- Сейчас объявит... - настороженно шепнул Нестеров.
Но командир молчал. Еще раз, теперь уже слева направо, оглядел шеренгу.
- Ну что ж, посмотрим...
Снова поискал-поискал взглядом и как будто случайно остановился на Андрее.
- Вот вы, - показал подбородком командир роты.
- Рядовой Звягин! - выкрикнул Андрей нарочито громко.
Рядовой Звягин, выйти из строя! - не повышая голоса, приказал командир.
И Андрею опять стало весело - никто не мешал ему повторить тот же спектакль, только теперь специально для командира роты.
- Рядовой Звягин, - как бы разговаривая, без восклицания скомандовал майор, - прямо, шагом... марш!
Шлепнув сапогом по снежной жиже, Андрей вперевалку пошел прямо, не затаивая улыбку - со спины ее уже никто не видел.
Но с этой нарочитой небрежностью, едва отрывая ноги от асфальта, слегка волоча их, он прошел шагов семь-восемь, не больше.
- Отставить! - услышал Андрей и не узнал голоса командира властность, требовательность и раздражение, прозвучавшие одновременно, исказили привычный баритон. В спину прогремело жестью: - Рядовой Звягин! Строевым, шагом марш!
Андрей попытался опять изобразить неуклюжесть и хромоту, но внезапно ощутил, что ноги и руки уже не подчиняются ему, а послушно исполняют приказание командира.
Это было странно: командир молчал, но команда его продолжала повелевать - так от короткого, несильного толчка начинает стучать маятник. Не замечая луж, Андрей дошагал до забора, сам повернулся и отчаянно, поддаваясь новой волне озорства, пошел прямо на командира полным строевым шагом, и не таким, как учил устав, а еще более четким, с резким выбросом руки, с секундной ее задержкой перед грудью - как это он вчера подсмотрел у встречного строя роты.
"На тебе, на тебе! - в такт шагу думал Андрей, дерзко глядя прямо перед собой, стараясь перехватить взгляд майора. - Тоже еще наука!.. Если ты командир РПК, так небось думаешь, что никому эту вашу шагистику не освоить? На тебе, на тебе, на тебе!"
Андрей шел прямо на командира, нисколько не сомневаясь, что тот уступит дорогу: команды остановиться никто не подавал. Снег ошметками летел из-под сапог, грязные брызги доставали до подбородка.
- Стой! - со вскриком нескрытого удивления скомандовал майор, остановив Андрея в трех шагах от себя. И снова, невидимая строю, отчетливо адресованная только Андрею, проступила в глазах командира усмешка: "Вот так-то, дорогой вы мой, знаем мы эти ваши штучки. Становитесь в строй и чтобы больше - ни-ни!"
- Молодец, Звягин! - вслух похвалил командир. - Так ходить! Все видели? Хоть сейчас во встречный строй! - Расправил перчатки, помолчал и, уже не глядя на Андрея, сказал: - После занятий, Звягин, ко мне.
В накуренном кабинете командира роты было тесновато: кроме него самого, разговаривавшего с кем-то по телефону, Андрей увидел трех лейтенантов. Двоих он знал только в лицо - командиры взводов, "морского" и "летного". Лейтенант Гориков сидел на стуле в углу, сосредоточенно рассматривая какой-то альбом.
- Садитесь, - кивнул командир роты, и Андрей, потоптавшись, примостился на краешке единственного свободного стула.
Кабинет и в самом деле мог бы быть попросторнее: в него едва вместились стол и шкаф. На стене козырьком выпирала вешалка с наброшенным на плечики парадным мундиром. Под вешалкой стояли сапоги с негнущимися, начищенными голенищами.
"В полной боевой готовности", - насмешливо подумал Андрей. Он обвел взглядом унылые, пустые стены и над самым столом, справа - при входе сразу и не заметишь, - увидел портрет, который показался ему не то что знакомым, но даже родным. На Андрея по-свойски, как на близкого человека, на единомышленника, смотрел министр обороны. И от этого доброго взгляда, от присутствия рядом маршала, который наверняка уже прочитал письмо и вскоре должен был прислать положительный ответ, Андрей почувствовал себя уверенно и свободно и, теперь уже ничуть не смущаясь, открыто взглянул на командира.
"Если насчет письма, ну что ж... Я за себя отвечаю..."
- Ну так что будем делать, Звягин? - спросил майор, аккуратно положив трубку.
- Вы что имеете в виду? - как можно учтивее уточнил Андрей.
- Я имею в виду ваш кордебалет на плацу. Не хотите ходить? Может, вы вообще служить не хотите?
И майор обвел взглядом лейтенантов, как бы призывая их в свидетели, прося их сочувствия.
- Почему же? - стараясь быть спокойным, возразил Андрей. - Я даже очень хочу служить, но только... не в вашей роте...
Зачем он тогда так, прямо? После Андрей не мог себе простить несдержанного откровения, а вернее ответного взгляда майора, сразу затуманенного, потухшего, не спрятавшего обиду.
- Ваша рота, конечно... Я понимаю... Я ничего не имею против... фальшиво и запоздало спохватился Андрей. - Но в военкомате мне говорили, в ВДВ...
Майор наклонился над столом, чуть скособочась.
- "Не имею против"... - покачал он головой и слабо улыбнулся грустной, словно оправдывающей улыбкой.
- Я просил бы, товарищ майор... - зазвеневшим голосом, доверяясь этой улыбке, подхватил Андрей.
Он с надеждой, ища поддержки, повернулся к лейтенантам. Они сидели, затихнув, демонстративно поглядывая в окно. Гориков опять уткнулся в альбом, как будто ничего больше, кроме этого альбома, на свете не существовало.
Командир роты выдвинул ящик стола, достал из кожаной папки какую-то бумагу, и по тому, как он на отлете, на весу ее держал, Андрей понял, что бумага очень важная.
- Вот ответ... министра... - строго взглянув на Андрея, сказал майор. Последнее слово он произнес с нажимом, отделяя его от других и тем самым усиливая значение.
"Так быстро?" - изумился Андрей.
- Министр оставляет решение вопроса на наше усмотрение, - медленно проговорил майор, выпрямляясь.
- Что значит - на ваше? - недоверчиво, с тяжелым предчувствием спросил Андрей.
Майор что-то хотел объяснить, но лейтенант Гориков, все время молчавший, вдруг оторвался от альбома, опередил:
- Видите ли, товарищ Звягин, армия - не кружок художественной самодеятельности... Хочу пою, хочу танцую...
- Не надо так, Гориков! - остановил майор.
И, бережно вкладывая бумагу в папку, сказал:
- И на ваше усмотрение, Звягин. Время есть. Есть время подумать... Можете идти.
Майор, три лейтенанта и он сам, Андрей... Да, и было в комнате пятеро. Больше ведь никто не заходил. Но почему Андрею показалось, будто о разговоре с майором уже знала вся рота? Матюшин прошел отвернувшись, Патешонков и Нестеров тягостно отмалчивались с тем видимым безразличием, в котором таилось презрение.
5
Присягу принимали в декабре. Ну да, в первое воскресенье, Андрей тогда еще удивился - только в декабре выпал запоздавший снег...
Андрей ехал вместе со всеми - порядок есть порядок, присягу должен принять каждый солдат, к какому бы роду войск ни относился. Присяга одна на всех, будь ты пехотинец, моряк или летчик. И нет худа без добра: это даже лучше - перевестись в ВДВ уже равноправным, давшим клятву солдатом.
Из новичков в казарме оставался один Нестеров - его отчислили из РПК за непригодность к специальной строевой службе и переводили в другую часть. Нестеров стоял возле автобуса, потирая кулаком покрасневшие глаза, - вчера, когда командир роты объявил о своем решении, солдат, не стесняясь, как мальчишка, заплакал в шеренге. Андрей Нестерова жалел.
Автобус нетерпеливо подрагивал. Лейтенант Гориков - в парадной шинели, перетянутый золотистым поясом - "под шашку", в каракулевой шапке с сияющим "крабом", праздничный и деловитый, словно ему предстояло парадом пройти сегодня по Красной площади, - упруго вскочил на подножку автобуса, в котором уже сидел, тоже весь в новом, сияющий пуговицами, его взвод, отодвинул, будто полог, край флага, свисающего сверху, пробежал, прощупал взглядом, все ли на месте. Он глянул как бы мимо Андрея, не принимая его в счет, и от этого явно подчеркнутого невнимания, небрежения Андрею стало не по себе.
