Я стер с одного из камней грязь и предложил Tee сесть:

- Это халцедон12. После пикника я возьму его с собой, и работники сделают тебе из него ожерелье. Здесь можно найти любой камень - сердолик, агат, яшму13.

Но только я опустил корзину на траву, как из-за ближайшего валуна показалась маленькая войлочная шапочка. То есть не шапочка, а прическа Пандии.

- Я почувствовала запах лепешек, - сказала она, - и мне показалось, что их больше, чем вы можете съесть.

- Иди к нам, - пригласил ее Икар, проявив благородство, правда, без особого энтузиазма, так как на самом деле лепешек было гораздо меньше, чем требовалось. Тея еще не поняла, какой у минотавра аппетит.

- Слишком много есть - вредно, - объяснила Пандия. - Одна моя знакомая, к счастью не очень близкая, съела столько, что сама стала сладкой, и голодный дикий медведь, прятавшийся за деревом, проглотил ее целиком, ни кусочка не оставил. Представляете? Свою собственную кузину!

Перед едой, как обычно, Пандия привела себя в порядок. Она расчесала хвост, вычистила лайковые сандалии и аккуратно, чтобы концы были одной длины, завязала пояс из кроличьего меха.

- Я сочинил о медведях стихотворение, - сказал я. - Оно начинается так:

Медведи любят -ники все:

Брус-, чер- и земля-нику.

Забудут вмиг о колбасе,

Наткнувшись на клубнику.

Но любят более всего

Отведать сладкой булки,

Ну, той, что мы берем с собой

На дальние прогулки.

А вот еще одно, о страшном медведе, который съел твою знакомую:

Косматейший, бурейший,

Толстейший, голоднейший

Из всех медведей он,

Наверно, медведейший!

- Мне очень нравятся твои стихи, Эвностий, - сказала Пандия. - Они почти такие же красивые, как твой хвост, а он такой элегантный. Но от всех этих разговоров о медведях мне так захотелось есть, что я даже не могу воспринимать поэзию.

Икар протянул ей наши медовые лепешки, которые были завернуты в льняной платок.

- В округе нет ни одного дикого медведя, - заметил он.

Мы и оглянуться не успели, как Пандия проглотила почти все, что было в платке, а оставшиеся кусочки быстро спрятала в свою тунику.

- Мы будем собирать камни? - спросил Икар. - Тельхины из них что-нибудь сделают для нас. Камни можно складывать в корзину.

- Мне бы хотелось иметь амулет от стригов, - сказала Пандия и пошла следом за Икаром на каменную гряду. По дороге она выуживала из туники кусочки лепешек и клала их себе в рот.

Тем временем Тея ела морковку. Она откусывала ее так аккуратно, что совсем не было слышно хруста. Легкий ветерок сдувал волосы с ее ушей, а она свободной рукой снова прикрывала их локонами.

- Тея, - сказал я, - ты похожа на испуганного кролика.

Она улыбнулась и наморщила нос:

- Только усов не хватает.

А затем Тея вновь превратилась в женщину, и волосы ее были такими мягкими, а руки такими маленькими и изящными, что я чуть не заплакал, и мне безумно захотелось, чтобы она утешила меня, прижав к груди, как маленького, обиженного мальчика.

- Тея, - прошептал я.

- Что, Эвностий?

- Тея, я...

- Хочешь морковку?

- Нет.

- Что ты делаешь, чтобы она была такой хрустящей и желтой?

- Удобряю, - сказал я. - Главным образом рыбьими головами.

И в этот момент, как теплый луч солнца, внезапно пробившийся сквозь тучи в пасмурный и холодный день, в меня вселился то ли бог, то ли демон, я взял из рук Теи морковку, а затем крепко ее обнял. Я сделал то, что казалось мне совершенно естественным, таким же естественным, как принять душ в фонтане или встать на колени, рассматривая бутон мака. Но, повинуясь богу (или демону), я совершенно забыл о своей недюжинной силе. Наверное, я был чересчур груб, и, конечно, Тея не ожидала от меня ничего подобного. Она лежала в моих объятиях, как пронзенный стрелой фавн. Я сломал ей позвоночник, мелькнула у меня страшная мысль. Сокрушил своей звериной силой это нежное создание, будто крепко сжал в руке хрупкое яйцо ласточки.

- Тея, - простонал я, разжав руки, но все еще поддерживая ее. - Тея...

Со спокойным достоинством она отвергла мою помощь и сказала:

- Эвностий, мне стыдно за тебя. Ты ведешь себя, как Мосх.

Лучше бы она отругала меня, ударила, но не наказывала, как нашкодившего ребенка или гуляку-кентавра. Да еще к тому же сравнила с Мосхом!

Я сердито выпалил:

- Он целует всех подряд. А ты прожила в моем доме целый месяц, и до сегодняшнего дня я даже ни разу не прикоснулся к тебе. Но я не евнух.

- Я же говорила, что ты для меня - как брат.

- Я не хочу быть твоим братом. У меня нет к тебе никаких братских чувств. И потом, у тебя уже есть Икар. Я хочу быть...

- Отцом? Действительно, ты на десять лет старше меня.

- Нет, это еще хуже. Мне не нравится твой отец.

- Не нравится? Но ты же никогда его не видел. Он такой красивый и гордый!

- Я знаю его! - ответил я. - Мне не хотелось тебе говорить, но я был знаком с ним еще до твоего рождения.

У Теи перехватило дыхание.

- В лесу?

- И я знал твою мать, дриаду.

- Я не хочу о ней ничего слышать.

- Нельзя рассказать об отце, не упомянув мать. - И я громко крикнул: Икар! Пандия!

Они появились из-за гряды. Руки у них были грязные. Вдвоем они тащили полную корзину камней.

- Медведи? - прошептала Пандия, глядя на меня округлившимися от ужаса глазами. - Нас сейчас съедят?

- Нет, медведей нет, - сказал я. - Мне просто нужно вам что-то показать.

В миле от поля Драгоценных Камней, на маленькой, заросшей мхом и папоротником просеке, стоял обгоревший пень, который когда-то был величественным дубом. Сквозь разрушенные стены виднелись остатки лестницы, которая спиралью поднималась вверх и обрывалась в пустом пространстве.

- Это дерево вашей матери. - И я рассказал им об Эаке, их отце.

- Когда он пришел в лес, я был еще мальчиком. Мой отец построил в тамарисковой роще дом из тростника, где мы жили с ним вдвоем после смерти моей матери - ее убило молнией. Густые деревья закрывали солнечный свет и скрывали нас с нашим горем. В доме я только ночевал, а все дни проводил в лесу, где мы с матерью когда-то собирали каштаны и где я слушал ее рассказы о том, как наш народ переселился сюда с Блаженных островов. Именно в лесу я впервые увидел Эака. В руке он сжимал кинжал, безбородое лицо было в крови, а глаза - совершенно пустыми, как у того, кто стал жертвой стрига. Позже я узнал, что он оказался в горах, преследуя со своим отрядом ахейских пиратов. Он и его люди догнали их и разбили у самого леса. После жестокой схватки в живых остался только Эак, раненый, почти без сознания, он вошел в лес, но силы оставили его, и он опустился на колени, как убийца перед судьей, кинжал выпал у него из рук, он смотрел перед собой, но ничего не видел.