Это был, однако же, не иной кто, как племянник полковника. С черного плаща его катились крупные капли дождя; шляпа надвинута была на самые брови, и он, не сняв ее, торопливо вбежал в залу. Мутные глаза его бродили, на бледном лице выражался испуг, речь исчезала на дрожащих губах. Тяжкими и долгими порывами дышал он и наконец бросился, или, лучше сказать, упал, в кресла, беспокойно озираясь кругом, будто боясь преследования. Бесчисленные вопросы посыпались на него со всех сторон; но он ничего не слушал, никому не отвечал. Потом быстро вскочил он, схватил за руку дядю и увлек его на другой конец залы, чтобы изъясниться наедине. Все шепотом и знаками выражали свое изумление, не спуская глаз с молодого человека. Он говорил тихо, но с жаром. Полковник слушал, внимательно, но недоверчиво; скоро, однако ж, улыбка сомнения слетела с его лица, - оно померкало постепенно и, наконец, побледнело как полотно... Безмолвно стояли они потом, глядя друг на друга, в течение нескольких минут. Наконец полковник угрюмо сжал руку племянника, опоясал саблю, засветил маленький фонарик свой, и оба вышли вон, не удостоив ни словом, ни даже поклоном собрание.

- Они пошли на кладбище, - сказал таинственный человек, прильнувши к окну, - я вижу свет их фонаря, он мелькает вдали, подобно блуждающему огоньку над болотом.

- Это странно! - произнесли многие в один голос.

- Это удивительно! - сказал гвардейский капитан. - Я всегда знал полковника за человека, не верующего ни в какие сказки, а теперь, судя по его лицу и поступкам, он разделил испуг своего племянника, которому почудилось что-нибудь сверхъестественное.

- Заметили ли вы, - прибавил артиллерист, - что на плаще его виден отпечаток пяти пыльных перстов?

- Если б их было шесть, это было бы немного поудивительнее, - возразил гвардеец. - Что мудреного? Молодой человек споткнулся, оперся о пыльную могилу рукою и, поправляя плащ, отпечатал ее на мокром сукне.

- Гм, гм! - произнес сомнительно артиллерист, - но направление этой кисти не могло естественным образом принадлежать владельцу плаща: оно было вовсе наиз-ворот.

Гвардеец молчал.

- Я вам говорил, - произнес тогда с торжествующим видом человек в зеленом сюртуке, - что в истории венгерца есть вещи, о которых, по словам Шекспира, и во сне не грезила ваша философия. Я должен прибавить вам, что ровно год тому назад, в этот самый час, его не стало. И что бы вы сказали, капитан, если б тень его, оставя прах могилы, встретила вас на кладбище в такую ночь?

- Я бы сказал, что это сущие басни, - отвечал капитан. - Как могут жители того света возвращаться на землю, когда все их органы истлели? Как могут они ходить, говорить, иметь вид человеческий?

- Я не отвергаю, чего не постигаю, - сказал артиллерист.

- А я так верю всему, чего не понимаю, - простодушно признался рязанский толстяк.

- Не боюсь, хотя и не понимаю! - грозно воскликнул усатый кавалерист. - Не боюсь пи черта в человеческом образе, ни людей, начиненных всякою чертовщиною.

- Это можно испытать, - хладнокровно возразил таинственный человек. В дальнем углу кладбища, направо, я видел сегодня мертвую голову, конечно вымытую дождем или выкопанную волками; тот, кто всех из нас бесстрашнее, пойдет и принесет этот череп сюда.

- Я готов! - сказал драгунский капитан и наклонился вперед, как птица, которая хочет слететь; однако ж не тронулся с места.

- Я иду! - произнес еще решительнее гвардеец, оперся о ручки кресел, чтоб встать... и положил ногу на ногу.

- Я бы пошел очень охотно, если б погода была получше, - проговорил антикварий с готическим носом, - а то в слякоть и в дождь - слуга покорный. Хорошо, если б это было еще за черепом какого-нибудь героя древности, - а то, я думаю, за пустой головою кубанского казака или чахлого водолея из России.

- Ни для живых, ни для мертвых! - возгласил толстяк, поглядывая на донышко стакана, как будто это мудрое изречение написано было на нем заглавными литерами. - Гей, малый! донского - полынкового.

- Эй, шампанского! - вскричал гвардеец, желая смыть и след прежнего разговора струями Эперне. - Как можно, сосед, так много пить донского? Оно очень землисто.

- Родимая земля, родимая земля, - возразил толстяк помещик, разливая в стаканы благодатную влагу, и в это время он точь-в-точь похож был на погребковую вывеску, на которой Бахус, оседлав бочку, распенивает вино в кубки.

Но человек в зеленом сюртуке не дал им так дешево отделаться от испытания храбрости.

- Итак, никто не хочет идти за мертвою головою? - спросил он укорительным голосом и вместе с лукавою гримасою.

- Сам не хожу и других не прошу, - отвечал рязанский помещик. - Куда будет весело, если мертвецу вздумается пожаловать к нам за своею головою.

- Не бойтесь этого посещения, - возразил артиллерист, - теперь уже минула мода прогуливаться без головы, по крайней мере для покойников.

- Почему знать? - сказал сосед мой, адъютант, освежая усы в шампанской пене. - В этом случае только первый шаг труден.

- Проклятая рана! - произнес драгунский капитан, поправляя перевязку и морщась, будто от боли. - Если б не она, я принес бы этот череп на забаву компании. Кладбище для меня не страшнее бахчи с арбузами.

- Что касается до меня, - примолвил гвардеец, шаркая под столом ногами и задобривая всех бокалами, - мне не хочется покинуть столь приятного общества... особенно не дослушав до конца занимательный рассказ ваш о венгерце, - прибавил он, учтиво обращаясь к зеленому сфинксу.

- Окончание моего занимательного рассказа зависит от судьбы, - очень сухо отвечал повествователь.

- Неужели же вы не знаете, что увидел друг ваш в коридоре? - спросил с беспокойством нетерпения артиллерийский ремонтер.

- По крайней мере вы этого не узнаете, - хладнокровно отвечал таинственный человек.

- Но куда же делся тогда племянник полковника с привидением? торопливо спросил тощий прокурор. - G таким вожатым он наверное добрался до клада.

- Вырытый клад? Привидение? Вы, видно, знаете более моего. Я ни слова не говорил о привидении, - отвечал сфинкс.

- Но, боже мой, что сталось по крайней мере с венгерским кадожем в час смерти? - вскричал москвич с видом отчаянного любопытства.