Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Наши пациенты страдают в оковах невроза, они являются пленниками бессознательного. Когда мы пытаемся проникнуть в эту сферу действия бессознательных сил, то вынуждены защищаться от того же их влияния, коему подлежат наши пациенты. Подобно врачам, имеющим дело с эпидемиями, мы подвергаемся опасности и должны быть предельно осторожными с грозящими сознанию силами, идет ли речь о нашем собственном существовании или вызволении больных из объятий бессознательного. Мудрое самоограничение еще не учебник по философии, а молитва, произнесенная в случае опасности, не трактат по теологии- Но и тот и другой питаются из источника религиозно-философской установки, соответствующей динамике самой жизни.

Высшие доминанты всегда наделены религиозно-философской природой. Это просто констатация факта, даже у дикарей ^мы можем наблюдать его, причем в богатейшем многообразии. 'Любая трудность, опасность, критическая стадия жизни сразу узнаются по выходу на сцену этой доминанты, являющейся естественной реакцией на заряженные аффектами ситуации. Но! нередко она пребывает во мраке, как полусознательные и возбуждающие ее аффективные состояния. Аффективные расстройства пациентов пробуждают соответствующие религиозно-философские факторы и у терапевта. Осознание примитивных содержаний такого рода часто болезненно и неприятно для врача, а потому он, разумеется, стремится найти поддержку, руководство в какой-либо имеющейся системе философии или принятой в обществе религии. Такой выход тоже оправдан, поскольку тем самым появляется возможность подыскать убежище для пациента в какой-нибудь обещающей защиту внешней организации. Такое ' решение имеет смысл, поскольку тотемные кланы, культовые общины и вероисповедальные церкви существовали повсюду с ' древнейших времен с неизменной целью — упорядочить хаотичный мир влечений.

Однако ситуация усложняется, если пациент сопротивляется ' подобному коллективному решению. Тогда встает вопрос, согласен ли терапевт преломить свои убеждения через истину пациента. Чтобы лечить, терапевт хуже или лучше, но должен искать; вместе с пациентом, без предзаданных мнений, чтобы найти соответствующие эмоциональным состояниям пациента религиозно-философские мысли. Они предстают в архетипическом облике как первые ростки на той материнской почве, которая некогда породила вообще все религиозно-философские системы. Если же терапевт не намерен ставить под вопрос собственные убеждения [при встрече с убеждениями пациента, то возникает законный ' вопрос о прочности его позиции. Вероятно, он заботится о само-! сохранении и потому неподатлив, но это грозит ему неподвижностью. Психическая эластичность — индивидуальная или коллективная — функционирует в заданных границах, иногда настолько узких, что некая неподвижность действительно означает рубеж человеческих способностей. Ultra posse nemo obligatur*(Никого нельзя обязать сверх его возможностей (лат.). ).

Влечение никогда не изолированно, да его и невозможно изолировать. Оно всегда несет с собой архетипические, духовно окрашенные содержания. Влечение или, с одной стороны, обосновывается, или, с другой — ограничивается. Иными словами, влечение всегда и неизбежно сопрягается с чем-то вроде мировоззрения, каким бы архаичным, непрозрачным, сумеречным оно ни было. Влечение заставляет мыслить, и если не мыслят по доброй воле, то возникает компульсивное мышление. Ведь оба полюса души — физиологический и духовный — неразрывно связаны друг с другом. Нет одностороннего высвобождения влечений, а дух, оторвавшийся от влечений, обречен витать в пустоте. Такая связь с миром влечений вовсе не обязательно гармонична. Напротив, она заряжена конфликтами и несет страдания. Важнейшей целью психотерапии является не перевод пациента в' какое-то невозможно счастливое состояние — его нужно укрепить духом и научить с философским терпением переносить страдания. Целостность и полнота жизни требуют равновесия радости и страдания. Последнее неприятно, и люди, естественно, стремятся не думать о тех бедах и заботах, на которые обречен человек. Поэтому раздаются успокоительные речи об улучшении, движении к максимуму счастья. В них нет и проблеска мысли о том, что и счастье отравлено, если не исполнена мера страдания. За неврозом как раз очень часто скрывается естественное и необходимое страдание, которое люди не желают претерпевать. Яснее всего это видно на примере истерических болей, отщепившихся от той душевной боли, которую хотели избежать.

Христианская доктрина о первородном грехе, о смысле и ценности страдания имеет непревзойденное терапевтическое значение. Для западного человека она, без сомнения, куда больше подходит, чем исламский фатализм. Точно так же вера в бессмертие дает жизни непрерывный проток в будущее, что помогает избегать психические заторы и регрессии. Хотя для обозначения этих психологически значимых представлений используется слово "доктрина", было бы ошибочно полагать, будто речь здесь идет о произвольных, чисто интеллектуальных теориях.

Психологически это не подлежащий сомнению чувственный опыт. Позволю себе банальное сравнение: если я чувствую себя хорошо и привольно, то никто не докажет мне, что это не так. Логические аргументы отскакивают от факта чувственного опыта. К таким фактам принадлежат первородный грех, осмысленность страданий и бессмертие. Но их опыт харизматичен, никакое человеческое искусство не в силах к такому опыту принудить. Только безоговорочная самоотдача дает надежду на достижение такой цели.

На такую самоотдачу, однако, не всякий способен. Тут не существует никаких "ты должен", "обязан" — во всяком напряжении воли ударение неизбежно стоит на "Я", а тем самым достигается нечто противоположное самоотвержению. Титанам было не под силу взять штурмом Олимп, Христос не брал штурмом небо. Целительнейшие и душевно самые необходимые переживания — это та "труднодостижимая драгоценность", для достижения которой от обычного человека требуется необычайное.

Как известно, это чрезвычайное в практической работе с пациентами предстает как прорыв архетипического содержания, для усвоения которого недостаточны имеющиеся в распоряжении философские или религиозные мнения. Они просто не годятся для архаического символизма этого материала. Поэтому мы вынуждены обращаться к материалам дохристианских и внехристианских мировоззрений. Мы исходим при этом из того, что человеческое бытие не прерогатива человека западного типа, а белая раса не является богоизбранным видом homo sapiens. Да и некоторые нынешние коллективные явления непонятны без обращения к соответствующим дохристианским их предпосылкам.

В этом знали толк средневековые врачи, философия которых явно коренилась в дохристианском мире, причем была такой, что в точности соответствовала тому опыту, который и сегодня наблюдаем у наших пациентов. Эти врачи признавали, кроме света откровения, и lumen naturae* (Естественный свет (лат.).) в качестве независимого источника для врача, если переданная церковью истина оказывалась недействительной для самого врача или пациента.

К историческим исследованиям меня побудили практические причины, а не прихоть. Наша школьная медицина, подобно академической психологии и философии, не дает врачу ни нужного ему образования, ни средств для того, чтобы пониманием и делом встречать настоятельные требования психотерапевтической практики. Поэтому мы с готовностью пошли в школу, без робости по поводу нашего исторического дилентантизма, на выучку к тем врачующим философам далекого прошлого, для которых душа и тело еще не были растащены по разным факультетам. Мы являемся специалистами par excellence, но сама наша специальность требует от нас универсализма, фундаментального преодоления узкой специализации, чтобы слова о единстве тела и души не оставались лишь пустыми звуками. Если уж мы беремся врачевать души, то нам нельзя с закрытыми глазами проходить мимо того факта, что невроз не есть некая особая сущность — болезнетворно расстроена вся психика в целом. Потрясающим открытием Фрейда было то, что невроз представляет собой не просто симптоматическое образование, но вовлекает всю душу в функциональное нарушение. Важен теперь уже не невроз, а выяснение того, кто имеет невроз. Мы имеем дело с людьми, им мы и должны быть верны.

2
{"b":"429139","o":1}