Хопп Синкен
Мыльные пузыри
Синкен Хопп
Мыльные пузыри
Пузырики - смешной народ,
он в мыльных пузырях живет.
Нужна пузырикам всегда
простая мыльная вода.
Отец пузырика и дед,
и брат, и дочка, и сосед
все шалуны, и им не лень
из трубок выдувать весь день
большие чудо-пузыри.
Они смеются - посмотри,
подуют в трубки и тогда
умчится в небеса беда.
Не каждый день случалось так:
послали Йенса на чердак.
- Йенс! - послышалось из кухни: там мама стирала белье. - Поднимись, пожалуйста, на чердак и отнеси туда этот чемодан. Как, справишься?
- Ну, конечно, справлюсь, - ответил Йенс.
Чемодан был совсем нетяжелый, вот только лестница немного крутовата. Но и это была бы не беда. Беда в том, что Йенс слегка побаивался чердака: там было так темно и столько всяких страхов-страшилищ. Одни летучие мыши чего стоили!
"Жуткие твари эти летучие мыши", - подумал Йенс. Но он вовсе не собирался показывать им, что он их боится.
Он мужественно тащил наверх свой чемодан, и вскоре оба они добрались до цели.
Как дедушкин сундук хорош,
чего там только не найдешь,
из Занзибара, Сетесдала,
из Рейкьявика и с Урала.
Ой, как же там было интересно! Здесь, в этом старом доме, вырос папа Йенса, да и Йенсов дедушка жил в нем, когда был совсем маленьким мальчиком. И в этом доме когда-то жили дяди, тети и еще всякие родственники Йенса. Кто-то из дядьев был моряком и плавал в дальних морях, а одна из теток обожала красивую одежду и старинную мебель. После них на чердаке осталось много всяких интересных разных разностей, которые никому не были нужны - ну ни капельки. Йенс решил не отходить от люка дальше чем на три шага. Отовсюду доносились какое-то шуршание и тихий шелест. Хотя Йенс и понимал, что это всего-навсего дождь стучит по крыше, мороз нет-нет и пробегал по коже от страха.
Огромный сундук был так забит вещами, что крышка у него не закрывалась: сверху лежала черная шляпа, а рядом с ней... виднелось чье-то лицо... Йенс отважился подойти поближе и как следует рассмотреть его... Но никакого лица там не было. То, что Йенс со страху принял за лицо, были черные очки, красный картонный нос и большая темная борода.
- Доброе утро, фру, - сказал Йенс.
- Доброе утро, - ответила мама. - Присаживайтесь, пожалуйста.
- Спасибо, фру, - поблагодарил Йенс и сел.
- Простите, как вас зовут? - спросила мама. - Кажется, раньше мы с вами не встречались.
- Меня зовут профессор Йенс Йоргенсен, - ответил Йенс и погладил свою чудесную бороду.
- Профессор в какой области? - поинтересовалась мама, подлив в корыто чистой воды, добавив мыла и взбив пену так, что мыльные пузыри прилипли к рукам.
- И не в какой я не в области профессор, а в большой комнате, где так много книг, - сказал Йенс и тут же добавил: - Тысячи книг.
- Простите, профессор, я имела в виду, что написано в этих книгах? - снова спросила мама. - Что вы изучаете?
Йенс взглянул на мыльную пену, которая так удивительно пузырилась, переливаясь всеми цветами радуги, и уточнил: - Я профессор пузыристики.
Так изменили без труда
лицо - очки и борода.
Йенс даже горд собой слегка
за слово "пузыристика".
- Интересно, - сказала мама. - И долго вам пришлось изучать эту самую пузыристику?
- Сто с лишним лет, - ответил Йенс. - Пузыри такие замечательные. Ведь они живые. То есть сами они, конечно, неживые, а вот пузырики, которые в них живут, те уж точно живые.
- А чем они питаются? - спросила мама. - Наверно, они питаются пятнами. Может быть, они займутся этим большим пятном на скатерти?
- Они таскают еду из нашего буфета, - сообщил Йенс. - Они таскают варенье и печенье. И еще они никогда не чистят зубы.
- Да, тяжелый народец, - вздохнула мама.
- Еще какой тяжелый, - подтвердил Йенс. - Всем языки показывают. И ругаются плохими словами. И не хотят ложиться в постель. И все время врут. Зато мыться очень любят... Ну ладно, фру, прощайте, мне пора.
Йенс проснулся посреди ночи. В доме было тихо, папа и мама спали.
Йенс перевернулся в постели, закрыл глаза и снова попытался уснуть. Но уснуть никак не удавалось. Тогда он приподнял голову, сел и осмотрелся вокруг. Рядом с кроватью валялись очки, борода, шляпа и картонный нос. Он надел очки и только тогда заметил, какие они грязные. В них совсем ничего не видно. Он понес их в кухню, чтобы вымыть как следует и насухо вытереть полотенцем. После этого Йенс снова нацепил их на нос. И тут он замер от удивления! Такого ему и за всю жизнь не приходилось видеть. Все предметы вокруг него будто заблестели, засверкали, выросли в размере. А на самом краю корыта сидел какой-то маленький человечек и печально смотрел на него глазами, полными слез.
Пузырик над своей бедой
рыдает мыльною водой.
- Ты чего плачешь? - спросил Йенс.
- Я не умею ругаться плохими словами и не та... не та... не таскаю ника... никакого печенья из буфета, - ответил малыш и зарыдал так сильно, что не смог больше ни слова выговорить.
- А кто тебе это сказал? - попытался успокоить его Йенс.
- Ты сам и сказал!
- Я? - удивился Йенс, - Я не говорил.
- Вот так всегда: сначала врет, а потом еще и отказывается, - послышался чей-то строгий голос.
Йенс увидел перед собой еще одного человечка, постарше, покруглее первого: плакать человечек и не думал.
- Мы - пузырики, живем в мыльных пузырях.
- А я и не думал, что вы есть на самом деле, - признался Йенс: он считал, что сам выдумал пузыристику.
- И много вас тут? - спросил он.
- Сотни тысяч. Впрочем, мне их не сосчитать, я такого счета не знаю.
Солгал наш Йенс - его вина
была оплачена сполна.
- Меня зовут Фиалка,
улыбки мне не жалко.
- Меня зовут Росита,
красива и умыта.
- А я - малышка Первоцвет,
звана сегодня на обед,
пропели три очаровательные девушки и пританцовывая подошли к ним. Они так легко прыгали, так нежно пахли и так мило улыбались.
- А это наши подружки - туалетные мыльца. Они нам родня, только они живут в ванной, а мы на кухне. Они пришли, чтобы поприветствовать тебя.
- Мы пришли, чтобы показать тебе наш танец! - сказали Фиалка, Росита и Первоцвет.
И закружились все вокруг,
все засмеялись, встали вдруг.
Как грациозно - раз-два-три
танцуют в парах пузыри.
А Йенс был просто поражен,
такой красы не видел он.
Они пели и плясали, и вдруг до Йенса донесся необычный резкий звук.
Йенс прислушался, это была барабанная дробь, она становилась все ближе и ближе.
Девушки взмахнули своими юбочками и улетели; пузырики быстро собрали своих детей и на всякий случай отодвинулись в сторону. Новые гости явно не отличались вежливостью.
- Кто это? - поинтересовался Йенс.
- Кислотики, - ответил пожилой пузырик. - Они сильные и бессовестные. Они скоблят и трут, впитывают и всасывают все, что ни увидят.
- А, это то, чем мы забор моем, - догадался Йенс.
Прямо перед ним стоял навытяжку подтянутый лейтенант. Вид у него был злой, он глядел прямо перед собой не моргая, ни тени улыбки не было на его лице.
Мы в бутылках живем,
и чистим, и трем.
- Трам-па-па-пам, трам-па-па-пам, - ударили барабаны.
- Вы пенитесь в ванной, мы чистим стаканы!.. - закричал лейтенант.
- И бьем в бараба-в бараба-в барабаны! - подхватили солдаты.
- Посторонись! - приказал лейтенант.
- Это зачем? - удивился Йенс.
- А то мы тебе ноги посмываем! - воскликнул лейтенант. - Или ботинки!
- Вы что, все что угодно можете смыть? - спросил Йенс.
- Почти все, - ответил лейтенант. - Всегда найдется что-нибудь, с чем кроме нас никто не справится.