Легенды гласят, что они любили друг друга, пробормотал Эсториан, не заботясь, слышит ли его кто-нибудь, и не ожидая отклика.

Только любовью и можно объяснить все это. Он вздрогнул. Камень заговорил с ним голосом Сидани. Она сидела, прижавшись к расколотой вдоль колонне, кутаясь в накидку, потерявшую от времени свой цвет. На этот раз она выглядела откровенно старой

тощее, древнее существо, одуревшее от асанианской жары. Плечи ее тряслись. Возможно, их овевал ветер смерти, который реял здесь десятилетия назад.

Это ты? тупо спросил он. Она ничего не ответила.

Холодно мне, сказала она. Так холодно. Он дотронулся до ее руки. Она была ледяной, и воздух над ней совсем не был обжигающе горячим.

Ты заболела, сказал он. Он сгреб ее в охапку и поднял на руки, она оказалась легкой, словно вязанка хвороста, и такой же хрупкой на ощупь. Она лежала тихо, не понимая, что с ней происходит. Он оступился, зацепившись за камень концом меча.

Милорд, тихо позвал кто-то. Годри. Рядом с ним стоял Алидан. За ним теснились другие гвардейцы и слуги Дутая. Сам лорд молча восседал в седле, невозмутимо поглядывая на происходящее. Император волен делать все, что ему заблагорассудится, было написано на его лице. Эсториан почти полюбил его за это, хотя никогда прежде напыщенный лорд не выглядел большим асанианином, чем сейчас.

Милорд, сказал Годри. Мы отвезем ее. Позвольте... Он игнорировал обращение слуги. Умизан поджидал хозяина, косясь на его необычную ношу, Эсториан заглянул в выпуклый темно-голубой глаз.

Она не умрет, сказал он. Перестань даже думать об этом. Сенель прижал уши к черепу, но не шелохнулся и даже не вздрогнул, когда хозяин усадил тщедушную, трясущуюся фигурку в седло. Колени Скиталицы инстинктивно сжали бока жеребца, темные пальцы вцепились в заплетенную косичками гриву. Сенель медленно двинулся вперед, мягко переставляя копыта, ступая так, словно его наездница была сделана из хрупкого хрусталя.

***

Вскоре, освобожденная от одежд и завернутая в мягкое покрывало, она лежала на императорской постели и мирно спала. К вечеру температура ее тела сравнялась с теплотой ладони Эсториана, дыхание стало глубоким и ровным. Эсториан перевел взгляд на Юлию, которая явилась занять свою половину ложа.

Приглядывай за ней, сказал он. Рысь положила морду на подушку рядом с головой Сидани и зевнула. Сидани, не просыпаясь, бесцеремонно толкнула коленом крутой лоснящийся бок. Кошка, едва шевельнув толстой, словно окорок, ляжкой, обернула ноги Скиталицы хвостом. Эсториан понял, что, даже глядя на вторгшихся в его дом оккупантов, можно почувствовать себя совершенно счастливым. Лорд Душай, утонченный аристократ, пресыщенный удовольствиями и утомленный пошлостью окружающей жизни, старался украсить свой быт элементами новизны, что ему, без сомнения, удавалось: даже пиршество в честь молодого императора он умудрился обставить на зависть другим лордам. Вопреки традициям пиршественный зал в его дворце был . кругл, как диск Ясной Луны, окружен колоннами и увенчан куполом, сотканным, казалось, из солнечных лучей. Гости восседали на чем-то подобном круглым кушеткам, разбросанным кольцеобразно вокруг открытого пространства в центре зала; к этим сооружениям были придвинуты низенькие столы. Эсториан располагался слева от входа, рядом с ним удобно устроился и лорд Душай. Леди Мирейн сидела напротив сына, отделенная от него импровизированной ареной, у ее ног, словно обломок черной скалы, возлежал Айбуран. Они о чем-то тихо переговаривались. Эсториан заметил, как мать вопросительно вскинула бровь, на что верховный жрец Эндроса ответил успокоительной улыбкой. Слуги внесли снедь и напитки. Эсториан почувствовал голод. Он отведал несколько асанианских блюд и нашел их пресными. Тонкие желтые вина асаниан также не утоляли жажды, но приятно холодили пищевод, ибо хранились в снегу, собранном с вершин северных гор и погруженном в глубокие погреба. Он сохранял полную невозмутимость, хотя его наряд, скорее всего, шокировал коренных жителей этой страны. Его короткий килт отливал кремовыми тонами, яркие пятна янтарных накладок перекликались с цветом глаз. По их многомантийным меркам он выглядел просто голым. ибо, кроме килта, нагрудных украшений и японских королевских штанишек, на нем ничего не было, а короткая жреческая косичка, не закрывавшая и пяди спины, конечно же, не могла восприниматься всерьез. В довершение всего его пышная, тщательно вымытая и любовно расчесанная борода тоже производила на асаниан неизгладимое впечатление. Ношение бороды считалось здесь варварством, и потому Эсториан наотрез отказался ее сбрить. Голоногий, простоволосый, он возлежал на предоставленном ему ложе, всем своим видом демонстрируя полнейшее удовлетворение. Слуга, принесший вино, развернул веер и принялся обмахивать его. Асаниане сидели чинно, кутаясь в тяжелые мантии, и не поднимали на императора глаз. Бедные, зажатые в тиски традиций и условностей существа. Он почти жалел их. Коротко стриженные слуги в свободных туниках выглядели гораздо счастливее своих хозяев. Его люди также нимало не заботились о чувствительности своих желтолицых соседей и оделись легко, под стать императору: только леди Мирейн все же решила отдать некоторую дань местным представлениям о приличиях. Она обернула свою стройную фигуру плотной облегающей тканью, подхваченной широким поясом, которая, впрочем, оставляла открытыми руки императрицы и подчеркивала идеальную форму высокой упругой груди, сохранившуюся несмотря на то, что леди Мирейн сама выкормила своего сына. Она отвернулась от Айбурана, чуть развернула плечи и посмотрела на свое чадо. Хорош, без сомнения, хорош. Черен? Да. Но разве это портит мужчину? Строен, прекрасно сложен, высок. Несколько, правда, худ и останется таким, если материнская кровь будет и дальше служить поводырем его развития. Все мужчины в ее роду поджары, как весенние волки. Он рассмеялся. Лорд Душай сказал ему, что его забота кое о ком кое-кого забавляет. Он, конечно же, имел в виду Сиданн. Пусть их забавляются... на свой лад. Мать, кажется, довольна им. А почему бы нет? Он старается быть вежливым даже с червеподобными красотками, правда, еще не дошел до того, чтобы заманить какую-нибудь из них в свою постель. Вместо них он уложил в свою постель Сидани, но мать, кажется, об этом не знает. Не знает об этом и Вэньи, впрочем, и он сам не знает, где она сейчас может находиться. Наверное, где-то среди жрецов или в храме. Она не говорит с ним теперь, не позволяет даже коснуться своей сущности, не откликается на его зов. Не стоит сейчас думать об этом. Он осушил чашу снежно-холодного вина и протянул слуге, чтобы тот вновь ее наполнил. Вкрадчивый шепот, звучавший во всех концах зала, означал, что асаниане разгулялись вовсю. Побронзовевший от b{ohrncn, лорд Душай дошел до такой степени раскрепощения, что позволил себе коснуться пальчиком краешка килта своего царственного соседа.