Но событиям суждено было совершиться не в пользу Афона. Не смотря на общий и энергический протест всего восточного духовенства против Кузы, европейская конференция, собравшаяся в Константинополе для решение вопроса о монастырских имениях, в сентябре 1865 г. объявила константинопольскому патриарху, что эти имение должны быть конфискованы в пользу народа и что о возвращении их монастырям не может быть и речи. В виде вознаграждение за убытки, конференция предложила для раздачи монастырям сумму в 150 миллионов пиастров (около 7,500,000 рублей), назначенную для этой цели румынским правительством. Дело таким образом было окончено и имение перешли в другие руки.
Бог знает, к худшему или к лучшему поведёт отнятие этих земель у Афона?… Бесспорно, что теперь его влияние в княжествах исчезнет и главнейшие капиталы страны пойдут на удовлетворение других интересов, чуждых Афону. Бесспорна, что сумма, предложенная конференцией, слишком мала и никогда не в состоянии вознаградить монастыри за понесенные ими убытки, и что вследствие этой меры большинство братии должно будет удалиться с Афона и на нём останутся только истые аскеты. Но бесспорно и то, что отнятие имений Кузою может послужить примером для других правительств, которые впоследствии пожелают отнять и остальные земли у Афона и тем в конец подорвать его силу. Конечно, у Афона, как увидим ниже, кроме дохода с имений, есть много других источников дохода, но все эти источники имеют характер более или менее случайный и если Афону придётся только этими источниками поддерживать своё существование, он окончательно потеряет свою независимость, а с нею и свой громадный авторитет в глазах местного населения.
Кроме постоянного дохода с имений вполне обеспечивающего прокормление братии афонской, монастыри имеют ещё другие частные доходы, и в этом отношении старцы монастырские изыскивают всевозможные средства к увеличению общинных капиталов на случай разных построек и других непредвиденных расходов.
Каждый новый постриженец бывает выгоден для обителей афонских. В штатных монастырях с каждого постриженца, при вступлении его в монастырь, берут в монастырскую кассу неопределенную сумму денег, смотря по состоянию постригающегося; а в киновиях, где запрещена всякая личная собственность, всё имущество постригающегося поступает в полную собственность монастыря. Потому каждый монастырь, ради собственных выгод, старается сманить в монашество людей побагаче, а бедных не слишком жалует.
Случается, что русским монахам-киновиатам присылают из России письма вместе с деньгами. Какой-нибудь земляк, или родственник, соболезнуя о трудах монашеских, земляка, сунет ему в письмо рублишко, другой, чтобы, сердечный, мог хоть тайком отвести душу и погулять. Все такие письма вскрываются ещё в Одессе особым благодетелем, который копит эти деньги, а потом в общей сумме пересылает в монастырь.
Затем, значительный сбор Афону доставляют его многочисленные поклонники. С обыкновенных богомольцев, нищих духом и карманом, пожива очень плоха, и даже их самих, из жалости, иногда приходится кормить бесплатно. Но чуть появится поклонник более или менее капитальный, весь Афон обращает на него внимание и встречает как почетного и выгодного гостя, стараясь всевозможными средствами привести его в умиление и расположить к щедрости. В какой монастырь он не пожалует, везде, после поклонение местной святыне, ему отведут лучшие комнаты, а потом с кротким смирением и печальными лицами соберутся к нему старцы и горько будут жаловаться на свою бедность да долги неоплатные; намекнут на спасение души, на вечные молитвы свои за благодетелей, – и разжалобят наконец поклонника [59]. Особенно наши русские купцы не могут равнодушно слышать эти жалобы. Видя себя предметом общего внимания, заседая на почётных местах в церкви и трапезе, соблазняясь почётным именем ктитора и благодетеля монастырского, купец, наконец, вынет мошну свою.
– Была, не была, скажет он старцам: – чем нашему брату на скверные дела тратить деньги, лучше вам помочь: спасайтесь-ко на мой счёт, отцы, только чур молиться шибче за мою душу, а как помру, так, значит, сорокоусты править… Слышите?
– В веки вечные поминать будем, брате! ответят старцы и дадут ему собственноручно записаться в поминальную книгу.
Иногда старцы, заметив, что капитальный поклонник чересчур разжалобился, попытаются узнать: не имеет ли он желание сам принять монашество, и если имеет, то попросят его, ради нужд братии, поскорее выписать из мира свои капиталы, чтобы они не пропали там; а если нет – попросят поискать им в мире богатых благодетелей и заявить, где придется о нуждах Афона. Отыскав благодетелей таких, старцы ведут с ними постоянную переписку в душеспасительном тоне, а те изредка присылают им деньги и, умирая, даже отказывают им значительные наследства.
Приходилось и мне выслушивать жалобы монашеские на бедность и соболезновать вместе со старцами, что горю пособить нечем.
– А имение у вас есть где нибудь? спросил я однажды в Ставроникитском монастыре, выслушав длинные жалобы.
– Какие у нас имения? отвечали мне старцы уныло: – мы люди бедные. Есть маленькая землица в Валахии, да пользы с ней мало.
– Сколько, например, в год?
– Да всего каких-нибудь тысячу голландских червонцев. А нас ведь тут тридцать человек спасается.
– Значит, приходится по 100 р. с. на брата в год. Ну, а хлеб как?
– Хлеб, конечно, получаем с Кассандры, да мало до того, что лишнего ничего не остается.
И это считается на Афоне бедностью, потому что не даёт запасного капитала. И в самом деле, Ставроникитский монастырь один из беднейших на св. горе.
Странно иной раз слышать эти жалкие речи среди такой обстановки, которая прямо говорит о достатках монастыря. И надо правду сказать, что русские не так способны на эти лицемерные речи, как греки и, вообще, восточные жители.
Верным и капитальным пособием для монастырей служат, наконец, сборы по миру доброхотных подаяний и каждый монастырь с нетерпением ждёт того времени, когда ему получится разрешение на сбор [60]. Обязанность сборщика старцы обыкновенно поручают людям сметливым, ловким и бывалым, потому что от этих качеств преимущественно зависит цифра сбора. Отправление сборщика в мир бывает очень трогательно. За ним ухаживают, наставляют как действовать, надают ему кучу рекомендательных пи сем к разным щедрым и влиятельным лицам; затем служится молебен и начинается чин прощанья. Каждому старцу сборщик кланяется в ноги и просит благословения, с каждым братом целуется в плечо.
– Благословите отцы, говорит он в смущении: – благословите послужить ко благу св. обители нашей!… Ревность имею ко благу.
– Послужи отче, послужи! Бог благословит! Только бегай искушений: бес бо силён.
– Буду бегать. Сотворю послушание вам.
И идёт он, напутствуемый сотнями братских благословений и многие с невольною завистью глядят на отъезд его в мир. Редкий из братии отказался бы от такого лестного и выгодного поручения, тем более, что под предлогом сбора здесь представляется возможность со спокойною совестью покинуть Афон и повидаться с родиной.
Так как в Россию дозволяется являться сборщикам афонским в виде особенной милости, и эта милость, даётся не часто, то сборы на нужды монастырские, конечно, всею тяжестью ложатся на бедные классы местного православного населения. Сборщики, круглый год, бродят по сёлам славянским и греческим, стараясь по возможности разжалобить поселян; но надо признаться, что эти жалобы не совсем достигают своей цели. Народ, изнурённый частыми поборами монашескими, принимает этих странников очень не дружелюбно. Поэтому сборы доброхотных подаяний здесь подвигаются туго и, чтобы собрать кое-что, сборщикам приходится обращаться к разным уловкам, выдумывать новые приемы и подчас даже употреблять насилие. Сами сборщики рассказывали мне, что «благочестие народное на востоке до того умалилось, что приходится собирать только под страхом проклятие небесного.» В самом деле, с местными жителями сборщики обходятся крайне бесцеремонно и в каждой семье требуют денег не как благотворения, а как неизбежной подати Афону, угрожая в противном случае гневом небесным и адскими муками.
