Альфред Бестер
Адам без Евы
Крэйн знал, что это берег моря. Ему подсказывал инстинкт - но не только, а еще и те обрывки знаний, за которые цеплялся изношенный мозг, звезды, ночью проглядывавшие сквозь редкие просветы в тучах, и компас, все еще указывавший на север дрожащей стрелкой. Это самое странное, думал Крэйн. На искалеченной Земле сохранилась полярность.
В сущности, это уже не было берегом - не осталось никаких морей. Только на север и на юг в бесконечное пространство тянулась еле различимая полоска того, что некогда называли скалистым формированием. Линия серого пепла - такого же пепла и золы, что оставались позади и простирались перед ним... Вязкий ил по колено при каждом движении поднимался, грозя удушьем; ночью дикие ветры приносили густые тучи пепла; и постоянно шел дождь, от которого темная пыль сбивалась в грязь.
Небо блестело чернотой. В вышине плыли тяжелые тучи, их порой протыкали лучи солнечного света. Там где свет попадал в пепельную бурю, он наполнялся потоками танцующих, мерцающих частиц. Если солнечный луч резвился в дожде, то порождал маленькие радуги. Лился дождь, дули пепельные бури, пробивался свет - все вместе, попеременно, постоянно, в черно-белом неистовстве. И так уже многие месяцы, на каждом клочке огромной планеты.
Крэйн преодолел хребет пепельных скал и пополз вниз по гладкому склону бывшего морского дна. Он полз уже так долго, что сросся со своей болью. Он ставил вперед локти и подтягивался всем телом. Потом подбирал под себя правое колено и снова выставлял локти. Локти, колено, локти, колено... Он уж и забыл, как это - ходить.
Жизнь, думал Крэйн изумленно, удивительная штука, Приспосабливаешься ко всему. Ползать, так ползать; на коленях и локтях нарастают мозоли. Укрепляются шея и плечи. Ноздри привыкают перед вздохом отдувать золу.
Вот только раненая нога пухнет и нагнаивается. Она одеревенела, скоро сгниет и отвалится.
- Прошу прощения? - сказал Крэйн. - Я не совсем расслышал...
Он вглядывается в стоящего перед ним человека, пытается разобрать слова. Это Холмиер. На нем запачканный лабораторный халат, его седая шевелюра взъерошена. Холмиер стоит на золе; непонятно, однако, почему сквозь него видно, как несутся по небу серые тучи.
- Как тебе твой мир, Стивен? - спрашивает Холмиер.
Крэйн горестно мотает головой.
- Не очень-то хорош, да? Оглянись вокруг. Пыль, и все. Пыль и зола. Ползи, Стивен, ползи. Ты не увидишь ничего, кроме пыли и золы...
Холмиер достает из ниоткуда кубок с водой. Вода прозрачная и холодная. Крэйну видна дымка на ее поверхности, и он вдруг чувствует во рту песок.
- Холмиер! - кричит он.
Потом пробует встать и дотянуться до кубка, но резкая боль в правой ноге не пускает его. Крэйн снова падает. Холмиер набирает в рот воду и плюет ему в лицо. Вода теплая.
- Ползи, ползи, - резко говорит Холмиер. - Ползи вокруг Земли. Не найдешь ничего, кроме пыли и золы. - Он выливает воду на землю перед Крэйном. - Ползи. Сколько? Сам решишь. Диаметр, умноженный на Пи. Диаметр около восьми тысяч...
Он исчез вместе с халатом и кубком.
Крэйн понял, что снова идет дождь - вжался лицом в теплую пепельную грязь, открыл рот и попытался глотнуть жижу. Потом опять пополз.
Его вел вперед инстинкт. Ему нужно было куда-то попасть. Он знал, это как-то связано с морем, с берегом моря. Там, на берегу, что-то его поджидало. Это "что-то" поможет понять все происходящее. Нужно к морю если оно еще существует.
Грохочущий дождь будто тяжелой доской бил по спине. Крэйн остановился, рывком перекинул рюкзак на бок и исследовал его одной рукой. В нем было ровно три вещи: пистолет, плитка шоколада и банка консервированных персиков. Все, что осталось от двухмесячных запасов. Шоколад совсем раскис. Лучше съесть его до того, как пропадут питательные свойства. Но в следующий раз может не хватить сил, чтобы открыть персики.
Крэйн вытащил банку и набросился на нее с консервным ножом. К тому времени, как он проткнул ее и с трудом снял крышку, дождь прошел.
Жуя персики и потягивая маленькими глотками сок, он смотрел, как дождевая пелена спускается перед ним по склону морского дна. Сквозь грязь хлынули водяные потоки. Уже прорезались маленькие каналы, которые в один прекрасный день станут новыми реками - в тот день, который он никогда не увидит, и никто другой тоже. Смахнув в сторону пустую банку, Крэйн подумал; последнее живое существо на Земле обедает в последний раз. Последний акт метаболизма.
За дождем налетит ветер. Крэйн уже изучил это за бесконечные недели в пути. Через несколько минут задует и будет сечь его облаками пепла и золы. Он пополз вперед, мутными глазами выискивая убежище на серой бесконечной плоскости.
Эвелин тронула его за плечо. Крэйн знал, что это она, еще до того, как повернул голову, - свежая и нарядная в своем ярком платье, вот только ее прекрасное лицо омрачено тревогой.
- Стивен, - говорит она, - ты должен спешить!
Он любуется тем, как ее гладкие волосы волнами струятся по плечам.
- Ах, любимый, - восклицает Эвелин, - ты ранен!
Она быстрыми нежными движениями дотрагивается до его ног и спины. Крэйн кивает.
- Это во время спуска, - отвечает он. - Я не очень хорошо умею пользоваться парашютом. Мне всегда казалось, что спускаются плавно - будто ныряют в постель. Но земля наскочила на меня, как жесткий кулак. А Юмб вырывался у меня из рук. Я ведь не мог его выпустить.
- Конечно же нет, дорогой, - соглашается Эвелин.
- Поэтому я просто держал его и пытался поджать ноги, - рассказывает Крэйн. - А потом что-то ударило меня по ногам и в бок...
Он замолкает в нерешительности, размышляя, знает ли она, что произошло на самом деле. Ему не хочется ее пугать.
- Эвелин, любимая, - зовет он, пытаясь поднять руки.
- Нет, милый, - говорит она, испуганно обернувшись. - Тебе нужно торопиться. Берегись того, что сзади!
- Пепельные бури? - Он поморщился. - Я с ними уже отлично знаком.
- Не бури! - кричит Эвелин. - Что-то другое. Ах, Стивен...
Она исчезла, но Крэйн понимает ее правоту. Что-то находится позади и его преследует. Подсознательно он чувствовал угрозу, окружившую его, как саван.
