- Нет, я решила - уеду. Я ведь уже даже не жена - так, обслуга. Забыла, когда у нас последний раз что-то было. Он же так устает! И про контрразведку все наврал, "полковник". Он и в армии-то никогда не служил, здоровье не позволило. А когда я ему и это сказала, он мне очень спокойно заявил: "Не переношу истеричек. Одна мне уже пыталась испортить жизнь пришлось уговорить повеситься. Да-да, я вашу Елену Прекрасную убедил в том, что она должна покончить с собой, если не хочет, чтобы меня арестовали и расстреляли. Она послушалась, как миленькая. И не смотри на меня так: меня в это время в Москве не было. Официально. И нет ни следов, ни свидетелей".
Значит, мне не почудилось! Это был Никита. Лгун, воришка, убийца... И я осталась в полной зависимости от него, когда Ирина уехала. Может, он и подождет, пока девяностолетняя Лидия Эдуардовна сама отойдет в лучший мир. Но мне-то всего тридцать шесть! И ради осуществления мечты - получить всю квартиру, меня можно и "поторопить"... Проклятая квартира!
Глава восьмая. Скажи мне, кто твой друг...
Тысяча девятьсот девяносто второй год ознаменовался для дома в Чистом переулке состоянием "повышенной тревожности". Никто ничего не знал, никто ничего не понимал. Новых жильцов в постепенно освобождавшиеся комнаты не подселяли, но и занимать эти комнаты никому официально не разрешали. Загадочное тогда еще явление "приватизации" тоже не имело к старому московскому дому никакого отношения - он этой самой приватизации не подлежал по причине "крайней ветхости и аварийного состояния". Хотя "аварийного состояния", как такового, не наблюдалось, дом просто требовал капитального ремонта. Как, впрочем, больше половины домов в первопрестольной.
Никита предупредил меня и Лидию Эдуардовну, чтобы мы без него не предпринимали никаких шагов по изменению жилищных условий, даже если нам предложат по отдельному особняку каждой.
- В лучшем случае получите по однокомнатной хрущобе у черта на куличках. В худшем - по комнате в коммуналке же, но тоже не в центре. И в любом случае вас обманут.
Лидия Эдуардовна иронически усмехнулась:
- Если бы мне предложили тот особняк, где я родилась, тогда, пожалуй, согласилась бы. Сейчас это становится модным - возвращать отобранное когда-то. К сожалению, на месте моего дома - цековские хоромы о двенадцати этажах.
Я промолчала. Для меня любой переезд представлялся трагедией. Одна я не выживу - избаловалась, а какие соседи попадутся, неизвестно. Оставалось только молиться, чтобы "баронесса" прожила подольше. При ней я, как ни странно, ощущала себя в относительной безопасности.
Ибо от того, что происходило в нашей квартире, мы обе были, мягко говоря, не в восторге. Подруги Никиты менялись чуть ли не еженедельно, причем критерий отбора был достаточно загадочен. Изысканную интеллектуалку-филолога сменяла приемщица из районной прачечной, а среди бела дня, дыша духами и туманами, на пару часов заезжала роскошно одетая и увешанная драгоценностями дама со смутно знакомым по теле- и киноэкрану лицом. Телефон звонил практически круглосуточно, причем отличить деловые звонки от личных было невозможно. В общем, жизнь била ключом.
- Никита, - спросила я как-то своего беспокойного соседа, - скажи мне все-таки, зачем тебе столько женщин? Ты что, решил побить рекорд Казановы? Или это у тебя спорт такой?
Ответ оказался несколько неожиданным:
- Милая моя, рекорд Казановы я, как ты изволишь выражаться, "побил" давным-давно. У меня в жизни было уже больше тысячи женщин. И, надеюсь, будет еще несколько... десятков.
- Зачем столько?
Никита был в прекрасном настроении: то ли какая-то сделка удалась, то ли удалось без особых хлопот избавиться от очередной партнерши. И поэтому разговорчив больше, чем обычно.
- Видишь ли, девочка, для меня интересен сам факт победы. И чем неприступнее кажется женщина, тем слаще миг торжества. Дай мне двадцать четыре часа и возможность уединиться - и любая, понимаешь, любая будет моей. И никогда от меня не уйдет, если я сам этого не захочу...
- Значит, ты хотел избавиться от Иры?
- Скажем так: я ее не удерживал. Во многих отношениях она меня устраивала, но это ее навязчивое желание во что бы то ни стало уехать из прекрасной квартиры в центре в общем-то раздражало. А со временем я здесь устрою квартирку по европейским стандартам: со спальней, кабинетом, столовой, гостиной, спальней для гостей. Кухню отделаю, как картинку, ванную комнату переоборудую. Дворец!
- А мы с Лидией Эдуардовной?
Никита слегка замялся. Я поднажала:
- Ну, "баронесса", допустим, может не дожить до этого светлого будущего. Но я-то, скорее всего, доживу. И - что?
- Ну, ты же в какой-то степени мой секретарь... И есть комната в квартире... поменьше, чем эта твоя, конечно, но зато практически с отдельным выходом...
- Ты имеешь в виду бывшую комнату для прислуги? То есть нынешнюю кладовку?
- Но ты же будешь там только спать. А работать - в кабинете. В общем, мы же не сегодня этот вопрос будем решать. И вообще, сегодня у меня одна встреча... Я как раз хотел тебя попросить. Мне нужно отбежать на пару часов, а должна позвонить одна женщина...
- Только одна? Что-то мало для одного дня.
- Не вредничай, пожалуйста. Может, их десяток позвонит, но одна из них обещала сегодня прийти ко мне в гости. Ее зовут Наташей, Натальей Алексеевной. Скажи ей, что я с пяти вечера буду ее ждать, что я все дела отложил...
- Даже по контрразведке? - съехидничала я.
- Я же сказал: все дела! А для остальных я на срочном задании и раньше завтрашнего вечера меня не будет. Чтобы не трезвонили понапрасну.
- Двадцать четыре часа и возможность уединиться?
- Вот именно. Я ее целый месяц обхаживаю.
- Красавица?
- Увидишь. Ее называют "Снежной королевой" или "миледи". За три года работы никому не позволила кончики пальцев поцеловать...
- Сладость неприступности?
- Ну ты же умница, Регина. Все понимаешь.
Никита убежал по своим делам, а я осталась отвечать на телефонные звонки и с длинным списком других поручений: найти в газете нужную статью, перепечатать набело пару страниц, перевести свою "норму" для научного журнала.
Голос "Снежной королевы" "вычислила" как-то сразу. Надменный, но с оттенком паники, как если бы женщина делала что-то опасное, непривычное, но пыталась убедить самое себя, что все в порядке, просто деловой звонок знакомому человеку.
- Никиты Сергеевича сейчас нет дома, - вежливо ответила я. - А кто его спрашивает?
- Наталья Алексеевна, - оттенок паники в голосе стал яснее, но и надменность соответственно увеличилась.
- Он просил вам передать, что с пяти часов ждет вас и отложил все дела.
- С пяти?
- Что-нибудь не так? - спросила я, глянув на будильник. Было ровно четыре.
- Просто оказалась рядом и думала... В общем, еще позвоню.
- Лучше заходите и дождитесь здесь. Сегодня холодно?
- Да... Нет... Не знаю. Но это же неудобно!
- Неудобно болтаться час по улицам. Заходите, попьем чаю, побеседуем...
- А вы его?..
- Нет, не жена, - рассмеялась я. - Соседка и секретарь по совместительству. Сами увидите.
Через минуту раздался звонок в дверь. "Она от подъезда, что ли, звонила?" - удивилась я и отправилась отпирать дверь. Но это оказалась не таинственная незнакомка, а Слава.
- Сам-то дома? - спросил он, поздоровавшись.
- И самого нет, и дама сейчас пожалует, так что заходи, поможешь вести светскую беседу.
- Лучше бы с тобой одной посидеть. Или вообще пойду, если у Никиты свидание. Помешаю.
- Да она, может, и не придет, какая-то пугливая.
Слава по-хозяйски направился на кухню, поставил чайник на плиту и стал готовить какую-то закуску. Очевидно, опять что-то произошло у него в семье, а в таких случаях он "просил политического убежища" у Никиты. И когда почти все было готово, в дверь робко позвонили.
- Сам открою, - поднялся Слава. - Отдыхай.
