Шел третий месяц сексуальной лихорадки. И если поначалу после колдовских соединений Алла испытывала особый подъем энергии и с удовольствием хвасталась этим перед Тоней, то со временем все изменилось. Начали подминать какая-то непонятная усталость и пустота. И чем больше оргазмов Алла испытывала, тем сильнее потом гудело в голове.
Алла решила поговорить о проблеме с Антоном, но в намеченный для откровений день встретиться не удалось, что-то помешало. К вечеру она почувствовала себя совсем нехорошо. Решила ему позвонить - тот должен был дежурить. Антон сразу заверил, что поможет и велел Алле ровно в двадцать три часа тридцать минут сесть на софу, сконцентрироваться и представить его перед глазами.
Что Антон порой с успехом лечит больных по телефону, она знала и доверяла ему полностью. Одну совсем глухую так вылечил, мужчину знакомого от рака спас. Но телефона у Аллы не было. Однако, Антон заверил, что идет и без него, главное - сделать все так, как он ей скажет.
Ровно в полдвенадцатого Алла расположилась поудобней на софе и замерла, стараясь сосредоточиться на приеме энергии. Постепенно она стала ощущать, как к голове устремилась волна освобождения. Стало много легче, но потом почему-то заныло все тело. Противная тягучая боль усиливалась, появилась общая слабость. Алла расценила изменение состояния как положительный знак. Боль - это лишь временно, Антон, конечно же, поможет, она в этом уверена.
В какой-то момент Алла полностью отключилась. Наконец, пришла в себя. Казалось, не хватает воздуха, сердце билось с бешеной скоростью, тошнило, раскалывалась голова. Но самым ужасным был страх - казалось, ей суждено умереть и ничего уже нельзя изменить. Алла, пошатываясь, добралась до аптечки, схватила сердечные капли, сразу двойную дозу, несколько таблетек но-шпы, выпила воды. С трудом доплелась до постели и через какое-то время отрубилась.
Пробуждение оказалось пакостным - дрожали руки, сознание было спутанным. Она доволочилась до кухни, чтоб умыться. Потом сообразила, что нужно в ванную, а, когда снова появилась на кухне, водрузила на плиту мыло и зубную щетку, потом сунула их в мусорное ведро. От вида еды тошнило. Не понимала толком, что произошло, не знала, кого винить и кого звать на помощь.
На другой день Алла, слабая и растерянная, встретила Антона в назначенное время тихим плачем.
- Мы должны расстаться. Понимаешь, я поняла, что твоя энергия мне противопоказана. - Алла нервно крутила несчастную авторучку, оказавшуюся под рукой. - Не обижайся, хорошо? Ты умный, пойми - мне плохо от твоей энергии. Ты ведь хотел мне вчера помочь, я знаю это. А что получилось? Я могла бы и сдохнуть, если б лекарств под рукой не оказалось. Знаешь, мне сейчас во время разговора уже становится хуже. Но я тебе все равно благодарна за все, правда.
Антон ничего не сказал. Поднялся с софы, усеянной нахальными коричневыми цветочками, погладил Аллу по пепельным пушистым волосам, слегка улыбнулся и направился к выходу, выдавив при этом: "Я позвоню, всего разочек, можно?"
- Конечно, - она облегченно вздохнула, жалостливо улыбнулась и положила на стол замученную авторучку.
После завтрака Алла попихала посуду в маленькую посудомоечную машину, подкрасилась, глянула на часы. Все, "Марусю" уже не успеет купить. Когда-нибудь потом, и сразу две, чтоб Тоне тоже подарить. Пора к врачу, не опоздать бы.
Она пошла на кухню, по прежнему ныла левая нога. Достала из аптечки препарат кальция, запила водой из-под крана. В тридцать два уже подозрение на остеопороз, болезнь пожилых. Допрыгалась. Волейбол и лыжи еще год назад были страстью. А теперь - как жить без спорта? Азарт, полная свобода в теле - вот это жизнь.
Один мужчина из их волейбольной команды, предприниматель, выдал ей как-то:
- Не представляешь, Алл, как я тебе завидую. Ты ведь не играешь, а живешь на площадке, выплескиваешь свои эмоции, как придется, не задумываясь, не контролируя, кричишь, громко радуешься, хохочешь, визжишь. Мне остается только наблюдать, испытать не дано. Хочу, очень хочу и не могу. К концу рабочего дня я пуст, раздражен, никак не могу расслабиться. Мой психотерапевт сколько уж бился. Твердил все время: в спорте - эмоции раус, раус, освобождайся от негативного. Обучал приемам, как достичь успеха. Аутогенной тренировкой дрессировал. А, ничего не помогло. Теперь вот принимаю медикаменты, чтоб не перенапрячь нервную систему при такой, как у меня, нагрузке. Ничего видно с натурой не поделаешь. Что не дано то не дано.
Почему он так разоткровенничался, Алла не совсем понимала. Успокаиващие лекарства, психотерапевт... так открыто об этом. В ее стране о таком не говорили - или ты здоровый или ты псих, третьего не дано. Так что, у кого до буйных стадий не доходило, тот скрывал. Здесь все по другому: полно глотающих лекарства - против агрессии и депрессии, против страхов и чрезмерной смелости, против нахальных соседей и самодуров-мужей. Может, оно и правильно, кто знает.
К врачу Алла не опоздала, еще пришлось и подождать. Зашла в кабинет, присела на удобный стул, услужливо взявший на себя функцию успокоить напрягшееся тело. Стала плавно раскачиваться. И через короткое время уже не ошущала ни напряжения в теле, ни стула под собой. Вот придет врач, пропадающий сейчас в одной из многочисленных комнат своего праксис, и доложит о результатах иследования. Подберет правильное лечение и все будет хорошо.
Врач зашел:
- Здравствуйте, - улыбнулся и слегка пожал Алле руку.
Она тоже чуть растянула красивый рот и доверчиво глянула в его светлые, с невидимыми ресницами глаза.
Врач вдруг смутился и тут же отвел их, хотя, быть может, Алле это только показалось. И начал негромко говорить:
- У вас необычная, никогда прежде не встречавшаяся в моей практике форма остеопороза. Особенно быстро прогрессирует процесс в левой ноге, и это опасно. Я не могу вас порадовать хорошим прогнозом. Кость ноги стала пористой и хрупкой, этим объясняются и ваши два перелома, собственно, их могло быть и больше. Ее состояние можно сравнить с ногой восьмидесятилетней женщины, несколько десятилетий страдающей остеопорозом и никогда не лечившейся. Понять причину такого явления трудно, потому что кальция и других микроэлементов в вашем организме достаточно, мы проверили. Я направлю вас в университетскую клинику для дальнейшего исследования. Вы согласны?
Алла выслушала приговор. Сказала, что согласна на исследование. Автоматически пожала вялую руку врача с невидимыми ресницами. Вышла на улицу, чуть прихрамывая на левую ногу. Ей было совершенно все равно - куда идти, что делать сейчас. Завернула за угол построенного из красного добротного кирпича дома, где размещался праксис, села на лавочку. Слава богу, рядом не оказалось ни нахально целующихся влюбленных, ни бездомных в окружении огромных собак с жалостливыми карими глазами, ни тех, что на роликах - катаются везде, разве что только не по крышам и деревьям. Подумала -Тоню б сюда. Закрыла глаза и попыталась расслабиться - так, чтоб ни о чем не думать, ничто не анализировать. Захотелось пустоты и покоя, а они не являлись. И не было ни сил, ни энергии, чтоб просто встать и захромать прочь от наползавших картин.
Вот Алла в своей квартирке, маленькой и уютной. Она просыпается. Рядом, с левой стороны, лежит Антон. С ним она провела ночь - последнюю, без нежности и секса. Алла поворачивается, хочет разбудить бывшего друга - не поцелуем, нет, просто дотронуться до плеча и сказать: "Эй, Анто-он, встава-ай, позавтракаем и пора на работу."
Она протягивает руку, касается одеяла и тут же ее резко отдергивает, наткнувшись на что-то неестественное, мягкое, жуткое. Нервно тянет на себя одеяло. Под ним - скомканная пижама, набитая какой-то бесформенной массой, похожей на... А сам Антон? Вот его волосы, вот... Алла не может больше смотреть, отворачивается. Истерично пытается оттолкнуть от себя как можно дальше нечто, лежащее в ее постели. Затем вскакивает, с истошным криком распахивает входную дверь. Босая, в длинной футболке-ночнушке, несется по подъезду, почему-то наверх. И приходит в себя лишь через три этажа, представив на секунду, как жители десяти этажей, исходя ужасом и любопытством, вдруг начинают ломиться в ее квартиру.
