Склеп представлял собою барак, и жизнь в нём подчинялась простому казарменному распорядку. Питались все в столовой, три раза в день, за длинными общими столами. Казенный кошт обзавелся грубыми армейскими кличками: телятина в сырной панировке превращалась в «слоновьи струпья», а оранжад – в «давленых жучков». Когда после отбоя гасили свет, никто не задерживался побуянить. В Склепе становилось темно – как в гробнице.
Ван и его «бэкапки» стали в Склепе популярны до невозможности. На второй день после прибытия Ван установил надёжно зашифрованный широкополосный WiFi-канал. Благодаря ему и его кибервоякам даже самый одинокий, скучающий зомби, замурованный в кабинете с лэптопом и дешёвым камуфляжным пледом, мог невозбранно лазить по новостным порталам. Ван ожидал, что кто-нибудь из начальства пожалуется на бесплатный доступ к Интернету с секретной базы, но жалоб не было. «Наверху» Интернет воспринимали как современное стихийное бедствие.
В Склепе Вану было удобнее, чем в вашингтонской квартире. Да, в убежище было тесно, мрачно и душно, но там программист по крайней мере регулярно ел и мылся. А ещё там он чувствовал себя в безопасности.
Большинство госслужащих в Склепе ёжилось в страхе перед апокалипсисом, который уничтожит всё вокруг. Для Вана апокалипсис уже наступил. Его мир рушился – по телевизору, в газетах и журналах – день ото дня.
Трудно было поверить – Ван, по крайней мере, не мог такого вообразить, – но «Мондиаль», могучий «Мондиаль», лопался. «Мондиаль» трещал по швам. Героическая, славная, провидческая, передовая компания расползалась под ударами «медвежьего» рынка, точно старая боксерская груша.
Это было совершенно бессмысленно. «Мондиаль» не хлипкий веб-магазинчик с фантасмагорической бизнес-моделью. «Мондиаль» был необходимым фундаментом современной цивилизации. Гигант телекоммуникаций владел реальной собственностью: кабелями, микроволновыми ретрансляторами, оптическими коммутаторами, франшизами дальней голосовой связи, большими участками региональных абонентских шлейфов и даже спутниками на орбите. Огромные доходы «Мондиалю» давала прокладка оптоволоконных кабелей по всей планете. «Мондиаль» воплощал собой будущее, где мир объединится в глобальном благоденствии. Безумием было бы полагать, что обществу информационной эпохи окажутся не нужны «Мондиаль» и его способности.
Но мир перестал в это верить. Террор проткнул электронный пузырь, и фондовый рынок канул в омут. Состояние Вана – его собственный капитал, его владения – ушло в безнадежное пике. И он был беспомощен. Ван ничего не мог поделать, чтобы избежать катастрофы, – как федеральный служащий он вынужден был поместить свои вклады в слепой трастовый фонд.
Это его не встревожило поначалу. У Вана никогда не хватало времени заниматься фондовым рынком. Конечно, он знал тех, кто жил биржей, – его лучший друг, Тони Кэрью, был из таких. Ван хорошо знал Тони и потому никогда не пытался обыграть мастеров первичного размещения на Уолл-стрит. Поэтому он не против был оставить свой пакет мондиалевских акций в федеральном сейфе, уверенный, что просто сохранит там свои капиталы – как положено типичному мудрому инвестору, – пока паника не схлынет и «Мондиаль» не примет его обратно на работу.
Но ужас пожирал компанию. Всё, чего требовал от «Мондиаля» здравый смысл, в одночасье обернулось отравой. Всё, что создал и открыл Ван – златоносные перспективы исследований, орды возможностей, мощеные дороги в будущее… всё прах. Надутый пузырь. Бездна.
В такие времена очень уютно делается, когда работаешь в бомбоубежище.
Ван был разорён. Но не до конца. Как заместитель директора бюро по технической части Ван получал от правительства зарплату – каждый месяц, как по часам.
Платили ему столько же, сколько старшему агенту ФБР, – иначе говоря, гроши. Агенты ФБР начинали зарабатывать, только когда уходили из конторы. Бывшие агенты неплохо получали в новой ипостаси высокооплачиваемых работников частных служб безопасности в больших серьёзных коммерческих предприятиях, куда обыкновенно уходили. В таких, как «Мондиаль».
Даже для Тони Кэрью, классического дот-комовского нувориша, наступили тяжёлые времена. Тони больше не твердил о «горящих» рынках. Тони химичил что-то с исследовательскими проектами в Колорадо и метил на высокотехнологические оборонные подряды. Тони потерял больше денег, чем Ван мог бы сосчитать. А ему ещё приходилось во всем этом жить.
Но в Склепе можно было прожить на овсянке и порошковом омлете. Кредиторы никогда не доберутся сюда. Не надо было смотреть по телевизору финансовые новости или высматривать в газетах котировки акций. Зато в Склепе подавали макароны с сыром. Засохшие желтые кексы. Пива да и любой другой выпивки не было. Давали виноградный сок.
Вот и всё. Больше в Склепе ничего не было. Только Стратегия и федеральное правительство. Беспокоиться не о чём.
Дальше – хуже. Федеральные снабженцы славились неторопливостью. Когда Ван с Джебом прошлись по графику создания «Гренделя», выяснилось, что на оплату компонентов системы времени уйдёт в восемь раз больше, чем на её строительство. Можно было ждать, когда выпишут счета на закупку, но к тому времени критическое преимущество, которое и заставило их создать «Грендель», будет упущено.
В результате Ван заплатил за установку «Гренделя» из своего кармана.
Ван был уверен, что поступает разумно. Он знал, что новорождённое бюро вскоре отомрет, если не поиграет на публику техническими бицепсами. Джеб обещал, что рано или поздно федералы вернут Вану деньги. Как часто твердила ему легендарная контр-адмиральша Грейс Хоппер, всегда проще получить от начальства прощение, чем разрешение. У самого Джеба денег не было: большую часть последних двадцати лет он проработал инструктором в правоохранительных органах.
Так что Ван возложил на Фанни задачу купить на «eBay» 350 подержанных компьютеров. В качестве краткосрочного кредита БКПКИ Ван продал свой «рейнджровер». Всё равно машина простаивала на стоянке недалеко от снятой им в Вашингтоне квартиры. Разумнее было от неё избавиться, чем ждать, когда её угонят.
По иронии судьбы Ван, продав «ровер», без труда вытребовал себе роскошный казенный лимузин – оказалось, что водитель живёт от него неподалеку. В результате Ван рассекал по Вашингтону в бронированном катафалке с тонированными окнами, которым обычно пользовался госсекретарь. А отсыпаться потом возвращался домой, в трущобы.
На электронных аукционах Фанни набила руку – там она покупала большую часть своего гардероба, у крошечных нью-эйджевских поставщиков гипоаллергенной одежды. Теперь она приобрела себе набор фальшивых опознавателей – «по соображениям безопасности» – и очень скоро залезла по уши в паутину электронных транзакций, распутывать которую у Вана не было ни времени, ни сил.
Триста пятьдесят подержанных компьютеров доставили быстро. Винчестеры их были забиты по большей части пиратским софтом, вирусами и порнографией, но с этим трудностей не возникло. Триста пятьдесят материнских плат Ван вставил в припаянные вручную гнёзда. Он инсталлировал совершенно новую операционную систему, превратившую 350 процессоров в компоненты чудовищной сети. «Грендель» установили на свободное место среди интернет-коннекторов во чреве Склепа, напрямую подключив к всемогущим серверам АНБ в Форт-Миде.
Пару дней спустя прибыла офисная мебель. Мебели Ван не заказывал – он мог работать и на складных стульях, – но Фанни взяла дело в свои руки. Она купила обстановку закрытого офиса усопшего дот-кома и самым наглым образом отправила его посылкой на секретный почтовый адрес Склепа в Западной Виргинии.
Отведённый БКПКИ угол безрадостного бункера расцветился леопардово-пятнистыми эргономическими креслами и странными, похожими на соты полупрозрачными перегородками, ширмами из лайкры и чертежными столами.
Многокрасочная добыча Фанни произвела в Склепе фурор. О подобной роскоши федеральные служащие даже не слыхивали. Завистливые трутни из Минобороны заглядывали к ней только ради того, чтобы стянуть позолоченную скрепку или тиковую кнопку.
