Кажется, что в финальной сцене подрывной заряд начал иссякать, если только не предполагается, что мы должны посочувствовать Симпсонам. Сам Энгельс в часто цитируемом письме к молодому писателю замечает, что автор «не должен преподносить читателю на блюде будущее историческое разрешение описываемых им социальных проблем»[294]. Читатели (или, в данном случае, зрители) должны немного потрудиться сами. Но, кажется, авторы «Симпсонов» делают все возможное, чтобы мы не начали сочувствовать семье или кому-либо страждущему или борющемуся. Из-за их явного нежелания примыкать к одной из сторон, насмешкам в равной степени подвергаются слабые и сильные. В то время как Гручо открыто подбрасывал банановую кожуру под ноги богачам, надменным ученым, продажным политиканам, авторы «Симпсонов» разбрасывают их повсюду, поэтому иммигранты, женщины, старики, южане, гомосексуалисты, толстяки, отличники, политические активисты и представители любой маргинальной группы тоже рискуют оказаться под ударом не меньше промышленных магнатов. Кажется, никто не застрахован от критики и насмешки.

Взять, к примеру, портрет рабочего класса. Если отбросить в сторону замечание Лизы, можно было бы ожидать, что насмехавшиеся над богатыми гольфистами авторы встанут на сторону рабочих. В свете отвержения первой группы это кажется разумным предположением. Однако подобная симпатия или эмпатия не является сквозной для шоу в целом. В самом деле, манера изображения рабочих наводит на мысль, что для сценаристов и продюсеров сериала ниспровержение не предполагает ни протеста против несправедливых условий труда, ни борьбы за улучшение жизни рабочего класса. В эпизоде Last Exit to Springfield [76] члены профсоюза («Братство джазовых танцоров, кондитеров и специалистов атомной энергетики»), возглавляемого рабочими Ленни и Карлом (Ленин и Маркс?), не раздумывая, отказываются от «зубной страховки» ради бочонка пива для каждого собрания профсоюза. За этим следует забастовка, и хотя к концу эпизода профсоюз все-таки достигает своих целей, это происходит лишь благодаря тупости мистера Бернса и президента профсоюза Гомера. В другой серии, также посвященной забастовке, учителя несут плакаты с надписями «Арбуз — это А, прибавка — это Б»[295] и «Дайте, дайте, дайте». Именно профессия характеризует и делает узнаваемыми многих персонажей, и трудно вспомнить хоть одного (кроме Фрэнка Граймса, продержавшегося недолго), кто не был бы растяпой, неудачником, подхалимом, неучем, некомпетентным, аморальным или нечистым на руку специалистом, преступником, а то и просто тупицей. Очевидным примером последнего является, конечно же, Гомер. В одном незабываемом эпизоде Гомер предотвращает взрыв на атомной электростанции Шелбивилля, нажав нужную кнопку наугад.

Такая ничем не связанная всеобъемлющая критика не позволяет определить, против чего именно направлена сатира «Симпсонов». Это как если бы Джонатан Свифт, обвинив англичан в мучениях ирландских бедняков, облил бы презрением самих ирландцев. Поскольку объект критики неопределен или всеобъемлющ, в некоторых эпизодах зрители, наверное, не улавливают суть. Когда католическая церковь оскорбилась пародиями в рекламных роликах, сопровождавших матч на Суперкубок, исполнительный продюсер шоу перед повторным показом изменил ключевую фразу в соответствующем фрагменте серии. Подобное давление наводит на мысль о корпоративном контроле даже над якобы подрывными шоу, но одновременно указывает на тот факт, что сатира, не имеющая четкого представления об идеале, легко переносит исправления. Шоу нападает на все, что угодно, пока это позволяют рекламодатели и зрители. В остальном же — никаких правил.

Без утверждения основных ценностей, без представления о том, как может выглядеть лучший мир, «Симпсоны» соединяют отдельные комические моменты, из которых в совокупности не вырисовывается сколько-нибудь ясной, последовательной политической позиции, не говоря уже о позиции подрывной. В самом деле, поскольку подобные Scenes from the Class Struggle in Springfield [142] эпизоды заканчиваются реставрацией привычного социального порядка, когда загородный клуб остается на своем месте, а семья Мардж — в своей дыре, шоу подрывает собственную подрывную деятельность и скорее размножает, нежели низвергает те самые институты и общественные отношения, которые оно якобы атакует. Классовые антагонизмы, используемые в качестве повода сострить, укрепляются. Хотя сами по себе шутки могут быть исключительно смешными (неприличными, неожиданными, свежими), в сумме они складываются во взгляд, являющийся одновременно нигилистическим (мишенью выступает все, что угодно) и консервативным (традиционный общественный порядок сохраняется). Сатира рассыпается на отдельные шуточки, и мы возвращаемся туда, откуда вышли — в мир эксплуатации и борьбы. Акцент делается на самой шутке, порой даже одной фразе, на комическом сопоставлении, шокирующем трюизме, внезапно срывающемся с уст младенца. Но что-либо серьезное, например последовательная политическая или социальная философия, игнорируется. Когда Гомер во время ссоры дочери с албанским учащимся, приехавшим по обмену, произносит одну из своих самых запоминающихся фраз:

мы не знаем, как на это реагировать[296]. Можем ли мы принимать всерьез хоть что-то из сказанного Гомером, или это всего лишь очередная остроумная реплика, коих в шоу множество? Имеют ли догадки Гомера такой же вес, как некоторые другие его замечания?

Большинство зрителей понимают, что мудрый, восприимчивый и диалектически мыслящий персонаж мог бы произнести первую сентенцию, но этот же персонаж не произнес бы две другие реплики. Свойственная Гомеру непоследовательность делает его просто рупором для озвучивания придуманных авторами строк. Каждая шутка смешна в своем узком контексте, но их совокупная ценность почти равна нулю как с позиции усовершенствования мира, так и позиции искусства, правдиво отражающего жизнь и поступки людей. Конечно, «Симпсоны» — это не реалистическая телевизионная программа, но когда персонаж ради произнесения удачной авторской остроты становится еще менее человечным и еще более расплывчатым, зритель никак не может быть с ним солидарен. В данном случае обоснована единственная претензия авторов на подрывную роль, а именно, происходит разрушение характеров. Выживает только шутка. Ничто не имеет особого значения. Дети должны быть бодрыми. Перефразируя Маркса, можно сказать, что все твердое плавится в насмешке.

Пусть «Симпсоны», в отличие от традиционной сатиры, и не намекают на представление о лучшем мире, с марксистской точки зрения данный сериал можно рассматривать как точное отражение жизни в Америке на стыке тысячелетий. Не бросая вызов господствующей идеологии, «Симпсоны», как всякий продукт культуры, продолжают и отражают материальные и исторические условия той эпохи, в которую они были созданы. Другими словами, они отражают идеологию американского капитализма конца XX века. Идея о том, что в целом сериал скорее воплощает идеологию, нежели подрывает ее, подтверждается также тем фактом, что над созданием телевизионного сериала работает не один сценарист (хотя в каждом эпизоде основную работу делает один человек), а целая команда как минимум из шестнадцати сценаристов и множества других людей. Даже одному сценаристу, работающему над длинным текстом, сложно поддерживать последовательность и связность повествования. Поэтому удивительно, как в «Симпсонах» удается сохранять такое единообразие. Но поскольку над мультфильмом работает так много людей, то можно предположить, что он — не продукт гения одного автора, а результат труда целого коллектива, который создает сериал в соответствии с линией, намеченной одним человеком (Мэттом Гроенингом), и ориентируется на массового потребителя, привыкшего к образам в ритме стаккато, тематической бессвязности и обрывочным мыслям.