Она набрала в легкие больше воздуха и начала лгать Тэду. Почти так же, как тогда, в поезде, врала женщине с вязаньем. Сначала Элен каждую секунду ждала – он перебьет ее и скажет: да ведь это же все вранье! Но Тэд не прерывал рассказа.

Она продолжала сочинять. Родилась в обычной английской семье. Элен не слишком ломала голову над деталями. Ее фамилия Крейг – Тэд и Льюис видели паспорт на это имя. В семье девочку называли Хелен, хотя при крещении дали имя Элен. Отчим получился немного похож на Неда Калверта; покойная мать – на Вайолет. Из-за отчима Хелен убежала из дома. Он мог ее разыскать, серьезно заявила она Тэду, но не стал; а если бы даже и нашел, она бы никогда не вернулась домой.

Тэд не проронил ни слова. Он лишь слушал, его маленькие темные глазки не отрывались от ее лица.

Замолчав, Элен с беспокойством взглянула на Тэда. Почему-то для нее было важно, чтобы он ей поверил, этот рассказ превратился в своего рода тест.

Тэд никак не прокомментировал услышанное. Когда ома кончила, он некоторое время сидел молча, покачивая головой. Потом мрачно взглянул на Элен: – Охо-хо. Ну и история.

В эту минуту Элен испытала к нему легкое презрение. Как же легко его обмануть!

Прошло много времени, прежде чем она поняла свою ошибку.

В спальне княгини висела только одна картина – прямо над кроватью. Это был Дали.

Льюис стоял на коленях на черных шелковых простынях, а княгиня исполняла весь свой репертуар, прославивший ее на двух континентах; он думал, что есть только один способ не смотреть на эту проклятую картину: закрыть глаза.

Казалось, он разглядывает ее целую вечность: разлагающаяся пустыня, бесформенное тело на каких-то подпорках оседает в песок. Расплывающееся лицо-циферблат издевается над минутами; Льюис измерял их в такт ритмичным движениям опытного языка княгини.

Его это почти не возбуждало; но Льюис, будучи человеком практичным и к тому же зная, как важно доставить удовольствие княгине, избрал трусливый путь. Изображая наслаждение, которого не испытывал, он прикрыл глаза. Княгиня прекратила свои манипуляции языком как-то слишком резко и, по мнению Синклера, не в самый логически завершенный или хотя бы просто подходящий момент. Он поспешно открыл глаза и увидел, как ее пухлые губы подались назад, обнажили мелкие жемчужные зубки и сладко улыбнулись.

– Теперь твоя очередь, Льюис.

Выругавшись про себя, Синклер довольно грубо исполнил свои обязанности.

Когда все было кончено, княгиня зевнула и потянулась всем своим желтоватым телом. Она погладила оставленные Льюисом царапины на ее руках и одарила партнера долгой удовлетворенной улыбкой.

– Льюис, Льюис! Какой же ты испорченный мальчишка. Не в Гарварде же тебя учили подобным штучкам?

– В Балтиморе.

Синклер потянулся за сигаретами, прикурил две и передал одну княгине. Та села, облокотившись на черные шелковые подушки, и глубоко затянулась.

– Балтимор, Балтимор, – она недоуменно сдвинула брови, – Где этот Балтимор находится?

– Это порт, княгиня. – Синклер усмехнулся и послал княгине одну из своих самых обаятельных улыбок – мальчишескую и одновременно слегка развратную.

– Около Бостона?

– Около Вашингтона. Но местечко стоит того, чтобы в него завернуть по дороге…

Княгиня рассмеялась.

– Льюис, Льюис… А я-то думала, ты благовоспитанный американский мальчик. Выходит, я тебя недооценивала…

Она томно опустила веки, и Синклер придвинулся к ней ближе. Продолжение демонстрации его мужских достоинств было необходимо, чтобы наконец договориться о деле, о котором он ни на минуту не забывал; но, как назло, энергия у Льюиса иссякла. К счастью, княгиня, кажется, уже насытилась; по крайней мере, на время. Она обхватила обворожительной ногой бедро Льюиса и потерлась об него, как извивающаяся змея, но потом задумчиво отстранилась. Подзаряжается, решил Синклер, глядя на курящую княгиню. В этот момент она напоминала ему огромного питона, с удовольствием переваривающего плотную трапезу, – его аппетит временно утолен. Льюис колебался: начинать говорить о деле или пока рано.

– Итак, вы собираетесь снимать фильм, ты и твои друзья. М-м-м, мой умненький крестничек… – Она засмеялась и коснулась кончиком языка его сосков. Синклер слегка отодвинулся. – Тебе следовало рассказать мне об этом раньше. – В больших темных глазах сквозила укоризна. – Я могла бы познакомить тебя со многими полезными людьми. Например, Федерико – ты знаешь Федерико? Ты бы ему очень понравился…

– Неужели?

– Ну конечно. Этакий холеный блондинчик. Хотя… может, и нет. Впрочем, неважно. – Она замолчала и провела розовым длинным ногтем по бедру Льюиса. – Что там у вас за фильм? Ты мне не рассказывал.

– Картина дешевенькая, – решительно сказал Синклер. – Нам не удалось собрать достаточно денег.

– А твой друг, тот уродец, он будет режиссером? Льюис, слушай, а он в самом деле сможет?

– Сможет. – Льюис пожал плечами. Он чувствовал, к чему она ведет. – Лучше, чем кто-либо другой.

– А эта девушка, Льюис, – она будет сниматься у вас?

– Наверное. Все зависит от Тэда. Если он захочет… Ну, какая-нибудь небольшая роль. Мне вообще-то наплевать. Если ему очень уж захочется…

– Он с ней трахается?

– Откуда я знаю? – Синклер отвернулся.

– А ты, Льюис, с ней трахаешься?

Он знал, что отвечать надо быстро и убедительно. Если княгиня заподозрит, что он неравнодушен к Хелен, ее самолюбие будет уязвлено. И тогда она откажется помочь.

– Я? С этим ребенком? – Синклер улыбнулся. – Ты, наверное, шутишь?

Розово-молочные ногти довольно ощутимо впились в его бедро.

– Но ты бы не прочь, а?

– Ни за что на свете. – Льюис припал ртом к ее шее. – Совсем не мой тип, княгиня.

У него не очень получалось врать, но, к счастью, сейчас ему удалось ее убедить; а то, что последовало далее, практически полностью рассеяло все ее сомнения. Княгиня вздохнула.

После небольшой паузы, во время которой питон проявлял все признаки пробуждающегося аппетита, Льюис поднял голову и, не прерываясь, спросил:

– Так как? Мы можем остановиться здесь? Снять несколько сцен? Да или нет?

– Противный мальчишка.

Княгиня обиженно нахмурилась, при этом на ее красивом лице морщины стали заметнее. Бедняга, подумал Синклер, глядя на княгиню с ленивым вожделением – такое выражение всегда получалось у него натуральным, к тому же годы практики отточили его до совершенства. Бедняга, даже самые лучшие хирурги-косметологи не в силах остановить разрушающую силу времени.

– Давай посмотрим… – Она притворно задумалась. – Меня не будет три месяца. Вы смогли бы пожить здесь это время. Хотя… Только если ты пообещаешь хорошо себя вести. Никаких скандалов. Рафаэлю это не понравится.

Льюис улыбнулся. Князь Рафаэль, потомок Сфорцы и Медичи, славился своей терпимостью почти так же, как его жена – эротическими изысками. Поскольку сам он предпочитал общество мальчиков-подростков, эта терпимость была легко объяснима. Льюис прижался головой к грудям княгини; соски ее были подкрашены помадой.

– Никаких скандалов, обещаю.

– И никаких сборищ, Льюис. Клянешься? Льюис вспомнил о «сборище», устроенном вчера княгиней; к счастью, он пришел туда один. В течение вечера два карлика доказали, что невероятные слухи о размере их половых членов вполне обоснованы: а мужчина, одетый в кардинальскую мантию (под которой, как впоследствии выяснилось, ничего не было), посреди великолепных древних томов библиотеки князя Рафаэля сделал Льюису недвусмысленное предложение.

– Княгиня, неужели ты думаешь…

– Думаю, думаю, Льюис. Мне кое-что рассказывали…

– Все ложь. Я буду самым примерным постояльцем. Я послежу за слугами и сторожами.

– Правда?

– Пригляжу за собачками. Ты же знаешь, как я люблю собак.

Прекрасное лицо княгини омрачилось.

– О, мои бедные детки. Мне их будет так недоставать. И они будут тосковать, как всегда.

Льюис подавил стон. Он терпеть не мог собак, а их у княгини было двадцать семь, не считая доберманов, которые охраняли поместье.