Или, например, после покупки 20, затем 33, а затем 10 контрактов и последующей продажи 7, еще 6, затем 15, 30 и потом 5 контрактов, я поворачивался к ней и спрашивал, "Итак, где я?"

Она держала в уме общий счет этих покупок и продаж и сообщала мне, был ли я коротким, длинным или "флэт".

Совместно с Джони мы внесли в трейдинг в яме много инноваций. Мы наняли клерка только для того, чтобы он помогал нам проверять сделки. Скажем, я продал брокеру 30 контрактов. После этого мой клерк поднимался к этому брокеру и получал подтверждение, что тот купил эти 30 контрактов, которые я продал. Сначала другие трейдеры и брокеры возмущались этой практикой, но затем она прижилась. Теперь практически каждый имеет в яме трейд-чеккера, проверяющего сделки. Мы все считаем, что это сокращает число весьма дорогостоящих непрошедших сделок и позволяет нам мгновенно устранять неточности и ошибки.

Хотя никому не под силу властвовать над рынком, я научился синхронизироваться с ним. Этот секрет сводится к одному слову: дисциплина. Трейдеры должны дисциплинировать свои тела и мысли, как это делают спортсмены, пока определенное поведение не станет автоматическим. Это то же самое, что постоянные тренировки игроков в футбол. Когда они выходят на поле, игра становится второй натурой. Игроки в гольф практикуются постоянно, пока они не смогут вставать к метке для мяча и просто замахиваться (чему мне еще предстоит научиться). Все это становится моторной памятью.

Трейдеры должны тренировать свои мозги, чтобы они выводили их из каждой сделки. При каждом выигрыше и каждом убытке трейдеры должны проверять свое поведение и усиливать элементы выигрышной стратегии. Трейдинг должен становиться настолько естественным, чтобы выполняться без размышлений. Как и у спортсменов, такая способность торговать приходит только через дисциплину. Когда я был ребенком, я научился тренировать собственное тело. Но, когда дело касается тренировки моего ума, могу сказать, что в колледже я этому так и не научился.

Для большинства 18-летних, первый раз удаленных от дома, колледж – главный переломный момент их жизни. У меня это было несколько иначе. Университет Де По – школа с очень высокими академическими стандартами – мое горькое разочарование и важнейший переломный момент моей жизни. Когда я играл в футбол за команду университета, я внушил себе, что могу стать профессиональным футболистом (хотя мой рост всего пять футов и девять с половиной дюймов). Но как студент начального курса Де По, школы третьего дивизиона, я находился среди нескольких по-настоящему великих спортсменов. В этой толпе я был средним спортсменом, и меня отличала только моя решительность. Этот опыт подтвердил: если я хочу добиться успеха в этом мире, мне необходимо хорошее образование.

С академической точки зрения, образование представлялось мне просто "прослушиванием курсов". Я понял, что для получения образования мне придется предпринимать последовательные и сознательные усилия. Я решил преуспеть в колледже пусть даже ценой собственной жизни; я был обязан сделать это ради себя и ради моих родителей. Для меня это было чем-то вроде оплаты по счетам. Говоря словами моего отца, это было временем "подняться или заткнуться". Я не хотел разочаровать моих родителей, особенно отца. Ему пришлось оставить колледж после первого курса. Я хотел пройти до конца.

Моя жизнь в колледже состояла из занятий, футбольной практики, а после этого трех или четырех часов ночных бдений в библиотеке в попытке впитать то, чего я не знал. Я по-настоящему хотел сделать из себя нечто, поэтому мне было необходимо дисциплинировать свой ум так же, как и свое тело. Я начал читать в газетах не только о счетах спортивных матчей. Когда в заголовках новостей преобладал конфликт на Среднем Востоке, мне хотелось знать, почему. Я прослушал курс по истории Среднего Востока. Возможно, наиболее важный выученный мною урок состоял в том, что путей рассмотрения того или иного вопроса может быть несколько. Мир не был черно-белым, каким я всегда его воспринимал: было еще очень много серого.

Моим профилирующим предметом стала политическая наука, поскольку я планировал поступать на юридический факультет. Но по своей природе я тянулся к экономике, кафедру которой возглавлял профессор Ральф Грэй, в прошлом советник президента Эйзенхауэра. Конкурс на экономический факультет был самым высоким. Я был юниором, и поэтому оставался за бортом. Потом я пошел на курс профессора Грэя. Его вводной фразой в первый день занятий была следующая: "Посмотрите на вашего соседа. Он либо сдаст этот курс, либо провалит его". Кейнсианская экономика, спрос и предложение – все это было для меня интересным и важным. Единственное, что никак не укладывалось у меня в голове и заставляло меня смеяться без остановки, – это термин «видгетс» ("widgets").

Компания X делает видгетс…Компания Y покупает видгетс… Мне хотелось знать, что такое видгетс?! Теперь я знаю, что видгетс – это просто термин для обозначения гипотетического продукта. Но я не хотел работать с гипотетическими вещами; мне были нужны примеры из реальной жизни.

Спустя годы, когда я работал на Мерк, кто-то в торговой яме похлопал меня по плечу. Это был знакомый трейдер, который тоже закончил Де По. Рядом с ним стоял ни кто иной, как сам профессор Грэй. "Привет, Льюис. Я слышал, твои дела идут отлично, – сказал мой старый профессор. – Рад видеть тебя".

Увидев его, я моментально перенесся в дни моей жизни в колледже, когда изучал экономические теории. Большую часть того, чему я научился, потом я видел каждый день при игре на рынке. Я указал на хаотическое сборище вокруг меня. "Видите всех этих трейдеров? Они понимают спрос и предложение, – сказал я профессору Грэю. – Но должен вам сказать, ни один из этих ребят никогда не видел видгетс!"

Пониманию этого я в большей степени обязан моему образованию в Де По, чем просто академическому процессу. Мой мир, на который я в основном смотрел глазами итальянца американского происхождения из Чикаго, внезапно расширился. Оглядываясь назад, этот переход выглядит весьма комично. Грубо говорящий парень из Чикаго, каким я приехал в кампус колледжа, среди отпрысков богатейших семей Среднего Запада и детей фермеров из Индианы, был похож на пришельца с далекой планеты.

Когда я прибыл в Де По, я не знал, что такое "верзила", и я уж точно никогда не играл в "юкер". Весь мир казался мне незнакомым, таким же, очевидно, казался и я для всех остальных. К счастью, я сошелся с парнем из Морган-Парк, которого звали Джэй (отец его был чикагским полицейским), и с еще одним парнем из Чикаго по имени Ник, отец которого был дантистом. Затем началось волнение, связанное с присоединением к братству. Мы втроем решили держаться вместе и поселиться в доме братства, который бы принял всех нас. Таким оказался Фи-Гамма-Дельта, или, как его коротко называли, ФиДжи. В то время, как каждый из домов был известен чем-то своим – как дом Выпускников или дом Спорта, в доме ФиДжи доминировали футболисты. В ФиДжи было 60 человек, из которых около 35 входили в футбольную команду, и половина из этих 35 парней были из окрестностей Чикаго. Но многие были из города Уиннетки, с озера Форест и из других мест, которые совсем далеко от пригорода синих воротничков, где я вырос.

После заселения в дом ФиДжи настало время первой вечеринки и представился шанс увидеть студенток. Мне было 18, и мои социальные навыки были отточены в клубах на Раш-Стрит в центре Чикаго. Поэтому я надел свои узкие сицилийские джинсы, свою видавшую виды рубашку и три ряда золотых цепей. Я залез в свои туфли на платформе и минут 40 укладывал свои волосы феном. Когда я спустился туда, где собрались все в доме братства, я знал, что выгляжу хорошо. Каждый смотрел на меня так, будто я сошел с космического корабля. Все ребята вокруг меня были в прямых джинсах, рубашках с огромным воротом, в башмаках на деревянной подошве и в банданах. Помимо того, что я выглядел как парень с Марса, мою манеру разговора – очень грубую, очень чикагскую – они никогда раньше не слышали. Я заметил взгляды в мою сторону и услышал пару девичьих смешков. Они толком не знали, как меня воспринимать.