Шарлотта. На этот раз лучше.
Малькольм подает жене заряженный пистолет.
Малькольм. Адвокат Эгерман собственной персоной. До чего же низко пала нравственность в наши дни!
Шарлотта. Бедная крошка Анна. Ты уезжаешь сегодня?
Малькольм. В девять.
Шарлотта. Очень приятно.
Малькольм. Особенно мне.
Шарлотта. А когда ты возвращаешься?
Малькольм. На конец недели мы приглашены к старой фру Армфельт в Рюарп. Эгерманы тоже будут.
Шарлотта. Интересно! (Стреляет в третий раз.)
Малькольм. Смотри-ка – прямо в яблочко! (Подает ей снова заряженный пистолет.)
Шарлотта. Представляешь, а вдруг бы я вместо мишени выстрелила в тебя? Что бы ты тогда сказал?
Малькольм. Какие у тебя планы на сегодняшний день?
Шарлотта. Как всегда, буду умирать от скуки. Малькольм. Может быть, навестишь свою подругу Анну Эгерман?
Шарлотта. Отличная мысль.
Малькольм надевает мундир и застегивается на многочисленные пуговицы; его монокль сверкает.
Малькольм. Возможно, она и не подозревает об эскападах своего супруга.
Шарлотта. Бедный Малькольм, тебя так мучит ревность?
Малькольм дотрагивается указательным пальцем до своих изящных усиков. Шарлотта опустила пистолет и держит его со взведенным курком обеими руками. Малькольм берет свою фуражку и направляется к двери. Внезапно его охватывает бешенство, но его большие глаза невозмутимы.
Малькольм. Я могу стерпеть измену жены, но если кто-нибудь посягает на мою любовницу, я превращаюсь в тигра.
Он целует ей пальцы и закрывает за собой дверь. Шарлотта поднимает пистолет и стреляет в зеркало на двери; оно разлетается на тысячи осколков.
В то же утро, когда Анна, все еще в постели, пьет шоколад, к ней входит Фредрик, однако теперь он одет весьма элегантно – в безукоризненную визитку, под мышкой у него толстая книга.
Фредрик. Доброе утро, дорогая.
Лицо Анны просияло, она протягивает к нему руки. Он получает свои утренний поцелуи.
Анна. Подумать только, когда ты встал сегодня утром, я не проснулась. А ты хорошо спал?
Фредрик. Да нет, не особенно.
Анна. Теперь я и сама вижу. Ты бледный, и глаза у тебя усталые. Засиделся допоздна за работой?
Фредрик. Да, вечер выдался утомительный. Если я тебе понадоблюсь, я у себя в кабинете.
Он касается губами ее лба и выходит. Когда он появляется в столовой, Xенрик еще сидит за завтраком.
Фредрик. Доброе утро, сын. Ты сегодня уезжаешь?
Xенрик. Я могу ненадолго остаться.
Фредрик. Птица еще не свила гнездо в твоих волосах?
Xенрик. Нет.
Фредрик. Она чуть не ухитрилась снести яйцо в моих.
Xенрик. Что ты такое говоришь, отец?
Фредрик. Ничего. Приятного тебе аппетита.
Фредрик проходит в кабинет и закрывает за собой дверь. Хенрик смотрит ему вслед долгим вопросительным взглядом. Петра идет по комнате напевая, в самом радужном настроении. Проходя мимо Хенрика, она ерошит ему волосы. Он вскакивает и вперяется в нее безумным взглядом. Она приближается к нему, медленно, с приветливой улыбкой. Подойдя вплотную, она расстегивает блузку, так что становится видна ее округлая грудь. Она берет его за руку и хочет приложить его ладонь к своему сердцу, но он вырывается и бежит к себе в комнату, с силой захлопывает за собой дверь. Девушка слегка удивлена, она застегивает блузку и, весело напевая, начинает собирать посуду со стола. Входит старая кухарка, ковыляя на больных ногах. В руках у нее большой поднос.
Кухарка. Я видела, что ты сделала.
Петра. Ну и что в этом плохого?
Кухарка. Да плохого-то вроде бы и ничего, но хорошего тоже ничего нет.
Петра. С каких это пор ты записалась в судьи?
Кухарка. Не заносись, Петра, помяни мое слово: если девушка наделает глупостей, то они останутся глупостями, даже если девушка наделает их с его величеством королем.
Звенит колокольчик, и кухарка кивает Петре.
Петра. Хозяйка зовет. Уберу попозже.
Петра стучится в дверь спальни и с бодрым и услужливым видом входит. Анна сидит перед зеркалом и расчесывает волосы. На плечах у нее накидка.
Анна. Будь добра, расчеши мне волосы большой щеткой. Это так приятно.
Петра. Слушаюсь, сударыня.
Анна закрывает глаза, отдаваясь наслаждению, а Петра долгими, сильными, ритмичными движениями расчесывает ее. Некоторое время обе молчат.
Анна. Петра, ты девственница?
Петра. Боже упаси, сударыня.
Анна. А я – да.
Петра. Я знаю, сударыня.
Анна (испуганно). Откуда, Петра?
Петра. Видно по вашей коже и по глазам, сударыня.
Анна (грустно). И это может увидеть каждый?
Петра. Не думаю.
Анна. А сколько тебе тогда было лет?
Петра. Шестнадцать, сударыня.
Анна. Это было отвратительно?
Петра. Скажете тоже – отвратительно! (Смеется.) Было так интересно и так весело, что я чуть не умерла.
Анна. А ты была влюблена в того парня?
Петра. Да, наверно.
Анна. А с тех пор ты часто влюблялась?
Петра. Я всегда влюблена, сударыня.
Анна. Но не в одного и того же?
Петра. Нет, с одним мне, само собой, надоедает, но потом, с другим парнем, опять очень интересно.
Анна. Почти все, что нам приятно, противоречит добродетели, ты ведь знаешь это, Петра?
Петра. Ну, тогда я – обеими руками за порок.
Анна. Пожалуй, сегодня я просто подхвачу волосы лентой.
Петра. Вам бы следовало носить высокую прическу, это так женственно.
Анна. Сегодня я не хочу зачесывать волосы наверх.
Петра. Как вам будет угодно, сударыня.
Анна. Какое платье мне надеть?
Петра. Думаю, то желтое, с кружевом.
Анна. Я надену голубое.
Петра приносит голубое платье и собирается помочь Анне надеть его, но останавливается. Анна стоит перед зеркалом, поворачивается вполоборота, чтобы видеть себя и спереди, и сзади.
Что ни говори, а фигура у меня неплохая. Ничуть не хуже, чем у тебя. (Она стоит с царственным видом, пока Петра набрасывает на нее платье и застегивает пуговицы на спине.) Ты думаешь, быть мужчиной было бы приятнее?
Петра. Ну нет, боже упаси! Надо же вообразить такое!
Анна. Я тоже не хотела бы быть мужчиной.
Вдруг она начинает хихикать, обнимает Петру за плечи и наклоняет голову. Тут ее смех становится безудержным и глупым. Он заразителен, Петра тоже начинает смеяться, и обе они похожи на девочек-школьниц, которым пришла в голову мысль такая непристойная, что ни одна не решится ее высказать, а уж хранить ее в себе и того страшнее. Единственное, что остается, это хихикать над ней. Анна приходит в себя, вытирает слезы и встает с кровати, на которую свалилась без сил в приступе смеха. Она старается держаться с достоинством.
Анна (серьезно). Теперь пойду займусь своими цветочками и покормлю птичек. Что бы там ни было, а у каждого есть свои домашние обязанности, не так ли, Петра? (Анна, напевая, бодро семенит на кухню, где под надзором кухарки выпекается хлеб и печенье на неделю.) Доброе утро, Беата. Я думаю, на обед сегодня надо приготовить хороший бифштекс. Кухарка. Сегодня на обед рыба.
Анна. Но я хочу бифштекс.
Кухарка. Конечно, сударыня, мы подадим вам бифштекс, но у обоих господ и у нас у всех на обед будет рыба.
Анна молча смиряется с поражением, берет зеленую лейку и деревянным ковшиком наливает в нее воду из бадьи.
Куда это вы собрались с лейкой, сударыня?
Анна. Полить цветы.
Кухарка. Их поливали в семь часов утра.
Анна. Но это же моя обязанность.
Кухарка. Оно, конечно, так, но сейчас-то они все
равно уже политы.
Анна отставляет лейку и молча выходит из кухни. Она в раздумье останавливается посреди гостиной, а потом решительно направляется в комнату Хенрика. Xенрик сидит над своими книгами. Он курит вонючую трубку, на ногах очень стоптанные шлепанцы, на плечи накинут халат неопределенного цвета.
