Шёл 1453 год от Рождества Христова, когда повергло Византию воинство османское и пал Константинополь - последний оплот христианства на окраине Европы.

Давно попрала туфля султанская оба Болгарских царства и стояла армия магометанская у Дуная, грозясь в христианские земли хлынуть, крепости и церкви порушить, дома и дворцы ограбить, книги и иконы сжечь, святыни осквернить, храмы в мечети перестроить, воинов, женщин, детей и стариков обезглавить, семьи разлучить и продать люд в рабство, а девушек красивых отправить в гаремы султана и вельмож его.

Призвал тогда Папа Римский королей европейских собрать крестовый поход против магометан и пролить кровь за святое дело охранения земель христианских. Но ни германцы, ни италийцы, ни франки, ни саксы не желали прийти на помощь ромеям Мории и Трапезунда. Называли они их греками, а османов - троянцами, и говорили, что падение Константинополя есть возмездие за падение Трои, что кара это греческим схизматикам за раскол - отпадение их от истинной веры латинской.

Вот уже и престарелый сербский деспот отдал османам земли свои, а мунтянские господари платили исправно дань султану. Но кому волноваться о них, еретиках и раскольниках? Все горести их где-то там, на востоке, и далеки магометане от Рима. Да вот только подбиралось войско османское к границе королевства Унгарского.

Но велико было королевство. Омывало море его западный предел, а восточный - закрывали горы Карпатские, высокие. Там, в дремучих лесах Эрдея, поселились секеи - вольные люди, что веками охраняли восточную окраину королевства Унгарского. Воины и землепашцы, жили они своими силами, ни на кого кроме самих себя не надеясь. Жили в эрдейских городах и пришлые саксы - торговцы и рудознатцы, и Эрдей называли они Семиградьем по числу больших замков в земле этой. Жили там и влахи-крестьяне, а над каждым из них стоял барин-унгарец, ибо были влахи раскольниками православной веры. Родичи же влашские жили в Мунтянской стране, что пролегла на юге меж Карпатскими горами и Дунаем, где леса равнины сменяют. А за Дунаем остановились османы воинственные, жестокие, всё ждали часа своего, дабы ступить на землю христианскую и своею сделать. И каждый секей знал - как только падет Мунтения, падет и их Эрдей вскоре.

Жили в глухом эрдейском хуторке отец и сын из рода Нагилаки, ни знатностью, ни богатством не отличившиеся, зато свободные. Все мужчины семьи их были воинами, ведь выпало на долю Эрдея и соседней Мунтении немало бед от пришлых османов. Сам воевода Эрдея призвал воинов Нагилаки в дружину свою, дабы послужили они верой и правдой краю родному.

В былые годы бил Дьёрдь Нагилаки с воеводой Яношем османов у Семендрии и Железных ворот, ходил с ним в Долгий поход, брал Германштадт, Ниш и Софию, сражался с христианским воинством при Варне и на Косовом поле.

Сын же его Эжеб в свои семнадцать лет на войне ещё не бывал. Уж пять лет прошло со дня, как отгремела последняя битва близ Унгарского королевства, и всё ждал Эжеб Нагилаки, когда же сможет он силу свою испытать. Оглядел воевода Янош его не по годам могучий стан, оценил рост великий и предрёк - славным станет ратником Эжеб в войне грядущей.

Но не помышлял уже воевода о новом крестовом походе на магометан. Как только пал Константинополь, ясно ему стало, что не в бой идти придётся, а оборону держать.

Знал воевода Янош, что в борьбе с воинством османским нельзя ждать помощи от христиан из стран западных, лишь на свои силы полагаться стоит. Девять лет прошло, как при Варне убит был в бою король унгарский Уласло по глупости своей, а не злонамерению османскому. И не один он убит - всё войско вместе с ним полегло, и победа, что у христиан почти в руках была, ускользнула к султану османскому.

Вот тогда-то мунтянский господарь обвинил воеводу Яноша во всех бедах и смерти короля Уласло, да заточил его в темницу. А сербский деспот, и того хлеще, хотел выдать воеводу на растерзание султану. Вот только правитель магометанский куда благороднее христиан оказался и отказался пленника принять.

- Нельзя ни на кого надеяться, - вздыхал после стольких лет воевода Янош перед старым другом своим Дьёрдем Нагилаки, - даже на собственного короля и вельмож его. Кто мы здесь, в Эрдее, для всех них, что далеко в Буде сидят? Окраина королевства, дикие люди из леса. Не видят они из своего престольного града наши беды и горести. Только соседи наши в Мунтении и Молдове могли бы понять нас. Жаль, не те господари занимают там свои престолы.

И то верно. Помог некогда воевода Янош Владиславу, Данову сыну, занять мунтянский престол в первый раз и вернуть его во второй, да быстро позабыл господарь Владислав, чьей милостью влахами правит, и сдался он османам - стал магометанам дань платить за то, что не пойдут те войной на Мунтению. А господари молдавские Алексэндрел и Петру Арон только и делают, что борются за престол и сменяют на нём друг друга чуть ли не каждый год. И ни тому, ни другому дела нет до магометан, что стоят у границы молдавской.

- Нет у меня союзников, - сокрушался воевода Янош. - Коль погибну я в бою, некому будет защитить ни Эрдей, ни Унгарию. Пройдут османы по землям Мунтении и Молдовы беспрепятственно в наш край, а потом и на Буду пойдут...

Печалили воеводу господари земель соседних. Но ещё больше тревожили его господари бывшие.

Жил в городе эрдейском Сегешваре Влад, Дракулов сын, молодой господарь земли Мунтянской, воеводой Яношем свергнутый. Был он в малолетстве вместе с братом своим отдан отцом-господарем османскому султану в залог мира меж Портой и Мунтенией. Коли бы сманили его отца унгарцы на войну с османами, приказал бы султан Влада ослепить, а то и вовсе без головы оставить. Так и стал его отец послушным османам, да только убили его, а кто да где, так и неизвестно. Вот тогда-то и задумал султан Влада из плена отпустить, дал ему войско с золотом и отправил в Мунтению занять престол господарский. Был в те дни воевода Янош на Косовом поле, где бил магометан, а через два месяца нагрянул воевода в Мунтению, прогнал оттуда ставленника османского и посадил на престол господаря Владислава, что нынче оказался не лучше османов. С тех пор и скитается бывший господарь Влад, не находя себе пристанища - в Мунтении дружинники Владислава и убить могут, в Порту возвращаться ему тоже нет охоты. Гостил он у дяди, молдавского господаря, пока того не убил родной брат. С тех пор осел Влад в Эрдее, в городе Сегешваре вместе с братом двоюродным Штефаном, сыном убитого господаря молдавского.

Говорил о Владе воевода Янош:

- Ох, хитер же он. Себе на уме, да ты пойми, чего ему надобно. Когда с османами в обозе ехал, султану был покорен, а как только вышиб я его из Тырговиште, стал клясться, что готов османов убивать без пощады. Вот и думаю я, врёт, юнец, или вправду вспомнил о долге своём христианском?

Решил воевода Янош испытать Влада в бою, ибо слышал, как в Молдове храбро бился тот с ляхами, что шли войной на землю дяди его покойного. Отправил воевода послание Владу с верным дружинником своим Дьёрдем Нагилаки и сыном его Эжебом. Спрашивал воевода, желает ли Влад послужить оружием и доблестью на войне с османами, на что ответил молодой мунтенец, что всегда готов пролить кровь за веру христову.

Пока спешил старый Нагилаки к воеводе с ответом, сын его Эжеб остался в Сегешваре с наказом за Владом присмотреть. Было ему это задание и любопытно и тяжко, ведь был черноусый Влад старше его на пять лет и успел в бою побывать. А Эжебу всё не терпелось показать удаль свою, вот только не время было для войны. Многое узнал Эжеб от Влада и об искусстве воинском, о владении мечом и о стрельбе из арбалета. Не то, чтоб не знал Эжеб этого ранее и не учил его отец, но поведал ему Влад о том, как османы в бой идут, ведь многому научился он в плену султанском, многое увидел, многое узнал о вражьих обычаях.