Он выслушал меня с улыбкою. "Что-то не слыхал я о такой стране Бубабундия..." Я рассердился. "И что с того? Я тоже не слыхал. Не путай меня, старик. Что ты там бормотал о змеях?" Он снова стал серьезен и печален. "Да, мальчик, ты - Повелитель Змей. Таких как ты во всем мире трое. Вы никогда не встретитесь, ибо судьбою сие не загадано, да и не нужны такие встречи ни тебе, ни им..." Я опять показал себя неучтивцем и грубо перебил друида: "Бурган их забери, остальных. На что мне они? Скажи лучше, что мне делать со змеями?" Он пожал костлявыми плечами: "Пусть подскажет жизнь. Знай одно: в трудный момент ты можешь воспользоваться своим даром, но не спеши продавать его за золото. Любой - запомни это, мальчик - любой дар теряет силу, если пускать его в продажу..." Вот, пожалуй, и вся история, - неожиданно закончил Трилле. - Друид вывел меня из болот, показал дорогу к Лахоре...
- А дальше? - Дигон не любил, когда рассказ кончался так обыденно.
- Там, в Кордаве, лахорской столице, я познакомился в кабаке с одним змееловом, и он, выпив пару бутылей кислятины, поведал мне о видах и повадках змей... Потом выдался случай проверить, правду ли говорил друид...
- Что за случай?
- Да ты ж видел, - улыбнулся Трилле.
- Вздор! - резко бросил Дигон. - Откуда ты мог знать, как собрать гадов со всего Тима, если прежде не пробовал?
- Богам ведомо, - неожиданно сурово и чуть торжественно ответил парень.
- Вздор!
Будь Трилле хоть трижды Повелителем Змей, аккериец не мог поверить, что он так уверенно созвал этих тварей со всей округи в первый раз.
- Что-то дрогнуло и будто очнулось в душе моей тогда, - попытался объяснить Трилле. - Я вдруг почувствовал, что простого моего желания будет достаточно для того, чтобы они услышали мой призыв...
Он умолк, понимая, что неубедителен. Впрочем, Волк, хотя и покачал головой, выражая таким образом сомнение, спорить более не стал. В самом деле, на свете столько странного и необъяснимого - есть ли смысл не верить?
Солнце в преддверьи скорого ухода палило яростно, рассылая лучи во все стороны, проникая ими во все уголки земли, так что и под деревами почти не было тени - она растворялась, плавилась под ярким оком благого Митры. Разморенные путешественники уже не имели сил продолжать беседу. Ленивые сонные мысли вяло бродили в их нагретых солнцем головах, а веки наливались тяжестью и норовили закрыть глаза.
Трилле сначала храбро боролся со сном, но вскоре бросил эту воистину бесполезную затею. Уронив подбородок на грудь, завесив лицо космами, он сладко задремал. Ноги его и во сне крепко сжимали тугие бока караковой, которая послушно брела рядом с Дигоновым вороным и больше не делала попыток уронить седока.
То же и аккериец. Он не спал, хотя перед глазами его кроме зеленой безбрежной равнины то и дело мельтешили обрывки прошлых, давних и вчерашних снов. Явь, перемешанная с дремотой, словно старое доброе вино, перемешанное с прокисшим пивом, разжижала кровь, ударяла в голову дурным хмелем, и тягучая, очень длинная, без начала и конца, совершенно непонятная мысль копошилась в мозгу, заполонив собою все его лабиринты - так, наверное, люди сходят с ума. Вот что внезапно пришло на ум Дигону; вот от чего он вздрогнул и проснулся - на одно лишь мгновение, но и того оказалось достаточно, чтоб поднять глаза и увидеть полыхающее вдали зарево...
Сон перепуганным перепелом взлетел ввысь. Волк приподнялся в седле, желая рассмотреть подробности происходящего, и действительно различил узкие, тянущиеся к небу языки пламени, черные точки, бывшие в нервном движении как потревоженные муравьи, а также высокое голое дерево - либо столб - вкруг которого и бушевал пожар.
- Хей, змееныш! - аккериец грубо ткнул кулаком в плечо мирно дремлющего спутника.
- А? - растерянно хлопающий длинными пушистыми ресницами Трилле был сейчас прелестен, и если б рядом с ним ехал не Волк, а юная девица, она всенепременно бросилась бы ему на шею и расцеловала, несмотря на снедающую сердце тревогу. Известно, что нрав женщины таков: будь она хоть на волос от Ущелий, и то не упустит случая приласкать милого юношу... Но, естественно, Дигону подобные чувства были вовсе недоступны. Вид Трилле не то что не умилил, а раздражил его до крайности. Взревев, он пнул приятеля ножищей, обутой в драный, зато кованый сапог, ухватил его за шиворот железной рукою и хорошенько тряхнул.
Трилле жалобно завизжал, завертелся, стараясь выскользнуть из лапы аккерийца. Пока он не понимал, чем вызвано такое суровое отношение - он всего лишь вздремнул, - а оттого сопротивлялся во все свои небольшие силы.
Но тут Дигон отпустил его сам.
- Смотри! - указал он на пламя, разгорающееся все ярче, шире.
- О-о-о... - пролепетал уже совсем проснувшийся парень, в страхе заставляя лошадь остановиться, а потом попятиться. Пожар на равнине, высушенной солнцем, был страшнее ливня, молнии и отряда разбойников, ибо пожирал траву с невероятной быстротой, треща и громыхая от голода и жадно заглатывая все и вся на своем пути. От него можно было только убежать, ускакать, и только на большой скорости. Сейчас его и двух путешественников разделяло лишь полторы сотни шагов, и следовало поторопиться, если оба надеялись прожить ещё хоть пару лет... Трилле с благодарностью посмотрел на товарища. Если б не он... Но додумать мысль он не успел. Дигон, чуть не взвыв от злости на нерасторопность Повелителя Змей, снова тряхнул его и проорал в самое его ухо:
- Шевелись, недоносок! Да не назад!.. - он дернул повод караковой, которую Трилле уже развернул в обратную сторону. - Вперед!
- Как... вперед? - выдавил парень, с ужасом глядя на Дигона. - Там же пожар...
- Какой, к Бургану, пожар? - тут Дигон махнул рукой и погнал своего вороного вперед, оставив спутника на произвол судьбы.
* * *
Он врезался в дико визжащую и рычащую толпу, сразу смяв несколько её рядов. Меч засверкал в красном от пламени воздухе, снося черные, словно обуглившиеся, головы палачей. Да, одного только взгляда Волку хватило, чтоб понять происхождение огня - в этих краях издревле на костре сжигали колдунов, если они чем-либо прогневали население. Казнь свершалась изощренным способом: жертву привязывали к столбу, обнесенному вязанками хвороста, затем вокруг неё на расстоянии двух или трех десятков шагов выкладывали камни, дабы огонь не перекинулся на равнину. Поджигали же не сам хворост, а траву возле этих камней, так что пламя подбиралось к несчастному издалека и он в полной мере мог насладиться приближением смерти. Пока, объятый безумным ужасом, он бился у столба и хрипел, толпа радостно прыгала и швыряла в него камни.
Прежде Дигону не доводилось видеть сего жестокого действа, зато рассказов о нем он наслушался предостаточно в бытность свою наемником в армии Патоса Агранского. Суровость законов он понимал и одобрял, но глумления - никогда. Именно поэтому, завидев полыхающий костер и сразу сообразив, что происходит, он, в мгновение охваченный той первобытной, страшной яростью, которая не раз заставляла его врагов позорно бежать, даже не выхватив оружия, ринулся в бой.
Четверо упали, сраженные смертоносным мечом Дигона, остальные, чуть опомнившись от внезапного нападения, с ревом бросились на него. Конечно, несколько десятков крестьян, пусть и с дубинами, не могли б одолеть воина, но ему такая победа была не нужна. Он хотел только очистить дорогу к столбу и освободить жертву до того, как огонь лизнет её жарким своим языком. Потому-то, клинком и грудью коня повергнув наземь ещё пару воинственных крестьян, он снова сунул меч в ножны и устремил вороного прямо в пламя.
Жаром опалило ему лицо и руки. Искры посыпались на темную гриву его и коня. Сжав губы, закрыв глаза рукой, он пересек полосу огня, бывшую пока неширокой, и очутился на чистом, хотя и горячем месте. Женщина, привязанная к столбу, была юна. Лицо её, покрытое уже предсмертной бледностью, не выражало ожидаемого ужаса - напротив, покой и тихая, будто религиозная радость читалась на тонких чертах её. Такими бывают приносимые в жертву любимым богам фанатики, и Дигон, короткой мыслью отметивший это, на вздох испытал немалое потрясение и сомнение в своих действиях. Впрочем, то было всего лишь фоном основной его, весьма глобальной, но не означенной словами идеи: разрубить путы, подхватить девушку и усадить вперед себя на седло.
