– Наверняка это не очень трудно, – предположила Макоби. – Мы можем бросить его в огонь, расплавить или еще что-нибудь.

Гларт с сомнением покачал головой.

– Мы же не знаем пределов его могущества, – возразил он. – Мы даже не сумеем его расплющить. Как знать, может, он способен к самоликвидации.

– Ты хочешь сказать, что, если я прикажу ему самоуничтожиться, он послушается?

– Послушайте, давайте полегче, а? – сказал перстень удрученно. – Забудьте обо всем, ладно? Подумайте, как бы вам самим не опростоволоситься.

Макоби уставилась на кольцо, задумчиво прищурив глаза.

– Можно тебя спросить кое о чем? – полюбопытствовала она примирительно.

– Валяй! – ответило оно, явно расстроенное.

– Какого черта этот Адомо наделил тебя способностью говорить? Прости меня за тупость, но я не понимаю. Не вижу в этом ни малейшего смысла.

Перстень на минуту погрузился в размышления, не уверенный, стоит ли отвечать на заданный вопрос, но потом, вероятно, решил, что ничего предосудительного не случится, если он ответит.

– Если вам так уж интересно, то скажу, что первоначально это в его замысел не входило. Я был немым. Но однажды он меня потерял. В определенном возрасте Адомо начал все терять. Клал вещи куда-то и забывал, куда именно. Я три месяца провалялся на полу под кроватью. Позже, когда он наконец меня обнаружил, то дал мне голос, чтобы я мог откликнуться и сообщить о своем местонахождении в том случае, если снова потеряюсь. Должен признаться, что ему не пришлось сожалеть об этом…

В голосе амулета прозвенели мечтательные, почти ностальгические нотки, когда он предался воспоминаниям о былых временах.

– У нас были такие восхитительные дебаты, – пробормотал он. – Ну, не совсем дебаты, конечно… Скорее споры типа «да – нет», «ты сделал – я не сделал», «так – не так», «заткнись – сам дурак»… Признаюсь, маг был ворчливый старый хрыч.

Амулет с нежностью вздохнул и предпринял видимое усилие вернуться в реальность.

– Во всяком случае, у него хоть имелись какие-то зачатки интеллекта, – с горечью добавил он. – И он мог отличить настоящий спор от тех спор, которыми размножаются грибы.

Макоби бросила на него сердитый взгляд и снова надела на палец.

– Ты знаешь, что можешь менять форму и внешность по желанию… – проворковала она.

– М-м-м?…

– А характер ты сменить не можешь?

Голова льва помрачнела.

– Что тебя не устраивает в моем характере? – жалобно захныкал он. – Могу сообщить, что, когда мой хозяин…

– Изменись!

Возникла пауза.

– Ну? – требовательно повысила голос Макоби.

– Довожу до вашего сведения, что имел честь выполнить ваше компетентное распоряжение, согласно повелению, – сообщило кольцо хорошо поставленным, но слегка запинающимся голосом престарелого актера классической драмы, принявшего перед спектаклем своеобычную дозу хереса. – Какие еще будут пожелания у вашего досточтимого высочества?

– Э-э-э… никаких.

– Тогда, наипрекраснейшая из прекрасных, – снова завело волынку кольцо, – самая благороднейшая из дам, восхитительная и несравненная…

– ЗАТКНИ КОРОБОЧКУ!

Перстень обиженно замолчал.

– Не стоит на него сердиться, – сказал Гларт. – Адомо вдохнул в него такие типы личностей, с которыми ему хотелось общаться.

– Тогда он и вправду был несчастным стариком! – крикнула Макоби в сердцах.

Вскочив на ноги, она выхватила из кучи пару поленьев и с силой запустила их в костер. Успокоившись, принцесса вновь опустилась подле Гларта и, подтянув колени к подбородку, уставилась на пляшущие языки пламени.

– Уверена, что должен быть способ заставить эту клаттерную штуковину рассказать нам, что происходит и кто за всем этим стоит, – произнесла она, – а не гоняться за непонятными химерами.

Гларт посмотрел на нее широко раскрытыми глазами, полными благоговейного трепета.

Когда он впервые встретил девушку и узнал, что она дочь правителя Кумаса, то ожидал увидеть чопорную благовоспитанную барышню, однако принцесса оказалась весьма практичной особой, не лишенной здравого смысла, с которой было приятно и весело проводить время.

И, клатт, она была божественно красивой!…

Гларт окинул взглядом ее забрызганные грязью брюки и попытался представить, как бы она выглядела в платье. Потом он попробовал представить ее без платья…

– О чем ты думаешь? – услышал он голос девушки и едва не проглотил язык.

– М-м-м… я размышляю над планом наших действий в Великом Тошнотике, – соврал он, заикаясь. – Полагаю, что дочери правителя Кумаса будет нетрудно добиться аудиенции у мэра орков… Но о чем мы спросим его? Сомневаюсь, что при виде нас он разразится слезами и признается во всем, что знает.

– Я думала над этим, – сказала Макоби. – Мне кажется, что нам нужно найти кого-нибудь из орков, кто принимал участие в сражении. Было бы здорово побеседовать с одним из командиров и узнать, почему они отступили. Может, если повезет, мы найдем кого-то, кто видел, как умер мой брат, или того, кто его убил. Если бы только нам удалось встретить этого орка, чтобы узнать, куда делось тело…

Ее глаза наполнились слезами, и Гларту захотелось обнять ее, прижать к себе и успокоить. Но вместо этого он просто взял принцессу за руку и осторожно сжал в своей.

– Может быть, нам поможет эта драгоценность Адомо, – предположил он.

Макоби с сомнением посмотрела на кольцо.

– Не мог бы ты нам показать лицо орка, убившего Мардена? – спросила она недоверчиво.

– Все зависит от того, что ты имеешь в виду, – ответила голова льва. – Если хочешь, чтобы я доставил его сюда, то никаких проблем. Я могу это сделать.

– Пожалуйста, сделай! – воскликнула Макоби, прежде чем Гларт успел ее остановить.

Раздался легкий свист рассекаемого воздуха, и у ног принцессы появился распластавшийся на спине орк.

Это был довольно крупный индивид, вероятно, из племени утуков, с длинными кривыми ногами и мощной мускулатурой. Но он был мертв, и это не вызывало никаких сомнений. Меч или топор раскроил ему ключицу, несколько ребер и легкое, оставив огромную зияющую рану.

Вид орка позволил Гларту заключить, что солдат был убит во время сражения и остался лежать на поле брани. Судя по всему, смерть наступила дня два назад. Об этом говорили и признаки тления, и полчища мясных мух, облепивших гноящуюся рану, а больше всего – мерзкий запах разлагающейся плоти.