Цикл: Ксенофобия.

История первая.

Мизофобия.

Жаль, что дети мои не тебя назовут своей мамой

И мне жаль, что женою своей тебя не назвал.

Ты мне в сердце кинжал. Я тебя осыпал лепестками.

Алых, будто бы кровь, роз, отдавших жизнь за тебя.

Я тобою горел, ты тушила пламя слезами

Я тобою горел так, что ты испугалась огня.

Успокойся, не плачь.

Ни к чему пачкать тушью румянец.

Все одно ни к чему эти слезы не приведут.

Ты на венах моих танцуешь медленный танец

И я рад, что стихи мои меня переживут.

Я придворный твой шут, ты моя снежная королева

Ты минор мой, который я снова сыграл мимо нот.

А я буду шутить, как и раньше дурацкие шутки,

Знаю, что засыпаешь ты этой ночью с другим.

Отличаться от других с самого рождения, довольно, угнетающе. Я отличалась. Конечно, не сразу это поняла. Вначале я вообще, не понимала, в чем проблема? Почему я не нравлюсь взрослым? Из-за чего дети или бояться меня или обижают? И разве может так быть, что мама меня не любит? Да, такие вопросы очень часто задавались мной в пустоту. В тишину. И чаще всего, в тишине они и оставались.

Годам к пяти я, наконец, поняла, что отличаюсь. Даже узнала, как меня надо называть - Альбинос. Папа меня так назвал. Он в тот день пытался не ругаться с мамой. Кстати, я знала, что они очень часто начинают ругаться именно из-за меня. И в последнее время, чутко прислушивалась, стоило им начать.

Мама меня не любила. Она говорила, что я - 'грязное семя', урод и еще много непонятных слов. Но, мне проще всего запомнить и понять было только, что я - грязная и маме это не нравится, поэтому она меня не любит. А я очень сильно хотела, чтобы мама меня любила. Я так сильно этого хотела. Безумно.

Сначала, никто не замечал мой нездоровый энтузиазм в отношении чистоты. Конечно, утренние и вечерни водные процедуры в нашей семье были приняты. Я исправно мыла руки, чистила зубы и любила купаться. Купали меня три раза в неделю. Но, этого мне было недостаточно. Сначала я, каждый день, тайком купалась, приходя из начальной школы домой. Затем стала принимать душ с обязательной жесткой мочалкой перед сном. Процедура повторялась утром. Но, мне все равно было мало. Я, буквально, кожей ощущала, как грязь оседает на мне, как она впитывается в тело через поры, как марает меня изнутри и не дает маме понять, что я чистая, что меня уже можно любить. Но, это только начало...

Помню, как перед самым Новым Годом, папа с мамой снова ругались. Как отец разбил журнальный столик в гостиной и, громко захлопнув входную дверь, ушел. Я не знала, что делать, как себя вести? Кинулась было к маме, не обращая внимание на стекло под ногами, которое громко хрустело. Мама сидела на кожаном диване и отрешенно наблюдала за мной. Скривилась, когда я запнулась о валяющуюся 'ножку' стола и растянулась на полу. Руки и колени сразу защипало. Я не удержалась и заплакала, понимая, что порезалась о стекло.

-Не плачь. Ты и так очень некрасивая девочка, а когда плачешь, совсем похожа на монстра. Вставай и иди умойся. Грязнуля.

Эта фраза. Последнее, что я услышала от матери и первое, что навсегда запомнила.

Тогда я, как послушный ребенок, ушла, превозмогая боль, умываться. Долго не могла остановить кровь. Но, не плакала больше. Не хотела быть монстром и грязнулей. Сидела у ванны за раковиной и не знала, когда кровь остановиться? То ли, когда вся вытечет, то ли когда ей надоест.

Так меня папа и нашел. В лужице натекшей крови и с посиневшими губами. Я была маленькой и думала, что он злиться на меня. Очень боялась гнева, но все равно, будто установка какая-то появилась и я не могла заплакать. На самом деле, отец был напуган до чертиков. А как иначе? Картина и впрямь, весьма удручающая вышла. Мама, стоило мне скрыться в ванной, впорхнула в новенькую шубку и сапожки, подхватила старый чемодан и вышла в новую жизнь, где не было среднестатистического мужа и дочери - монстра. Она вышла навстречу молодому, 'при авторитете' любовнику и жизни полной свободы от обязательств.

А между тем наступил Новый Год и притащил следом за собой новую, совершенно другую реальность. На пороге замаячили 'Лихие 90-ые'.

Наша жизнь с отцом не заладилась, с самого начала. Мне было восемь и я была брошенным мамой ребенком, который требовал внимания. А в связи со своим отличием от остальных, внимание мне требовалось больше, чем остальным. Отец такой роскоши ни себе, ни мне позволить не мог. Он работал, пытался не скатиться в депрессию из-за предательства жены и старался заботиться обо мне.

Что касается меня. От привычки быть 'чистой до блеска' я не избавилась, хоть уже тогда начала понимать, что никакая чистота не заставит маму полюбить меня. Тем не менее, моя любовь к мытью вышла на новый уровень. С уходом матери, квартиру содержать в порядке стало некому. А мной заниматься и подавно. Что же оставалось делать ребенку? В школе меня не любили и сторонились, учителя пытались общаться со мной, но с недавних пор я поняла, что мне не нравится общение. Любое. Очень хочется помыться, стоит кому-то приблизиться и заговорить со мной, что уже говорить о прямых прикосновениях.

Так вот, приходя со школы домой, я прилежно делала уроки и... на этом все. Дальше мне было делать нечего. А когда я поняла, что перестаю выходить из своей комнаты потому, что в доме грязно - решила исправить ошибку. Я начала убираться. И мне это понравилось. Невероятно понравилось.

За четыре дня квартира сверкала от блеска. Я вымыла все, что можно было вымыть, постирала всю доступную мне ткань в помещение и удовлетворенно вздохнув, заметила, что можно снова мыть полы, поскольку следы на них появляются периодически.

Наверное, отец бы все же понял, что со мной не все в порядке. Я верю, что понял бы. Но, ему помешали. В марте у нас дома появилась женщина. Марина. Или, если быть точнее - тетя Марина. Ко мне она отнеслась ровно. Ровно настолько, что я поняла - на меня опять не будут обращать внимание. На этот раз, правда, такой вывод обрадовал. К концу весны я окончательно поняла, что мне плохо от чужих рук. Я ощущала чужую грязь и не хотела, чтобы она перекинулась на меня.

В августе папа, запинаясь, объяснил мне, что скоро у меня появится братик или сестренка. Они могут помешать, мне учиться и потому, я переезжаю жить к бабушке. В целом, я была согласна с папой. В двухкомнатной квартире место для четырех человек маловато, к тому же - ребенок. Он мне заранее не понравился. Я не хотела ни брата, ни сестру. Вообще, я и Марину не хотела. Но, вряд ли, отцу было интересно мое мнение.

Новый учебный год я начинала в Иркутске, у бабушки Маши. Папина мама меня любила. Вот, сразу, как увидела на перроне вокзала и неловко погладила по голове, я поняла, что она меня любит. Мне тоже захотелось ее полюбить. Но, я не знала как. Мне все так же не нравились прикосновения и я, по-прежнему хотела чистоты везде и во всем.

Впрочем, бабушка оценила мою любовь к порядку. А еще она оценила мою внешность. Мне впервые за девять лет жизни (девять мне исполнилось в июле), почти каждый день говорили, что я - красавица и умница. Я не знала, как реагировать, но несмелая улыбка на эти заявления, была уже поводом для бабушкиной радости.

В новой школе ко мне тоже относились странно. Нет, меня и здесь сторонились, но как-то по-другому. Уважительно, что ли? Меня даже старостой класса назначили. А еще к моему мнению прислушивались. Ну, как прислушивались? Просто, когда шло на классном часе обсуждение сценки для школьной Елки, я почему-то тоже решила внести предложение. Поставить сценку на сказку 'Беляночка и Розочка'. И мою идею одобрили. Вот только роль Беляночки досталась мне. Розочку захотела изобразить Катя Савельева, помимо того, что мы учились в одном классе, она еще и жила в соседнем доме.