- Ксанф, - сказал Аякс, входя в комнату с видом мужчины, готового насладиться женщиной и вызывающего этим зависть у всех остальных, - встань вместе с Зетесом у двери и следи, чтобы нас никто не беспокоил.
Уходя, Ксанф так плотоядно посмотрел на Тею, что она тут же перестала жалеть его, несмотря на изуродованные уши.
- Ты ляжешь спать там, - сказал Аякс Икару. Он протянул мальчику подушку и указал на пол рядом с ванной. - А мы с твоей сестрой пообедаем.
- Я не хочу спать, - ответил Икар. - Еще рано, и я проголодался.
- Возьми фрукты, но есть их будешь в ванной.
Икар без всякого энтузиазма посмотрел на фрукты, а затем перевел взгляд на сестру, будто надеясь получить от нее какой-нибудь знак. Было ясно, что у Аякса на уме поцелуи. Что же теперь им делать?
Но Тея ничем не могла ему помочь. Она онемела от страха. Неприятное происшествие перерастало в катастрофу. Аякс без малейших усилий мог переломать ей все кости.
- Знаете, - храбро продолжал Икар, - я не столько хочу есть, сколько побеседовать с вами. Мой прапрадядюшка говаривал: "Хорошая компания стоит жареного фазана, кувшина с вином и целой горы медовых лепешек".
К Tee вернулся дар речи:
- Икар хотел бы посидеть с нами за столом. Понимаешь, он никогда не был знаком ни с одним воином, кроме своего отца. Покажем ему, как обращаться с кинжалом.
- Да, - сказал Икар, протягивая руку к бронзовому кинжалу с хрустальной рукояткой, заткнутому у Аякса за поясом. - Такого большого я раньше никогда не видел. Даже дикий вепрь...
Не успел он закончить предложение, как Аякс обхватил его своими огромными ручищами и швырнул на пол ванной комнаты. В этой сцене было что-то почти семейное. В объятиях гиганта коренастый критянин казался крошечным мальчуганом, которого рассерженный, но любящий отец пытается уложить спать. Тея вспомнила, что Аякс упоминал о дочери.
К тому моменту, как Аякс вернулся в комнату, захлопнув за собой дверь, укрепленную на вертикальном деревянном стержне, у Теи уже готов был план. Еще в одиннадцатилетнем возрасте, до того, как они с Икаром переселились из Кносса в Ватипетро, она научилась отвергать ухаживания влюбленных в нее мальчиков; на солнечном Крите молодые тела созревают так же быстро, как сочные финики, и любовь приходит очень рано.
Улыбнувшись, Тея предложила Аяксу сесть.
- Он очень одинок, - сказала она, указывая на закрытую дверь, за которой - в этом она ни на минуту не сомневалась - стоял на коленях Икар и подслушивал. - Ему так не хватает мужского общества. Дело в том, что нашего отца три года назад убили пираты.
- Ахейцы?
- Да, - сказала она со вздохом. - Они напали на корабль, на котором он плыл в Закрое, - придумать трогательную историю было нетрудно. - Нас вырастили женщины. Не мать - она умерла, когда родился Икар, - а служанки и тетушки. И всегда вокруг были только женщины. Как нам не хватало мужчины!
Тея протянула Аяксу чашу с вином. Он с большой осторожностью пригубил ее, будто боясь, что вино отравлено. Затем она подошла поближе и приложила свою ладонь к его лбу.
- Разреши мне омыть твою рану, - сказала Тея. - Представь, что я твоя дочь. Когда отец был жив, я всегда лечила его мазями и расчесывала его спутанные волосы. Как и ты, он был воином и нередко возвращался домой весь израненный.
Но Аякс грубо и отнюдь не по-отцовски схватил ее за запястья и усадил к себе на колени.
- Юбка тебе идет, - сказал он, залпом опустошив чашу. - А блуза - нет.
Одним неожиданно ловким для такой массивной и тяжелой руки движением он сорвал прозрачную ткань, прикрывавшую грудь Теи. От него воняло кожей и потом. Наверное, он не мылся неделями, а может, и месяцами, снимая с себя только доспехи и оставаясь в той же тунике, в которой сражался (и не в одной битве, подумала Тея; она была насквозь пропитана кровью, грязью и пищей). И еще, все его тело заросло волосами: ноги, руки, даже из сандалий торчали волосы. Он походил на огромного волосатого козла и, как козел, казался не страшным, а глупым. Она еще не знала, что сильный дурак - самый опасный.
- Ты, наверное, хочешь еще вина, - сказала Тея, пытаясь высвободиться.
Может, ей удастся напоить его. Известная всем пословица, по-разному излагаемая критянами, египтянами и вавилонцами гласит: от вина желание растет, а возможность его удовлетворить уменьшается.
- Не вина, а этого. - Он впился в ее губы, и поцелуй его сильно отдавал луком.
Тея вспомнила, что ахейские солдаты действительно жевали его во время марша. У нее появилось ощущение, будто тяжелые мужские сапоги безжалостно давят нежные дары, приносимые в святилище Великой Матери, стоящее на самом берегу моря, - ракушечник, багрянку и морские звезды. В отличие от богобоязненных женщин Израиля - далекой страны, где живут древние племена пастухов, - Тею не пугало бесчестье. Будучи трезвомыслящей критянкой, она понимала, что для нее нет ничего позорного в том, что Аякс намерен взять ее, свою пленницу, силой. Но его грязное, уродливое, волосатое тело вызывало у нее отвращение, и ее оскорбленная женская гордость (не забывайте, что ее предки больше всего почитали Великую Мать-богиню) восставала против насилия. Ее заставляли делать то, что ей казалось даже не безнравственным, а уродливым и унижающим достоинство, и это было самым большим нарушением существующей гармонии.
Поцелуи Аякса становились все более страстными. Тея крепко стиснула зубы, пытаясь увернуться от его ищущего языка. Отвращение поднималось в ней темной горечью болиголова.
- Мой змей уполз, - раздался вдруг из-за двери громкий и решительный голос.
Аякс вскочил на ноги, и Тея, внезапно оказавшись на твердом полу, ощутила его приятную прохладу. Поднявшись на колени, она заметила приближавшегося змея. Он был небольшим и совершенно безобидным, но быстро мелькавший раздвоенный язычок делал его похожим на одну из тех ядовитых гадюк, которые живут в пустынях Египта. Аякс схватил стул и принял позу солдата, защищающего от вражеской армии мост.
Икар успел предотвратить эту встречу.
- Не пугай его, - сказал он, запихивая змея обратно в свой мешочек, а то укусит.
- Стража!
В дверном проеме со стороны светового колодца появился Ксанф. На его лице застыло ожидание, он явно рассчитывал посмотреть на оргию.
