О происхождении и ранней жизни св. Диадоха до епископства ничего неизвестно. На епископстве же он славился и жизнию святою, и учением премудрым. Виктор, епископ Утики, что в Африке, в предисловии к своей Истории о мучительствах Вандалов (??§?? Ра1го1. Ьа1.?. 58), писанной им ок. 490 г., называя себя учеником его, в честь себя ставит такое название и прибавляет, что «Сей блаженный Диадох достоин быть превознесенным всякими похвалами, так как он оставил весьма много памятников православного учения о догматах и жизни христианской.» – Почему надо заключить, что он процветал во второй половине 5-го века, и может быть, не много не дожил до конца его, как можно догадываться из того, что в послании Эпирских епископов к Императору Льву (457–473) значится и его подпись. Другие обстоятельства его жизни неизвестны.

Из его писаний доныне известны: а) два слова, – одно на Вознесение Господне, с изложением православного учения о воплощении Бога Слова, другое – против Ариан; б) 100 глав подвижнических о жизни духовной, с 10-ю предшествующими указаниями последних пределов совершенства главнейших добродетелей.

Из сих писаний его приводит свидетельства Софроний, Патриарх Иерусалимский, в своем окружном послании против монофелитов (Библ. П. Фотия – чт. 231); не раз ссылался на него и прп. Максим Исповедник.

О подвижнических его главах, которые мы берем в свой сборник, блаженный Фотий отзывается так: «слово сие (т. е. 100 глав) премного полезно подвизающимся, и для тех, которые долгим упражнением приобрели навык в деланиях, ведущих к совершенству, не представляет ничего неясного; потому что в таком случае знание, опытом приобретенное, легко нападает на след учения, предлагаемого словом». Собиратели же греческого Добротолюбия в предисловии к сему слову говорят: «что св. Отец наш Диадох был муж, мудрый в деянии и светлый в созерцании, это всякому желающему можно узнать из дошедшего до нас в сохранности слова сего, которое он прекрасно составил, почерпая духовную мудрость из долговременного опыта своего и из божественных восхождений сердца своего. Разделив его на сто глав, он со всем тщанием раскрывает в них самые глубочайшие тайны желанной добродетели, преисполняя их притом частыми свидетельствами Божественного Писания и созерцаниями просвещенного верою разума. Можно сказать, что в сем слове он оставил для всех, следовавших за ним трезвенников и богоносных отцов, образцовое учение о священном трезвении совместно со всеми добродетелями. Почему найдешь, что очень многие из них обращаются к сим главам, как к самым верным указателям истины, и приводят из них дословные свидетельства в своих писаниях о трезвении. Так делали после бывшего при Андронике Палеологе Собора Григорий и Симеон Солунские, Григорий Синаит, святейший Каллист и многие другие, свидетельствуя тем о безукоризненности его учения.

Св. Церковь чтит память св. Диадоха, вместе со всеми святыми, просиявшими подвижнически, в сырную субботу. На службе в сей день во 2-й песни поется: «пою и Диадоха, купно с Евстафием и Ювеналием отцеверховными».

1) Предел, или верх совершенства веры, есть бесстрастное погружение ума в Бога.

2) Предел упования – преселение ума к чаемым благам.

3) Предел терпения – невидимого яко видимого зря умными очами, неуклонно стоять в терпении.

4) Предел нестяжательности – так желать не иметь, как иной желает иметь.

5) Предел разумения – не ведать себя в исступлении (или всецелом устремлении) к Богу.

6) Предел смиренномудрия – решительное забвение своих добрых дел.

7) Предел безгневия – великое желание не гневаться.

8) Предел чистоты – чувство, непрестанно прилепленное к Богу.

9) Предел любви – умножение дружеского расположения к тем, которые оскорбляют и поносят.

10) Предел совершенного изменения в сладостном вкушении Бога – вменять в радость прискорбность смерти.

1. О трех добродетелях, которые, как вожди, должны предшествовать духовному созерцанию ума[1]

Духовным созерцанием, братие, да предводительствуют вера, надежда и любовь – и наипаче любовь; ибо те (две – вера и надежда) научают только презирать видимые блага, а любовь самую душу чрез добродетели сочетавает с Богом, умным чувством постигая Невидимого.

По естеству благ Един Бог. Но и человек бывает благим чрез ревностное тщание о благих нравах, будучи изменяем в то, чем не есть по естеству, Тем, Кто существенно благ, когда душа чрез ревностное тщание о добре настолько соделается сущею в Боге, насколько она по силе своей возжелает того и деятельно взыщет; ибо сказано: будьте благи и милосерды, как и Отец ваш, Который на Небесах (Лк. 6, 36; Мф. 5, 48).

Зла нет в естестве, и нет никого, злого по естеству: ибо Бог не сотворил ничего злого. Но когда кто с похотением сердечным вносит в себя образ зла, тогда оно, несмотря на то, что не есть в естестве, начинает быть, в таком виде, как возжелал сего тот, кто так делает. Почему должно, со всем тщанием непрестанно памятуя о Боге, не внимать обычным позывам на зло; ибо добро, сущее в естестве, могущественнее зла, прибывающего в естество совне чрез навык, – так как то есть, а этого нет, – разве только когда содевается.

Все мы люди по образу Божию есмы[2]; быть же по подобию Божию есть принадлежность одних тех, которые по великой любви свободу свою поработили Богу. Ибо когда мы не бываем своими самим себе, отвергаемся себя, тогда бываем подобны Тому, Кто по любви Своей примирил нас с Собою; – чего никто не может достигнуть, если не убедит души своей не увлекаться прелестями жизни самодовольной и самоугодливой.

Самовластие есть произволение разумной души, с готовностию устремляющееся к чему ни захочет. Таковое произволение мы будем иметь готовым на одно толко добро, если всегда благими помышлениями будем истреблять всякий злой помысл.

Свет истинного ведения есть – непогрешительно различать добро от зла. И тогда (когда т. е. такое различение есть и по нему устрояется самая жизнь) путь правый, возводя ум к Солнцу правды, Богу, вводит его в беспредельное оное мысленное просвещение, – как с дерзновением (верою и упованием) взыскавшего наконец единой любви. То, что праведно, должно исхищать из рук поносящих то и попирающих, с безгневным воодушевлением; потому что ревность по благочестию одерживает победу не ненавидением (гневным), а обличением и убеждением (любовным).

Духовное слово вносит удовлетворительное убеждение в умное чувство; потому что оно (слово) действием любви исходит от Бога. Почему тогда ум наш без труда и тяжести движется в волнах богословствования, не терпя прискорбной и озабочивающей скудости светлых помышлений. В этом состоянии он свободно носится в многообъятных созерцаниях, сколько желает того действо любви. Доброе убо дело есть – для беседы о Боге всегда с верою ожидать воздействуемого любовию умного просвещения; ибо ничего нет скуднее ума, когда он без Бога берется любомудрствовать о Боге.