеры - только маленькие.
- А больших нет? А цвет какой?
- Это же кальсоны! Какая вам разница, какой цвет?
"Да-аа, - думали изнывающие за дверью преподаватели, - ведь небось клятву Гиппократа давали, бесстыжие..."
За две недели до поездки Ирочка из иностранного отдела догнала Марину на Университетской набережной.
- Ой, хорошо, что вас встретила! Не пропустили вас. Сказали, что международная обстановка осложнилась. Пускают только партийных, с опытом преподавания за рубежом. Ничего, в следующий раз поедете!
Ирочка вскочила в подошедший троллейбус, только зажатая дверьми красная юбка торчала наружу.
В голове у Марины стало пусто и гулко. "Три месяца потратила на идиотские комиссии, десять врачей обошла... Заискивала. Унижалась... Поделом".
Домой идти не хотелось. Хотелось просто посидеть на скамейке. Марина не заметила, как забрела в зоопарк, - ноги помнили, что там есть скамейки. В грязной клетке, на полу лежал какой-то безымянный зверь среднего размера - таблички на клетке не было. Он лежал в дальнем углу, не шевелясь, хвостом к публике, мордой к нечистой стене. Не желал глядеть на людей. Презирал. Или очень давно устал жить. Марина поняла, чего она хочет: лечь с ним рядом, спиной к детям и мужу, и долго лежать так, не шевелясь.
1993
СВОБОДНЫЙ ДЕНЬ
К сорока пяти годам жизнь, наконец, вошла в берега, и ее уютная монотонность начала Кате нравиться. Появились любимые привычки: утром пить чай в одиночестве с припрятанной с вечера газетой. С первой чашкой хорошо шли статьи про коррупцию московских властей или про местные безобразия. Со второй - журнал "Огонек" за 1951 год, годовой комплект сохранился на антресолях у родителей. Катю завораживали фотографии сорокалетней давности: женщина-лаборант измеряет линейкой сливу нового сорта, а профессор, высоко подняв пробирку, рассматривает гибрид, выведенный коллективом лаборатории. Агитатор Молотовского избирательного округа майор Шептуха проводит беседу в семье московских астрономов. Эти прически и этот покрой платья были оттуда, из начала жизни. Люди с черно-белыми лицами застыли, вслушиваясь в гул ледника, который снова двинулся на страну после войны, и хотели, притихнув, укрыться в работе: "Ледниковый период полностью одобряем". "Камнепад поддерживаем".
Катя часто вспоминала то время. Вот она выходит во двор - чистый, солнечный, с фонтаном. Лифтерша говорит ей в спину, что она вылитая мама, и что вся семья у них замечательная. Счастье переполняет Катю, и она начинает носиться вокруг фонтана круг за кругом, круг за кругом.
День, начинавшийся так хорошо, редко кончался без слез: брат, пробегая мимо, вырвет из рук сумочку с желудями, или няня напугает: вчера люди видели - мужчина подошел к песочнице, взял девочку за руку: мол, пойдем, тебя мама ждет - и пропала девочка... Мужской пол был для няни врагом номер один. Всякий, носивший брюки, был у нее на подозрении, и Катя сердцем приняла нянины заветы. Врагом номер два были Соединенные Штаты Америки: "Жуков да комаров насылают, вот урожай и гибнет". За то, что няня не шла на поводу у Америки, Катя любила ее еще сильней. Катина няня давно стала членом семьи, и странно было слышать, как перед сном она жаловалась, глядя в окно, что нет у нее своего угла, а то давно бы ушла - устала.
После прогулки в Ботаническом саду няня читала вслух сказки народов СССР, а Катя, сидя за большим столом, заштриховывала опушку в альбоме "Раскрась сам". И хотелось просидеть так, раскрашивая, до взрослой жизни. Но от альбома для раскрашивания пришлось оторваться и перейти по мосту через речку Карповку в сталинскую женскую школу.
Катю посадили на заднюю парту рядом с девочкой, с которой никто не хотел сидеть.
- Чего уставилась? - прошептала девочка. - Сама опоздала, а воображает.
Катя вскоре догадалась, что с соседкой по парте не надо дружить: та ходила в рваных ботинках и плохо мыла руки. Отец бил ее смертным боем.
На перемене у стола учительницы толпились девочки:
- А Выгодская резинку забыла.
- Вы сказали не бегать по коридору, а Файнберг бегала.
- А Невзглядова запиралась в уборной и кричала оттуда, что мы дуры.
Учительница ласково глядела на ябедниц. Вскоре ученицы были перетасованы: девочки из хороших семей сели в одну колонку, а дочки уборщиц и посудомоек - в другую. Катю посадили к дочке ученых: папа писал книги о вкладе колхозных сказительниц в советскую литературу, а мама вела в отрывном календаре ежедневную рубрику "Восход и заход солнца". Спускаясь по лестнице после уроков, Катя думала: "Как мне повезло - живу в советской стране, где покончено с бедностью и все равны. Догадывается ли учительница, что я уже готова служить народу? И правильно, что бритых, убогих девочек посадили в одну колонку. Раз не хотят хорошо учиться, пусть сидят отдельно!"
В Катиной школе не было ни одного учителя-мужчины, да и за девочками никогда не приходили папы. Были в классе девчонки, которые рассказывали про мужчин истории, леденящие кровь, а тень позора падала и на ту, которая рассказывала, и на ту, которая, замирая, слушала. Из стен школы Катя вышла, презирая мужчин. Так, вообще, на всякий случай.
Катя вставала в шесть утра, чтобы никто не мешал раннему чаепитию, а если сын или муж ненароком просыпались рано, то в кухню не совались: себе дороже.
