- До связи, - бросил Муха и отключился. Снова

потянулось время. Наши подопечные начали прояв- лять беспокойство. Бычок что-то побубнил в рацию. Послушал. Снова побубнил. Свистнул ковбою. Тот высунулся из орешника, жестом спросил: в чем дело? Бычок пожал плечами. Ковбой жестом приказал: ждем.

Затрещала сорока, откуда-то издалека, из глубины распадка.

- Артист, это снова я, - раздался в моем наушнике голос Мухи. - Слышишь меня?

- Слышу.

- Тут, это. Второй. То же самое.

- Труп?

- Ну да.

- Это становится интересным. Точно?

- Да! Точно! Только не спрашивай, как я это определяю!

- И что?

- Ничего. Даже крови из носа нет.

- Вертел?

- Вертел! Вертел!

- Бледный?

- Ну!

- Твою мать! - сказал Артист. - Чем же он их пугает?

Я поспешно скатился по косогору и вышел на связь:

- Муха, это я. Где клиент?

- Ушел вперед.

- За ним не ходи. Ты понял? Ни шагу. Возвращайся на до- рогу, спрячься и жди нас. Это приказ. Как понял?

- Понял тебя, Пастух, приказ понял. Что у вас?

- Пока ничего.

- Помощь нужна? - спросил Артист.

- От тебя только одна: не треплись в эфире.

Ну? И что же там происходит?

Этот вопрос волновал не только меня. Наших подопечных он волновал еще больше. Они выбрались из укрытий, побубнили в рации, пытаясь связаться со своими. Ответа не дождались. О чем-то посовещались, покурили и двинулись по тропе в глубь распадка, держа наизготовку свои "калаши". Двигались грамотно: один проскакивал вперед и занимал позицию для стрельбы, пропускал второго, страховал его, потом менялись местами. То ли служили в армии, то ли насмотрелись боевиков. А вот курить им не следовало. Обычно запах табачного дыма слышен метров за шестьдесят - семьдесят. А в этих краях, не изгаженных заводскими выбросами и выхлопами машин, - намного дальше.

Некоторое время мы крались за ними. Неожиданно Боцман остановился и придержал меня за плечо.

- Дальше не пойдем, - сказал он. - Нельзя.

- Почему? - спросил я, хотя сам только что об этом подумал.

- Не знаю. Внутренний голос. Говорит: не суйтесь. Клиент же не знает, что нас наняли охранять его, а не наоборот.

- А эти?

- А что эти? Они выбрали не ту профессию. Но их же никто не заставлял, верно?

Мы вернулись к началу распадка и укрылись на склоне сопки таким образом, чтобы можно было видеть и тропу, и стоявший на обочине дороги джип. Нагребая на себя листья, я машинально отметил, что даже в Чечне не маскировался так, как в этом мирном осеннем лесу.

Через некоторое время вызвал Муху:

- Доложи обстановку.

- Пока тихо. Какое-то там шевеление. Не пойму что.

- Какое шевеление?

- Сорока трещит.

- Замри. Что бы ни происходило.

- Понял.

Я не спускал с тропы глаз и все же не заметил, как клиент появился. Ни камешек не стукнул, ни ветка не шевельнулась. Будто серая тень скользнула в листве. Поравнявшись с нами, он замер. Я закрыл глаза и превратился в камень. В валун. Поросший мхом. Осыпанный мелкими золотыми листьями карликовых берез. Валун и валун. Лежу со времен ледникового периода. Нуль эмоций. Какие эмоции могут исходить от старого валуна?

Потом что-то подсказало мне, что можно открыть глаза. Его уже не было.

- Видели? - прорезался в эфире Артист.

- Что?

- Он смотрел на дорогу. Минут пять. Потом вернулся.

- Куда?

- Назад, в сопки.

- Что происходит, Пастух? - вмешался в наш разговор Муха.

- Всем уйти со связи, - приказал я.

Что происходит. А черт его знает, что происходит!

Снова он появился минут через двадцать. На этот раз мы его услышали. Мудрено было не услышать: он тащил на спине одного из братков, с бычьим затылком, закинув ноги трупа на плечи и держась за них, как за лямки рюкзака. Весу в бычке было килограммов восемьдесят, но и при этом клиент двигался размеренно, с механической четкостью движений. Лишь камни громко хрустели под его ногами. На груди у него болтались два "калаша", из чего я сделал вывод, что этих мурманских братанов не выручил их армейский или киношный опыт. А ведь предупреждает Минздрав: курение опасно для вашего здоровья.

На выходе из распадка он остановился, внимательно осмотрел дорогу и спустился к джипу. Вякнула охранная сигнализация. Вероятно, ключи он нашел в кармане водителя джипа. Он забросил свою ношу в салон и быстро, уверенно, как по разминированной территории, углубился в распадок. Через полчаса появился с ковбоем. Загрузив и его, сел за руль и погнал джип к лагерю.

- Муха, он едет к тебе, - предупредил я. - Сиди и не высовывайся. Что видишь?

- Пока ничего не вижу. Теперь вижу. "Судзуки". Жмет со страшной силой. Ух ты! Вот это да!

- Что там?

- Он сбросил джип в озеро! Сходу! А сам выскочил! В последний момент!

- Что делает?

- Отряхивается.

- А сейчас?

- Идет к "Ниве". Открыл. А теперь идет в сопки. Быстро идет.

- Те двое, они далеко от дороги?

- Инфарктники? Не очень.

Я уже догадался, что за этим последует. Так и было. Клиент по очереди вынес из распадка инфарктников, загрузил их в "Ниву" и погнал тачку в сторону станции.

Артист доложил:

- Вижу "Ниву". Едет медленно. Остановился. Вылез. Осматривает берег. Ставит "Ниву" поперек дороги, мордой к откосу. Ну дает!

- Докладывай, а не треплись!

- Докладываю. Пересадил на водительское сиденье одного из кадров. Пристегнул ремнем безопасности. Вытащил из салона свой сидор. Толкает "Ниву" в задницу. Сейчас будет бултых. Слышал?

- Продолжай.

- Отряхнул руки. Поднял сидор. Пошел к станции. Все, скрылся за поворотом.

- Жми за Мухой. Потом возвращайся сюда.

- Понял тебя.

Мы с Боцманом немного выждали и выбрались на дорогу. Здесь нас подобрал Артист. Уже заметно стемнело. В свете фар на обочине мелькнул светлый плащ клиента. Он не оглянулся, даже не попытался голосовать. Как шел по дороге, так и шел. Только форменного лагерного кепарика на нем уже не было - то ли выбросил, то ли спрятал в сидор.

Через полтора часа он подошел к станции и купил билет на поезд "Мурманск - Москва". До поезда было около трех часов. Он прошел в конец тускло освещенной платформы и уселся на скамейку с видом человека, который отшагал двадцать километров и теперь рад возможности вытянуть ноги. Мы наблюдали за ним издалека, из машины.