- Буря как буря, я успел обнаружить редкостную ассоциацию, - Варлен слегка оживился, он всегда оживлялся, когда речь заходила о деле. Поразительный парагенезис: касситерит вместе с хромитом, представляете?
Я попробовал представить, но ничего не получилось, слишком скудны мои познания в минералогии. Тем не менее я изобразил подобающее удивление.
- Да, да, - подтвердил Варлен. - Именно так! Замечательная планета.
- Ассоциации, парагенезис... - задумчиво сказал Кениг. - Раньше люди искали простые, всем понятные вещи. Алмазы, золото, серебро и прочие клады. А теперь что? За алмазом Варлен и не нагнется.
- Неверно, нагнусь. Там могут быть интересные газопузырьковые включения и вообще нужен материал для сравнений.
- Вот-вот, я и говорю, сплошная проза.
- Вроде твоих атмосфериков.
- Ну, это как сказать... Кстати, о поэзии. Как вы оцените такую строфу: "Гремящей медью стал сну уподобленный нарвал!"
- Ты начал писать стихи? - Варлен даже перестал жевать.
- Это неважно, чьи стихи, важно, какие они. Рифма-то: стал - нарвал! И не какой-нибудь, а "сну уподобленный".
- Что-то в этом есть, - согласился я. - Откуда сие?
- Оттуда, - Кениг мотнул головой в сторону окна, где сгущалась темь. Записано под диктовку.
- Чью?
- В том-то и дело! Это не моя строчка, вообще ничья, разве что один варленовский камешек объяснялся в любви другому. Э-то атмосферики.
Откинувшись, Кениг удовлетворенно обозрел наши слегка озадаченные физиономии.
- Не смешно, - сказал наконец Варлен.
- А я не говорю, что смешно. Вам доложен простой, естественный научный факт. Что смотрите на меня, как кибер на "Мадонну" Рафаэля? Порою ловятся весьма упорядоченные группы сигналов, прямо-таки радиопередачи, я для очистки совести всякий раз пытаюсь их декодировать, и вот, пожалуйста, сегодня вышло: "Гремящей медью стал сну уподобленный нарвал!" Остальное, разумеется, было бессмыслицей.
- Врешь, - сказал Варлен.
- Показать, машинные записи? - возмутился Кениг. - Я лишь подправил несколько букв.
- Он не врет, - сказал я. - На крыльях земных бабочек есть изображения всех знаков алфавита и всех цифр от ноля до девятки. Здесь, видимо, тот же случай.
- Да, - сказал Кениг. - Именно так. Я не удивлюсь, если где-то в природе отражен Варлен, глядящий в поляризационный микроскоп.
- А, в этом смысле... - Варлен пошевелил в воздухе пальцами. - Ну, это мне знакомо. "Письменный гранит", пейзажные камни, скульптурные формы выветривания; верно, атмосферики могут разговаривать стихами.
Он принялся за десерт.
Покончив с обедом и деструктировав на тарелках грязь, я вышел наружу. Малютка шмыгнул за мной. Удивительно, но буря стихла. Стылое вечернее небо полно ярких звезд, их узор походил на видимый с Земли, словно напоминая, на каком узком пятачке пространства мы топчемся. Вид звездной дали всегда будил во мне щемящую тоску одиночества. Бездна сверкающих миров, магнитные огни бесконечности, к которым так жгуче и безнадежно рвется душа, словно там ей обещан неведомый рай. С усилием я отвел взгляд. Горизонт был замкнут цепью печальных холмов, вокруг все было пусто и немо. Холод планеты, казалось, затекал в скафандр. Толкнувшись в бедро, о ногу потерся Малютка, я в ответ похлопал его по спине. Никто никогда не учил его этой ласке, он сам все сообразил, возможно, перенял у собак.
Мы вместе двинулись к стройплощадке, издали темноту прожгли приветливые огни киберов. Возводимое ими сооружение имело фортификационный вид, поскольку для многих приборов, которые мы там должны были установить, требовались прорези и амбразуры. Вид у киберов был медлительный, как у буйволов или кротов, но делали они все очень быстро. Иначе и быть не могло, любовь к работе была вложена в них как инстинкт, ее выполнение доставляло им удовольствие, а безделье, наоборот, угнетало. Очень удобно для нас и весьма эффективно. Угловатые контуры киберов высвечивал призрачный голубой ореол, та же голубизна выделяла и нас с Малюткой электризация на этой планете чудовищная, - и деятельность киберов ее, похоже, усиливала. Трущиеся на ходу складки моего скафандра мерцали крохотными молниями; красиво, и это, пожалуй, единственная воочию зримая здесь красота.
Старший кибер отрапортовал, как положено, я принял его доклад. Здесь все было в порядке, никакая буря тут ничему не-могла помешать.
- Продолжайте, - сказал я. Контроль здесь был чистой формальностью, не формальностью была лишь постановка исходной задачи.
- Пора и нам потрудиться, - сказал я Малютке. - Ты как?
Праздный вопрос! Малютка сделал изящный фосфоресцирующий кувырок, пронесся высоко в воздухе, он знал, что я им любуюсь. Строительные киберы тупицы, Малютка нет, но базовая программа у них одинаковая, поэтому я стараюсь никогда не оставлять Малютку без дела, даже если это лишь игра в шахматы. Человек всегда может себя занять, у него неограниченная возможность думать, представлять, фантазировать, надо только уметь задавать себе вопросы. Малютка это тоже умеет, но в куда более ограниченных пределах, а скука одинаково неприятна как для нас, так и для киберов.
Пока я поворачивался в базе, Малютка описал вокруг меня огненно-голубую петлю, его вибриссы при этом подергивались.
- М-м?.. - спросил я.
- Вопрос. Футляровость имеет только физическую природу?
- Футля... А, это ты о том разговоре?
- Да.
- Видишь ли, как бы это тебе объяснить...
Малютка далеко не философ, он редко задает вопросы, да и те могли бы принадлежать пятилетнему ребенку, тем труднее на них порой отвечать. Машинально я потер то место скафандра, где находился затылок. Футляровость, это надо же! А что, неплохой термин. Каждый заключен в своей индивидуальности, без этого невозможно никакое "я", хотя иной раз так хочется разбить эту невещественную скорлупу! Еще каждый замкнут в своей социокультуре... но это, положим, отходит в прошлое. Каждый пленник своей планеты - был. Н-да... Я оглядел хмурый горизонт, ярко блещущее звездами небо, глухую тьму провалов, меж ними.
- Нет, футляровость - это...
Малютка слушал, застыв у моих ног. Великие небеса, уж не с самим собой ли я говорю?! Ведь кибер наше творение, наше отщепленное "я", только частичное и уже живущее своей, во многом скрытой от нас жизнью.
