Промахнулись с пленником, не рассчитали силы, теперь слушайте музыку и обходите вокруг.

Пятнадцать лет Дейв проходил в буш этой калиткой, напиться тёплого ветра, предварив маленьким глотком прохладного, свежего воздуха: "Го-ом..."

Начало их перемирию положил случай.

В углу сада Дейв по весне искал грядку с многолетником, забылся и зашёл на территорию горана. Поздоровался. Попрощался с жизнью, но ушёл беспрепятственно. Ушёл живым. С тех пор они обменивались кратким приветственным взглядом. Не каждый день, не дольше кивка. Иначе - что тебе тут зоопарк?..

В отличие от Рекса Дейв не считал местных зверями. Легенда, что они недоумки, предназначалась для вновь прибывших.

Из комнаты связного до щитовой - два шага, чтобы дёрнуть рубильник и отключить цепь. Голиаф не мог этого знать, но знал совершенно точно, как и то, что этого не произойдёт, раз уже не произошло. И Дейв знал, что получает в качестве одолжения. "Го-ом..." За пределами сада о Голиафе он не думал, как о своей совести.

Гораны ненавидели тёмную, густую зелень, насаждённую захватчиками. Кустарники буша охристы, ажурны, перед бурей они светлые, будто под солнцем. Листва узкая, напоминает ворсистые иглы.

Дейв наблюдал, с каким выражением Голиаф пытается в ясный день разглядеть горы в дымке, как нюхает сухую колючку...

Однажды выдался случай сделать и ему одолжение.

Вернувшись из буша, Дейв решил набрать вялой ягоды на посадку, раз сама не падает. Поздняя осень, по местным сезонам время сеять, черенковать. Голиаф оказался рядом и сделал нетипичный для себя жест: снял колючку с его куртки. Заискивающее движение руки озадачило Дейва, но не ввело в заблуждение. Целью была сама колючка, горбун её посадил. Она проросла, но затем начала увядать...

Дейв отрешённо задумался: способна ли подобная мелочь, став последней соломинкой, переломить хребет такому кабану.

Сгорбленная фигура. Не шелохнётся. Что, скорбь, ярость?

А ведь в буше этот чертополох, душистый в цветении, беспощадный к одежде встречается только на сухом жёлтом мху... И Дейв принёс этот мох. Не перевязав подарок бантиком, конечно, а вроде как для красоты, обложить клумбу...

В огромных ладонях горбуна жёлтые бархатные комья лежали как цыплята...

Собственно история их неотношений этим полностью исчерпывается.

Через пятнадцать лет история сделала кувырок.

Империя, забросившая оккупантов на планету горанов, посыпалась на глазах. Племена горанов тем временем восстановили численность, накопив силу не вдвое, не втрое, а с десятикратным запасом и показали оккупантам, что такое ад на чуждой земле. Это была лавина, сель. Последовательно: катапульты, дальнобойные луки... Топоры, мачете... Дубины с гвоздями...

Дейва оглушило, поволокло и выбросило в саду. Ни чьё лезвие не коснулось его.

Цепной горбун стоял свободен.

Младшая, пятнадцатилетняя дочка, которой ещё позволено, висела на отце, - "странно, она-то вообще не должна его помнить..." - остальные четырнадцать застыли в ряд, почтительные, отличаясь по росту так, что линейку можно положить на головы.

Голиаф отстранил девочку и направился к Дейву, с ошейником в руке, волоча железные звенья по дорожке. Изоляция сорвана, цепь обесточена.

Ошейник, согнутый из половинной дуги, холодом и тяжестью лёг на ключицы в полном сознании железной правоты, и они словно ждали его. Горбун продел в дырки звено от цепи, пальцами зажав концы наперекрест. Всё правильно, сто процентов.

Неожиданно Дейв увидел себя стариком. Через десять да ещё пять лет, на этой же цепи, в этом же саду. Но зрелище не напугало его. Внешнее и внутреннее наконец-то пришли в гармонию.

"Интересно, какая из твоих дочерей будет приносить мне кашу по будням и бродящую мякоть кактуса по праздникам? В день Цветения Буша... В день Триумфа Горанов... - подумал он. - Приходи сам хотя бы иногда. Теперь я буду произносить "го-ом..." и, клянусь, ни слова больше".