Судите сами.

Если взять только одну гуманитарную сферу, выяснятся две противоположные тенденции. С одной стороны, список деятелей художественной интеллигенции с Урала весьма впечатляющ: писатели Мамин-Сибиряк и Решетников, композитор Чайковский, скульптор Шадр, художник Бронников, архитектор Воронихин, автор столичного Казанского собора. Это только те, кто прорвался в столицы и сделал там карьеру.

А с другой стороны, сколько тех, кто не прорвался! Таких, как художники Худояровы и Денисов-Уральский или писатель А.Бондин; их даже никогда не называют "русскими", а только "уральскими", как бы подчеркивая их местечковость.

Это только касательно творческой интеллигенции! А если говорить о технической, список уральских гениев будет вообще безразмерным: от Ползунова и Черепановых до А.С.Попова. Но все - провинциалы (если не уехали).

Именно промышленная специализация Урала мощно подталкивала край к конфронтации со столицами. Ведь такие индустриальные регионы всегда порождают мощные промышленно-финансовые корпорации, вроде крупповской в Руре или рокфеллеровской и моргановской на Атлантическом побережье США. Между прочим, такой город, как Нью-Йорк, не только никогда не был столицей страны, но даже и столицей штата. По нашим юридическим меркам, это райцентр (и Чикаго тоже, и Сан-Франциско). А вес этих центров промышленности и культуры не требует комментариев.

Кстати, на Урале эта тенденция прослеживается очень давно. Появление империи Строгановых в XVI веке и Демидовых в XVIII веке отнюдь не случайность, как и трагически оборвавшаяся деятельность князя Матвея Гагарина по созданию в Тобольске и Верхотурье местного культурного и самоуправляющегося центра. За сепаратизм его после пыток повесили по приказу Петра I. Нет сомнения: все это более или менее удачные попытки отстоять тот статус Урала, который бы соответствовал реальному значению края.

И здесь самое время вернуться в кровавый водоворот гражданской войны и под этим углом зрения взглянуть на то, что происходило тогда на Урале и в Сибири. Картина вырисовывается поразительная. Белогвардейцев, пришедших на Восточный фронт из центра, - абсолютное меньшинство (к ним следует отнести народоармейцев В.Каппеля, пришедших с Волги, и бойцов штурмовых отрядов, привезенных Колчаком из Франции и с Балкан). Основная, подавляющая масса сражающихся на Урале и в Сибири - местные жители, воюющие за свои, региональные интересы и идеалы. На семьдесят пять процентов колчаковская армия состоит из уральских и сибирских крестьян; остальные - уральские рабочие, уральские, оренбургские, сибирские, семиреченские и енисейские казаки, а также представители средних слоев населения края.

Но самое главное: одна из популярнейших идей среди урало-сибирских белогвардейцев, если не самая популярная, - знакомая нам идея сибирского областничества. В колчаковской администрации "областники" вообще преобладали.

Советская печать со свойственной ей примитивной вульгарностью формулировок сообщает: "Сибирские областники готовили антисоветское восстание, сотрудничали с Колчаком" (Большая Советская Энциклопедия), "администрация Колчака состояла из представителей сибирской кулацкой интеллигенции" (Л.Китаев). Но и в армии ту же идею разделяют очень многие ведущие военные руководители, в том числе "юные омские командармы" (по выражению Л.Юзефовича), такие, как мужицкий генерал А.Пепеляев, а также, по существу, и казачьи атаманы. Что касаемо рядового состава, то вот характерный факт: не российский триколор, а изобретенное областниками бело-зеленое знамя свободной Сибири будет реять над головами бойцов Северной армии белых, входящих в Пермь в последние дни декабря 1918 года (и пермяки приветствовали их теми же знаменами).

Подытожим: на Урале и в Сибири субэтническая природа конфликта выступает практически в чистом виде. Вообще, надо сказать, что именно эта специфика - наличие сплоченной массы, объединенной общей позитивной идеей, - делала урало-сибирское сопротивление в политическом плане более опасным для большевиков, чем любое другое. Все остальные центры белого движения были либо локальными по дислокации и задачам своим (Краснов на Дону, "учредиловцы" в Самаре, северные белогвардейцы), либо представляли из себя достаточно разносоставные объединения без ярко выраженного объединяющего начала, как Юденич и в меньшей степени Вооруженные силы Юга России.

Идея сибирского областничества, безусловно, была не только мощным объединяющим началом, но и - что главное - выступала как определенная альтернатива большевизму. Кроме того, не забудем, что областничество имело левую, демократическую окраску и потому плохо попадало под вульгарную красную пропаганду типа: "Мы, божьей милостью Колчак, воссесть на царский трон желаем".

В общем, приходится снова вспомнить ленинское: "На Восточном фронте решается судьба революции!", потому что там сумели противопоставить красным не только силу, но и идею.

Здесь, однако, кроется грозная мина замедленного действия, которая во многом стала причиной поражения белого движения.

Часто оценивают победу красных как якобы запрограммированную, потому что-де у них в руках был центр с его промышленностью и однородным населением (из "Истории КПСС"). То есть центр всегда обречен побеждать провинцию... Да ничего подобного!

Ленин, к слову, писал: "В июле (имеются в виду июльские события 1917 года. - Д.С.) мы не могли бы удержать власть политически, ибо провинция могла пойти на Питер". Прекрасно понимал вождь революции, что ничего в этом деле не запрограммировано, да и опыт Парижской Коммуны был ему известен. А насчет промышленности, то уральская индустрия в сочетании с сибирским хлебом и углем давала белому движению такую питательную базу, с которой можно было как воевать, так и (что очень важно) просто закрепить за собой территорию к востоку от Волги.

Если помните трилогию А.Толстого "Хождение по мукам", то такой проект, проект так называемой Урало-Кузнецкой республики, обсуждался в кругах, близких к Корнилову, еще до октябрьского переворота.

Тогда в чем же дело? А вот в чем. Положение красных было действительно более предпочтительно, но по причинам более сложным. Несмотря на весь бред о мировом пожаре, несмотря на явно антинациональную и деструктивную по отношении к России деятельность, в той войне красные объективно выступали как новые имперцы, причем имперцы, самые жестокие за всю российскую - и только ли российскую? - историю.

То есть их реальная позиция, вопреки собственным декларациям, была круто державной, по классическому принципу империалистов всех времен и народов:

"Разделяй и властвуй!" Вот почему в их рядах оказалось столько офицеров царской армии, и вот почему стал возможен в наши дни химерический союз коммунистов с национал-патриотами.

У белых же ситуация была много сложней и противоречивей. С одной стороны, официальный лозунг белого движения "Единая и неделимая Россия" лозунг чисто державный и притом откровенно донкихотский, так как реально единой и неделимой России в границах 1914 года, которые единственно признавали белые лидеры, уже не существовало. Отпали Польша, Финляндия, Закавказье, Прибалтика. И сей донкихотский лозунг не давал белым создать союз с освободившимися странами против красных, хотя и прибалты, и финны, и поляки готовы были пойти на такой союз: только официально признайте! Нет - и все тут! В результате белые "сгорели", а отделившихся признали... красные.

А с другой стороны... Мы уже видели, что на Юге две трети, а на Востоке подавляющее большинство людей в погонах - областники. Следовательно, между руководством и основной массой белогвардейцев неизбежно должна была образоваться трагическая трещина. Да, так и было!

Принято считать, что одна из причин неуспеха наступления Деникина на Москву - пассивность казачества, не желавшего покидать родные земли. Реальность еще трагичней: у Добровольческой и обеих казачьих армий Юга были принципиально разные конечные цели: державные - у добровольцев, областнические - у казаков.