Я с интересом изучал жизнь этого дома. Лилипуты-посетители приходили в общую залу внизу и, посидев там немного, поднимались наверх – в отдельные комнаты с одной из лилипуток (прехорошеньких, насколько я мог судить). Мне даже было видно, что происходило в некоторых из этих комнаток… Все знакомо. В этом смысле мы мало чем отличались от лилипутов, которые, видимо, принадлежат к одной из разновидностей человеческой расы и близки нам не только по общей морфологии (да простят мне мои читатели этот научный термин – ведь немало лет провел я в университетских аудиториях, получая знания, чтобы стать практикующим врачом), но и в сущностных проявлениях.

Мои наблюдения за жизнью веселого дома не замедлили дать о себе знать естественным для такой ситуации образом. Впрочем, они лишь ускорили то, что зрело уже несколько недель и так или иначе готово было заявить о себе со всей неотложной силой.

Вот уже который день, засыпая под своим тоненьким одеялом, видел я мой уютный дом в Ноттингемпшире, мою милую жену, её хорошенькие губки, полненькие грудки, которые она даже во время наших любовных утех стыдливо пыталась прятать от меня. Мне снилось, как я ласкаю ее, ищу рукой её трепетные интимные места, так часто увлажнявшие мои пальцы обилием желания. И каждый раз, как только я доходил до дела, обнаруживалось, что это только сон, и я просыпался, не солоно хлебавши, а моя плоть грозила прорвать тоненькое лоскутное лилипутское одеяло. По утрам я говорил себе, что если не найду способа удовлетворить свое естество, то это может обернуться для меня самыми серьезными осложнениями (как врач я знал, какими неприятными последствиями грозит столь длительное воздержание здоровому организму).

Наконец я, кажется, нащупал решение. Это случилось ночью после очередного моего экзальтированного пробуждения, когда то, что я пытался схватить рукой, в очередной раз оказалось фикцией моего расстроенного воображения.

На следующий день я едва дождался прихода Тоссека – моего наставника и проводника по лилипутским премудростям жизни. Моих знаний лилипутского языка уже вполне хватало, чтобы объяснить ему суть моих желаний. Впрочем, слова я подкреплял жестами, не оставлявшими сомнений в моих потребностях. А чтобы уж окончательно расставить точки над «i», я поднес моего друга к подзорной трубе, направленной на одно из окон веселого дома. Сначала он пришёл в ужас, увидав прямо перед собой то, что, по его понятиям, находилось чуть не на другом краю света, но когда я рассказал ему о назначении и свойствах сего полезного предмета, он успокоился. Но поняв, чего я добиваюсь от него, он выразил свое недоумение. Я бы тоже недоумевал на его месте – я ведь и сам ещё не знал, как утолить переполнявшие меня желания, просто был уверен, что жизнь и немалый опыт подскажут правильное решение. Впрочем, я поспешил заверить моего друга, что в мои намерения не входит причинение кому-либо вреда, и гостья, которая окажет мне честь, уйдет от меня в добром здравии и на своих ногах. Он покачал головой, но все же сказал, что вечером с заходом солнца доставит мне одну из красоток, обитающих в двухэтажном домике. Таксу он назвать поостерегся, потому что затруднялся сказать, сколько могут попросить за столь диспропорциональные услуги. Впрочем, лилипутские деньги у меня были в достатке. Император в счет изъятых у меня нескольких золотых гиней одарил вашего покорного слугу кошельком, в котором было без счета тоненьких, чуть не прозрачных золотых монеток, ходивших в Лилипутии.

Я с нетерпением ждал вечера, и никакие уроки в тот день не шли мне в голову, хотя я и выучил с десяток-другой слов, которые, по моим представлениям, должны были мне понадобиться в тот вечер; среди них такие, как тнюк, клинис, петор, морзаг, кюф и некоторые другие, перевод которых я намерен предоставить читателю в задуманном мною лилипутско-английском словаре. А среди выражений, которыми я обогатил свой лилипутский лексикон в тот день, были, например, такие: «Сгораю от желания», «Облегчите мое бедственное положение», «Спасите несчастного путешественника». Мой наставник был как всегда благорасположен ко мне и пылал желанием по мере своих возможностей помочь в осуществлении затеянного мною предприятия. Должен сообщить любезному моему читателю, что я с молодых ногтей отличался женолюбием, сильнее которого во мне была лишь тяга к странствиям. Два этих противоречащих друг другу желания непонятным образом уживались во мне, доставляя нередко не только счастливые, но и мучительные минуты: длительные морские переходы приносили мне в отсутствие женского общества немалые страдания, а женское общество на берегу скоро приедалось, потому что душа моя начинала рваться в морские просторы.

Наконец наступил долгожданный вечер, и я, нетерпеливо приникший к окошку моего обиталища, увидел, как по улочке в мою сторону направляются мой наставник и закутанная в плащ особа (о том, что это была именно особа, я, невзирая на её малые размеры, безошибочно догадался по походке: лилипутские женщины, как и наши, ходят, чуть покачивая бедрами). Пара вошла в гостеприимно распахнутую мною дверь, но мой друг, отвесив поклон, тут же куда-то исчез, оставив меня наедине с той, которую я так трепетно ждал.

Я протянул вперед ладонь, положив её тыльной стороной на пол, приглашая тем самым даму ступить на нее. Видимо, она была наслышана о моем добром нраве, потому что без всякой опаски запрыгнула мне на ладонь, одновременно скидывая с себя плащ. Я поднес её поближе к своему лицу. Она оказалась прехорошенькой блондинкой (впрочем, все лилипутки казались мне прехорошенькими, как впоследствии и бробдингнежки. Не могу объяснить это одним своим женолюбием – и те, и другие и в самом деле были очаровательны…). На ней было платье с глубоким вырезом, туго стянутое в талии и заканчивавшееся чуть ниже колен (в моем отечестве это сочли бы недопустимой вольностью); оно подчеркивало великолепные пропорции моей гостьи, её пышный (конечно, только по лилипутским представлениям) бюст, который, казалось, готов был вырваться наружу, что он и сделал в скором времени к моему удовольствию.

Я представился, сказал, что для меня большая честь принимать столь прекрасную молодую особу. Незнакомка в ответ соблазнительно улыбнулась. Мои комплименты были ей явно по душе.

Потом я, как умел, объяснил ей, что хотя я и кажусь им, лилипутам, человеком-горой, но гору эту одолевают те же желания, что и всех людей. А поскольку я вот уже второй месяц (которому предшествовало трехнедельное плавание) пребываю в чужой стране и до сего дня не имел возможности удовлетворить свои желания, то состояние мое в данный момент близко к отчаянию. Конечно, объясняя все это моей гостье, я не был так красноречив, как теперь, рассказывая о тех событиях моему любезному и заинтересованному читателю. Оно и понятно -мой лилипутский был далек от совершенства. Однако гостья моя оказалась девицей сообразительной. Она сказала, что счастлива была бы помочь мне, да вот только ввиду наших диспропорций не представляет себе, как бы это могло быть возможно. Вот если бы я был таким маленьким, как она, а она – такой большой, как я, то худо-бедно из этого и могло бы что-то получиться. (Ах, моя умненькая маленькая подружка! Она словно в воду смотрела -прошло не так уж много времени, как именно в такой ситуации я и оказался. Однако не могу сказать, что, будь у меня возможность выбора, я бы выбрал ту – вторую. У обеих есть свои плюсы и, к глубочайшему моему сожалению, минусы.) Я поспешил заверить ее, что существуют и другие – отнюдь не членовредительские – способы удовлетворить мои желания, и ежели она не против, то мы могли бы их опробовать ко взаимному удовольствию. Она выразила свое согласие, и мы без лишних слов приступили к делу.

Я поставил свою маленькую подружку на подобие табурета, приготовленное мной некоторое время назад для путешествий по городу (становясь на это приспособление, я, как знает читатель, без труда преодолевал дворцовые и прочие городские стены), и в доказательство насущности моих желаний выпростал из штанов то мое орудие, что вот уже несколько дней не давало мне покоя.