- Натка! Ты самая хорошая! - Женька прижал ее руки к груди.
- Не надо, увидят. - Смутившись, Наташка отстранилась.
От счастья Женька был на седьмом небе. Он чувствовал, как счастье горячей волной заполняет сердце, мозг - всего его. Захотелось запеть во все горло, заглушить все остальные голоса, поднять Наташку на руки и провести ее через весь зал на виду у одноклассников, учителей, директора - у всех. Пусть смотрят, какой он сильный и счастливый! Никогда в жизни не испытывал такой радости Женька. Даже кружилась голова и как-то сладко ныло в груди. Кроме Наташки, он уже никого не видел и не слышал. Ему стало душно и тесно под крышей школы.
- Пойдем погуляем! - предложил он.
- Пойдем! - охотно согласилась Наташка.
Чем-то недовольный, подошел Витька Тарасов и задержал их. Потер затылок и, глядя в пол, буркнул:
- Есть вино. Пойдем выпьем, что ли, Жек!
- Вить, оставим на завтра, ладно? - умоляюще глянул на него Женька.
- Когда завтра? Когда завтра? - вспылил Виктор. - Завтра я еду. Понимаешь, еду! Может быть, совсем, навсегда!
- Вить, ну пожалуйста! - взмолился Женька. - Подожди полчасика.
Вновь заиграл оркестр. Витька махнул рукой и пошел в другой конец зала. На мгновение Женька замешкался. Что делать? Идти танцевать или гулять? Потом решительно увлек Наташку к выходу.
В школьном саду стояла предутренняя тишина. На верхушках яблонь дремал туман и в призрачном свете луны лишь слегка трепетал, как невесомая воздушная фата невесты. Меркнущим, притушенным светом роились звезды. Пахло росной травой, яблоневым цветом и еще чем-то весенним, радостным, волнующим.
.... Наташка порывисто высвободила спою руку из Женькиной и побежала в глубь сада. Он смотрел, как мелькает меж деревьев ее платье, тает в сумерках, и не мог сдвинуться с места. Стоял как завороженный. В голове мелькали какие-то отрывочные мысли. Они были будто не его, чужие. "Наташа!" - хотел крикнуть он, но набрал в рот воздух, как воду, проглотил его и промолчал.
- Наташа! - шепотом сказал Женька и сжал ладонями виски. - Откуда ты взялась такая?
Сердце, переполненное счастьем, распирало Женькнну грудь, как набухшая печка от избытка тепла и света распирает свою оболочку. Он почувствовал себя богатырски сильным. Таким сильным, что если бы мог обхватить, то унес бы с собой всю школу, с садом, Наташкой, со всеми ребятами и учителями. Унес бы далеко-далеко - в свою степь, к Волчьему логу, на ромашковый луг, к члетому роднику. Неожиданно для самого себя Женька перевернулся вниз головой, сделал стойку и, болтая ногами, пошел на руках. Зацепился за сук яблони и упал.
Сквозь деревья виднелось небо. Чудилось, будто звезды - переспелые яблоки, которые висят на ветвях. Женька вскочил на ноги и огляделся. Наташки не было видно.
- Наташа! - громко крикнул он и прислушался. Она не отозвалась.
Тихо шелестел сад, из раскрытых окон школы слабо доносилась муаыка. Женьке стало вдруг страшно. Показалось, что он потерял Наташку и больше никогда не найдет ее среди этих серых деревьев, блеклых звезд, среди этой шелестящей тишины.
Наташка подошла сзади и закрыла его глаза ладошками. Руки были теплые, мягкие. Женька запрокинул голову и прикоснулся затылком к ее лбу.
- В саду так хорошо, а я боюсь одна, - прошептала она, опуская рукн. Никогда не думала, что наш сад так хорош ночью...
- Очень жаль расставаться с ним, - так же тихо сказал Женька и прижался щекой к ее щеке.
Потом он обнял ее за влечи и аривлек к себе. Наташка не сопротивлялась. Она стада какой-то вялой, покорной и только слегка вздрагивала при каждом движении Женькиных рук.
- Наташа... ты самая красивая... я... я...
- Не надо, Жеаечка! - Наташка подвинулась к нему еще ближе, положила руки на плечи и уткнулась лицом в его грудь. ,
Он осторожно отвел с ее шеи волосы и приник к ней губами. Кожа была нежной и пахла чем-то таким, от чего Женька медленно пьянел. Под губами часто-часто пульсировала тонкая горячая жилка. "Я схожу с ума! - пронеслось у него в голове. - Что я делаю? Сейчас она ударит меня! Ну и пусть! Это даже лучше. Пусть убьет меня! Мне не будет больно!"
- Наташа, я люблю тебя, я тебя очень люблю! - торопливо прошептал он и обхватил ладонями ее лицо.
- Не надо, Женечка! - Наташка вся трепетала. - Я боюсь.
Она стояла с закрытыми глазами и кончиками пальцев упиралась в его грудь.
Светало. Верхушки деревьев розовели, четче вырисовываясь на фоне неба. Деревьев стало будто больше. Они, казалось, отделили школьный сад от села, от всего мира, от того, что было раньше известно в жизни... За школой, в крайних домах, пропел петух. Ему откликнулся другой, и через минуту в селе началась разноголосая петушиная перекличка.
- Наташа...
- Женя, не надо!
Женька закрыл глаза, губами нашел ее губы и, задыхаясь и обжигаясь, припал к ним. На его шее тихо вздрагивали Наташкины руки...
Потом они долго молчали. На востоке алела заря, сад шелестел листвой, из окон школы доносилась до боли знакомая, словно прилетевшая из детства, песня.
- Как же мы теперь будем, Женя? - не поднимая головы, спросила Наташка. Помолчав, сказала; - Папа получил назначение на восток. Завтра уезжаем. Я даже адреса не знаю. Какой-то трест, а там - куда направят. Мы бы давно уехали... Ждали, когда я закончу... - Она опять помолчала. Коснувшись пальцами его щеки, добавила: - И ты неизвестно куда уезжаешь...
Женька ждал этого разговора и боялся. Если бы мгновение назад время застыло, перестало двигаться, оставив их наедине с Наташкой в этом саду, и исчезли бы все связи с миром, он был бы счастлив. Но время неумолимо шло, наступал новый день, и он нес с собой разлуку. Женьку будто разрезали надвое. Одна половина еще ликовала от радости, а другая стала какой-то чужой, ненавистной и кровоточила.
- Почему этого не произошло раньше? Почему, Натка? - Он обнял ее и прижал к груди.
- Прости меня. Я во всем виновата, - шептала Наташка. - Я давно люблю тебя. Видела, что и ты любишь меня, не ничего не могла с собой поделать. Прости менй, Женечка! А сегодня... не знаю, что произошло сегодня. Мне вдруг показалось, что я тебя больше никогда не увижу. Мне стала страшно. Так страшно, как никогда...
- Почему все так нескладно получается! Нет, я поеду с тобой. В Сибирь, Арктику, на край света, только разреши!
Женька целовал ее в глаза, щеки, нос, она покорно прижималась к нему и несмело отвечала на поцелуи. Над их головами громко защелкал скворец, а потом залился жаворонком. Из-за края земли выплывало огромное оранжевое солнце.
- Это невозможно! - говорила Наташка. - Нам надо учиться. Готовиться в институт. Нет, Женечка, это невозможно! Мы найдем друг друга, будем переписываться. Ведь найдем, да? Думаешь, мне легко? Я очень люблю тебя... В ее глазах блеснули слезы.
Женька видел, как одна слезинка покатилась по щеке я упала на подбородок. Он хотел вытереть ее, но Наташка отстранилась:
- Не надо, Женя, так мне легче. Дай я поплачу. Не утешай меня. - И то ли от этих слов, то ли еще от чего слезы обильно хлынули из ее глаз. Она не вытирала их. Не моргая, неотрывно смотрела в его лицо и повторялаэ - Мне хорошо так, мне хорошо, я люблю тебя, Женя...
Он опять целовал ее, исступленно, до боли, забываясь и растворяясь в этих поцелуях. А мимо него и через него плыли сад, небо, восходящее солнце, гомонящая песнями школа, и сам он плыл вместе с Наташкой в каком-то сладком полузабытьи...
Потом они шли, взявшись за руки. Навстречу им вставало солнце, дул свежий ветер. Он шелестел Наташкиным платьем, раздувал полы Женькиного пиджака. Впереди оранжево блестела река, громадным ковром пестрел ромашковый луг. Над всем этим в звоне жаворонков коряво возвышались обломанные лопасти старой мельницы.
Женька потянул Наташу за руку, и они побежали. На лугу за мельницей остановились. Он торопливо нарвал букет степных цветов и, смешно раскланявшись, подал его Наташке. Та приняла цветы и таким же смешным реверансом пригласила на танец.
