Не зажигая света, Кира протянула руку к тумбочке и взяла сигарету. Как бы сложилась ее жизнь, если бы она тогда "подумала хорошенько" и осталась? Может быть, сейчас у нее были бы дом, достаток и преданный муж... Лежала бы с Саньком в одной постели, и он бы уютно "похрюкивал" под боком. Чушь и ерунда! Да разве она могла тогда "хорошенько подумать"? Она кубарем скатилась с чемоданом по лестнице вниз - навстречу ожидавшему ее Вадиму.
Целый год она ни о чем не догадывалась и безмятежно сияла от счастья.
- Сияешь, как красно солнышко, - говорила ей подруга Вера. - В крайнем случае, как лампочка Ильича.
- За что ты его так не любишь? - обижалась Кира. - За Санька?
- Вадим за Санька не ответчик, это уж твой грех.
- Да, я грешная женщина, - легко соглашалась Кира. - Помнишь, у Северянина - "В грехе - забвенье!" Кто из нас без греха...
- Санек, - гнула свою линию подруга.
- Ну, хорошо, - соглашалась Кира. - А Вадим-то в чем перед тобой провинился?
- Нарцисс Нарциссович Нарциссов, - цедила Вера.
Что было, то было: она и сама удивилась, заметив, что он проводит по утрам в ванной комнате битый час и постоянно смотрится в зеркало или в любую другую блестящую поверхность, например в никелированный чайник; кстати, у матери была та же манера...
Вера с первого дня невзлюбила Вадима, зато мать буквально смотрела ему в рот. Они с Кирой даже сблизились на почве этой беззаветной любви - настолько, что та как-то не удержалась и пожаловалась матери на подругу.
- Скажите пожалуйста, - изумилась мать. - Не может простить тебе Санька... Да она элементарно завидует, твоя Вера, - и весь тут сказ!
Через полгода Кира получила развод, и они поженились. Надо думать, она сделала "блестящую партию", став женой знаменитого поэта-текстовика, во всяком случае, на их свадьбе собрались все "небожители" эстрады; приехала, правда с опозданием, и сама "звезда"... Помолодевшая мать в длинном черном платье с глубоким вырезом тряхнула стариной и, почти не фальшивя, спела под аккомпанемент дочери свою "коронку", арию Сильвы. Утром, когда гости разошлись, она растроганно поцеловала Киру в щеку и призналась:
- Не знаю, как ты, а я счастлива! Вот это я называю - жизнь, наконец-то я снова в своем кругу...
Это мать вспомнила довоенные времена, когда была если не лучшей, то во всяком случае самой эффектной исполнительницей Сильвы в одноименной оперетте Кальмана в Театре музыкальной комедии. Это была кульминация, пик ее недолгой карьеры: после войны, вернувшись из эвакуации, мать покинула театр (по ее версии - пожертвовала сценой ради семьи; на самом же деле у нее было что-то со связками, какое-то осложнение после недолеченного гриппа, и она попросту потеряла голос).
Единственным облачком на лазурном небосклоне Кириной жизни были частые отъезды Вадима.
- Ты же только что ездил! - отговаривала она мужа. - Подумаешь "гала-концерт": ни одной звезды!
- Не имеет значения, - объяснял Вадим. - Как ты не понимаешь - это необходимая часть моей работы: я должен постоянно держать руку на пульсе.
Покорно вздохнув, она собирала чемодан, и он отбывал. Начинались телефонные звонки, зачастую ночью, так как он никогда не давал себе труда сделать поправку на местное время. Кира не сердилась: в те времена ей ничего не стоило проснуться среди ночи от резкого телефонного звонка и потом мгновенно, едва коснувшись подушки, опять заснуть до утра. Иногда, "закрывшись" на графике, она ездила вместе с ним.
Болезнь началась с пустяка. В середине мая Вадим вернулся из поездки в Сочи, и, готовя в химчистку его модный кримпленовый костюм, она проверила содержимое карманов и вынула оттуда: оторвавшуюся пуговицу, безукоризненно чистую расческу, конфетный фантик и маленькую, сложенную вчетверо записку. Там был номер телефона, а внизу стояла приписка: "Не забудь и не потеряй. Женя". Ничего особенного... Интересно, кто эта Женя? А может быть, вообще он? Исключено: приписка чисто женская. Наверное, кто-то хочет, чтобы он написал текст, что же еще? Вечером она отдала ему записку и все-таки спросила:
- Что это за такая за Женя?
И услышала в ответ:
- Не такая, а такой - молодой вокалист, один из "подающих надежды".
- Странно, - сказала Кира.
- Что - странно?
- Да так, ничего.
А недели через две в Доме Дружбы ей пришлось аккомпанировать незнакомой молоденькой певице с такой внешностью, что, раз увидев, ее нельзя было забыть или с кем-нибудь перепутать.
- Вы ведь не из концертной организации? - спросила Кира, просматривая ее ноты.
- Нет, я работаю в драматическом театре, - откликнулась певица и уточнила, в каком именно. - Вот, - прибавила она, - неожиданно запела!
- Бывает, - улыбнулась Кира. - Простите, я не знаю вашего имени...
- Женя Баринова, - представилась та и добавила. - А вас я узнала... Вы ведь жена Вадима?
- Да... а вы и его тоже знаете?
- Кто же его не знает? - удивилась Женя. Она сидела, закинув ногу на ногу, и даже Кира не могла отвести глаз от этих ног.
- Конечно, я его знаю, а лично познакомилась с ним в Сочи, на конкурсе. Вот что, Кира, я начну с этой песни... и у меня к вам просьба - не фиксируйте звук, играйте тихо, совсем тихо, хорошо? Все-таки у меня "драматический" голос. - И они перешли к делу.
В этот вечер у нее обнаружились первые симптомы той болезни, которая постепенно, день за днем, изматывала ее душу и, набрав силы, стала неизлечимой.
"Он соврал! - думала Кира, поднимаясь по лестнице в их просторную "сталинскую" квартиру на третьем этаже. - "Подающий надежды" вокалист - это она, эта девчонка с умопомрачительными ногами. Зачем он соврал?"
- Зачем ты мне соврал? - забыв поздороваться, спросила она Вадима, который на звук ее шагов вышел в прихожую.
- А почему меня никто не целует? - удивился он. - Кто тебе соврал?
- Ты, - сказала Кира и села на стул. - Я сегодня ей аккомпанировала, этой Жене. Ее фамилия Баринова. - И зачем-то добавила: - В Доме Дружбы.
- Женя? - повторил Вадим. - Баринова? Где-то я слышал это имя...
Тогда Кира напомнила ему недавний эпизод с запиской.
- Ах, да, - вспомнил он. - Я назвал ее молодым вокалистом? Не может быть... Разве что в смысле - молодой вокалист Женя Баринова? Как, скажем, молодой адвокат или, там, молодой врач Женя Баринова... в таком вот смысле?
- Ты сказал про нее буквально следующее: "не такая, а такой"...
- Какой "такой"? - рассердился Вадим. - Согласись, что это невозможно, не мог я спутать ее с мужчиной! Ты ее видела - согласись, что не мог!
Кира смотрела на него со стула снизу вверх и растерянно молчала.
"Черт меня дернул сдать в чистку тот проклятый кримпленовый костюм! тоскуя по прежней беспечной жизни, ругала она себя. - Из-за какого-то дурацкого пятнышка - кто его видел? Жила бы и ничего не знала, никакой Жени Бариновой..." Она старалась забыть, не думать, но это происходило помимо ее воли: например, на концерте Вадим, стоя к ней спиной, вполголоса беседовал с хорошенькой балериной из кордебалета - о чем? Во всяком случае, не о песенном тексте... Или он звонил ей от знакомого композитора и предупреждал, что задержится: надо поработать, а там был какой-то непонятный фон, как будто кому-то зажимали рот рукой, а этот кто-то тихо, придушенно смеялся женским голосом. А то ей казалось, что от него слабо, едва уловимо попахивает чужими духами...
В конце июня, на празднике Белых ночей в Пушкине они снова столкнулись с Женей Бариновой. Кира не должна была участвовать в этом концерте: ей позвонили с "обзвона" и попросили заменить заболевшего пианиста. Вадима дома не было, и это означало, что на концерт ей придется добираться на перекладных. В любом другом случае она бы не задумалась отказаться, сославшись на мигрень, но, услышав имя Жени Бариновой, сразу согласилась. Ехала сначала в автобусе, потом в переполненной электричке и всю дорогу думала о ней. "Если у них что-то есть, я это сразу почувствую. Она, наверняка, не в курсе, что заменили пианиста: не такая она фигура, чтобы ей сообщать о замене. А раз так, сработает эффект неожиданности: она не успеет приготовиться, и я пойму". Женя встретила ее широкой улыбкой и словами:
