- Подвели, - улыбнулся Лев Ильич, - диалектика называется. А я думал, вы пьяный - концы с концами не сведете.
Лицо у Васи перекосилось, Лев Ильич даже испугался - не случилось ли с ним чего, глаза налились кровью, он медленно поднялся.
- Эт-то ты - мне говоришь, что я пьяный?..
Лев Ильич вспомнил его вчерашний номер и тоже встал.
- Но, но, - сказал он, - аккуратненько, - и поднял табуретку.
- Ишь какой - напугался. Жид, а соображает. Деньги есть?
- Есть, - сказал Лев Ильич.
- Сколько?
- Не скажу.
- Три рубля дашь?
- Нет, - Лев Ильич уже сидел за столом. Почему-то он не хотел уходить отсюда, ему вдруг показалось, что вот сейчас, в этой похмельной бессмысленной болтовне он услышит что-то, что всегда от него ускользало.
- Как нет? - искренне удивился Вася.
- А почему я тебе должен давать деньги?
- Да потому, что у меня их нет, а у тебя они есть - это раз. Потому, что мне необходимо выпить, а тебе нет. Два.
- Резонно.
- И еще потому, что я русский, а ты - жид пархатый.
- А тут не получается. Так бы я, уж пожалуй, решил дать, коль так выпить охота, а теперь нет. Не получишь денег.
- Вон ты какой интересный, - Вася на него остро глянул, и Льву Ильичу вдруг подумалось, что никакой он не пьяный, а всего лишь ломает перед ним ваньку. - Я еще таких не встречал, хотя нагляделся, да и на Аркашке много опытов ставил.
- По-научному подходишь?
- Ты мне лучше такую вещь объясни, - Вася курил, сидел теперь легко, говорил свободно, вроде бы и правда протрезвел. - Почему вашего брата никто не любит? Ну никто и никогда! Ты ж не можешь сказать, что вот уж столько - тыщу, две тыщи лет все кругом мерзавцы, вроде меня? И заметь, разные люди, враги друг другу, а в этом сходятся: Гитлер жег, Сталин стрелял, царь утеснял, коммунисты травят... Ну почему так? А это ведь близкая история, на нашей памяти, а ежели чуть дальше копнуть? Папа их давил и патриарх изгонял, а тоже друг дружке были готовы глаза повыцарапывать - может, неправда, но говорят, что так. Но тут я не специалист, сам видишь, не историк. Но возьми область мою - искусство. Тут уж я собаку съел! Шекспир - что?
- А что Шекспир?
- Как что? А Шейлок? Небось знаю, играл. Ну это ж надо - за свои поганые жидовские деньги предложить вырезать кусок мяса из живого человека! А Пушкин "ко мне постучался презренный еврей"? А Гоголь - про жидовские ноги в Днепре? А Достоевский - тут уж не отдельные цитаты, а как бы сказать - философия антисемитизма? А Тургенев?..
- Ну а Тургенев? - удивился Лев Ильич.
- Ага, не знаешь - а повесть "Жид" не читал?
- Не читал.
- Эх, интеллигент!
- А ты, я гляжу, профессор по этом делу.
- Жизнь научит. Ну так как ты мне все это объяснишь? Или скажешь, что Шекспир был пьяница, актеришка, вроде меня, а Достоевский - в карты шулер? Но уж Тургенев-то чистый голубь, жены даже не имел? Ты ж сам еврей, откуда тебе знать, что про вас русские говорят - тебя или боятся или стесняются, это редко попадешь на откровенного, вроде меня, да и то, что ты мне симпатичный, и мы, вроде, тут породнились. Ты вот посидел бы под столом, когда русские ребята выпивают и про вас разговор зайдет, или под кровать заберись, когда мужик с бабой спит...
- Благодарю, я привык на кровати, - не удержался Лев Ильич.
- Да это все правильно, но ничего она тебе не скажет, тем более, если ты ее на кровать затащишь. А так бы такого услышал - от бабы, я имею в виду, другой раз самому противно. Тут что-то есть, чего и не поймешь. Знаю, ты сейчас скажешь - темнота, дикость, политика - нет, тут посерьезней, и с поллитром не разберешься... Ты еврейский язык знаешь, тот настоящий, старый?
- Нет.
- Видишь как. А говорят, в ихнем "Талмуде", который никто полностью не перевел, да и не прочтешь, там есть секретные главы, там и записано про этот закон, ну про то самое...
- Про что?
- Не понимаешь? Про кровь, которую из младенцев - не еврейских, конечно, надо на ихнюю Пасху, для мацы.
- Это у тебя юмор такой? - даже не обозлился Лев Ильич.
- Да какой юмор! Ты что думаешь, для чего это мне? Я, если хочешь, два раза морду бил за своего Аркашу - у меня не заржавеет, но он-то, как и ты, ничего не читал - а может, все-таки есть такой закон? Пусть старый, пусть уж пятьсот лет его отменили, но, может, был? Тогда понятна эта вражда, ненависть, презрение, как к клопам, которых надо только давить. Ты, верно, бабу бы какую послушал - да нет, ты на еврея все-таки похож, не расколешь... Знаешь, что я тебе по-дружески, по-родственному скажу, ты малый хороший, вон и денег мне не дал - уважаю. Уезжай-ка ты отсюда пока цел.
- Куда "уезжай"?
- Куда! Ну, не знаешь язык, не хочешь к евреям - дуй в Париж, в Африку куда хошь, дорога накатана. Здесь плохо будет вашему брату. Большая злость. А наверху только рады. Ты знаешь, что было в 53 году?
- Врачи-убийцы, что ли?
- Что врачи! Правда, не знаешь? Ты сам москвич, где тогда был?
- Не было меня в Москве. На Сахалине работал.
- Тогда понятно. А я был комсомольцем, в клубной самодеятельности начинал - актив в райкоме. Ты знаешь, как была подготовлена та операция?.. Ну, что ты! По избирательным спискам - там нация есть, против всех галочки стояли. Вокруг Москвы, на окружной - теплушки на двух колеях. И уж день назначили. На заводе Ильича после смены рабочие хватают мастера-еврея за неверные расценки убивают. Хватают других евреев - серьезная драка. Вызывают милицию - убивают одного громилу. Так? В тот же день - суд над врачами. В Колонном зале. На улице толпа. После заседания общественного защитника - уж не Эренбург ли был назначен, не помню - выволакивают на улицу и тоже кончают. И тут милиция на высоте - парочку патриотов шлепают. Ну, а дальше, чтоб прекратить справедливый гнев и безобразие, защитить и обезопасить, принимают мудрое решение: ночью в каждую квартиру - звонок, два часа на сборы, с ручной кладью по такому-то адресу, к такому-то пути - иначе никто ни за что не отвечает. А дальше теплушки на проволоку - и до Находки. Был, говоришь, на Дальнем Востоке? Половина бы доехала - не больше. Теплушки бы не открывали ни разу. А там, для оставшейся половины бараки без ничего. Мне один летчик рассказывал, он там тогда служил, летал, видел, одним словом, те бараки - тыщи и тыщи бараков.
- Врешь ты, - сказал Лев Ильич, он был потрясен.
- Как вру, когда сам в этом деле, можно сказать, замешан? Мы уже наготове были. Да вот, вишь как - сорвалось.
- Почему сорвалось? - спросил Лев Ильич с надеждой: "Вот она разгадка!"
- Отдал концы вождь и учитель. В самый тот момент и отдал. Может, придавили его, там тоже свой Каганович сидел, хоть он-то еврейской кровушки нахлебался и без "Талмуда", только за свою шкуру дрожал. Но кто знает проснулась совестишка...
- А ты задумывался когда-нибудь, - спросил Лев Ильич, он уже увидел, поймал то, что хотел, чего ждал, от чего ему сразу весело стало, - нет ли какой закономерности в такого рода роковом конце каждого, кто всерьез замахивается на евреев? Вон ты про историю, про то-се говоришь. Ты бы почитал всерьез и подумал, раз уж ты научно к этому делу подходишь - какая у всех судьба, как она за евреев рассчитывается - с древних времен до этой войны, до немцев!.. Был такой в Библии царь Артаксеркс и у него, ну одним словом, первый визирь Аман, тоже задумал грандиозную акцию, и уже гонцы поскакали с приказом - всех тогдашних иудеев должны были поголовно вырезать. И что думаешь, чем кончилось? Визирь и вся его семья, весь его род - погибли страшной смертью. А с вождем и учителем - уж какой пример! Каганович ли его придавил, грузин ли помощничек или собственной блевотиной бедняга поперхнулся - разве в этом дело? То орудие было всего лишь. Неуж ты думаешь, Господь оставит свой народ, который Он воспитывал, выводил, к которому являлся, с пророками разговаривал судьбу навсегда предсказал? Он евреев и мучает-то оттого что любит, отмечает. Но представь любой другой такой народ, чтоб две тысячи лет без земли, с постоянной ненавистью, как сам же говоришь, в преследовании - а остались, живут. Ты - русский Вася, у себя дома, а своему пархатому Аркашке завидуешь!.. Как только у нас дело всерьез пошло, керосином запахло, уж не знаю, верить в твои теплушки-бараки - не верить - так заметь, в тот самый момент, накануне акции невиданной! - он отдает Богу душу! Что скажешь?