- Ты садись, Владлен. Чайку попьем.
- С удовольствием, но некогда, - воспитанно отказался Владлен и ожидающе посмотрел на Александра. - Если знаешь, то говори, чего тянуть.
Александр усмехнулся, ответил сугубо по делу:
- Русаковская восемь, квартира тридцать девять. Все?
- Спасибо вам большое, извините, что побеспокоил.
- А может, чайку-то выпьете? - предложила теперь мать. Александр осудил ее за ненужную навязчивость:
- Товарищ спешит. Ты ведь спешишь, Владлен?
- Да, к моему сожалению. Всего вам доброго, - Владлен Греков поднялся, откланялся, открыл дверь и вышел в коридор. Четко зазвучали твердые каблуки. Мать опять зевнула. На этот раз в охотку и с удовольствием.
- Справный какой паренек.
К десяти утра все подтянулись. Майор Смирнов оглядел своих орлов. А орлы - его. С чувством собственного достоинства: поработали с толком, было что сообщить.
- Кое-что наковыряли, вижу, - догадался Смирнов. - Был такой журнал до войны, "Наши достижения". Сегодня ваши лица - просто с обложки этого журнала.
- Это оскорбление или, наоборот, высокая оценка тебе еще не ведомых наших заслуг? - осведомился Казарян.
- Оценка, оценка, - успокоил его Смирнов. - Результаты давай.
- Версия "огольцы", - начал Роман. - Как я и полагал, оказалась перспективной. Завтра в двенадцать ноль-ноль можно брать Цыгана, а между двадцатью и двадцатью одним - Николая Самсонова по кличке Колхозник.
Казарян доложил только результаты и замолк. Смирнов перевел начальственный взор на Ларионова. Тот упрямо - любил делать все, как положено, - поднялся и доложил:
- По моим сведениям, было правило участников мехового дела.
И сел. Счел свои сведения достаточными.
- А ведь это они, ребята. Кто-то из них, - окончательно убедился Смирнов. - Ну а теперь - в деталях. По порядку изложите. А потом операцию разрабатывать начнем. Так, бойцы?
- А у тебя других дел нет? - невинно спросил Казарян.
- Под завязку. А что?
- В общем, ты на нас не надеешься. Что ж, давай по порядку.
- Сами, значит, разработали. Что же мне тогда делать?
- Ты все время забываешься, Саня, что ты - начальник. Ты - в курсе. Ты можешь разрешить или запретить. Если разрешишь, то мы исполним и по исполнении доложим. Так, Сережа? - Казарян привлек на свою сторону Ларионова.
- Так, - подтвердил он.
- Тогда действуйте, - официально разрешил Смирнов и встал, подтверждая, что разговор окончен. Но не удержался-таки на начальственном уровне. - Вы там поосторожнее. У одного из них может быть ствол.
"Лайф" был роскошен. На меловой глянцевой бумаге поместились кинокрасавицы, политические деятели и спортсмены. Английские фразы выстроились в шеренги. Буквы выглядели франтами. И запах у журнала был не наш - иностранный.
- Откуда он у тебя? - вяло поинтересовалась Яна.
- Стригся вчера в "Советской" и в предбаннике его увидел. Видимо, буржуй какой-то забыл. Ну, я его, естественно, и захватил на обратном пути, - самодовольно разъяснил Андрей. Алик разлил коньяк по рюмкам и спросил:
- А на кой ляд он тебе? Ты же в английском ни уха, ни рыла.
- Не говори, не говори. Кое-что понял. - Андрей засуетился и стал листать журнал. - Глядите.
На пустынном берегу моря стояли двое: толстые и сильно оборванные нынешние руководители и, держа руки козырьком и глядя в разные стороны, высматривали что-то за горизонтом.
Алик из-за Андреева плеча перевел надпись под карикатурой:
- Кому бы еще помочь?
Хихикнули и расселись по местам. "Лайф" кинули на приемник. Дальние ереванские родственники прислали Андрею три бутылки отличного марочного коньяка. Сегодняшний вечер был посвящен коллективной дегустации этого подарка. "Лайф" ненадолго отвлек друзей-сослуживцев от основного занятия.
- Нет такого коньяка вы не пробовали! - еще раз сказал Андрей.
- За водкой пора посылать, - мрачно предсказал будущее Дима.
- И что это за манера - напиваться, - возмутился Андрей. - Живут, живут в нас эти расейские плебейские привычки. Казалось бы, что еще надо. Отличный коньяк, хорошая беседа, нет, обязательно надраться надо!
- Коньяку мало, - разъясняя ответил Дима. Янин муж, кинооператор Виктор поставил пластинку и возвратился на свое место в углу дивана. Застучал барабан, завыли довоенные негры и саксофон тоже завыл. Комната зажила в ритме, и все стало на свои места, ибо запели довоенные негры. Негры пели о смысле жизни бессмысленными словами.
- В этом и фокус, - шепнул Алик в Янино ухо. Ухо было розовое. Алик коснулся его губами. Алик танцевал с единственной женщиной в компании.
- Это не фокус, а нахальство, - ответила Яна и улыбнулась. Голубые глаза в крашеных ресницах красиво смотрели на него.
- Я о высоких материях, а ты о мелочах быта. Давай отсюда убежим? предлагая это, Алик ловко повернулся в танце спиной к дивану.
- А Виктор?
Никакого дела ей не было до Виктора.
- Слушай, о чем поют негры. Они поют о весенней Покровке, о дожде, который стучит по крышам. О нас с тобой, Яна, слушай негров!
Негры, действительно, обнаглели. Они звали на Покровку, они кричали о дожде, они соблазняли, мерзавцы. И умолкли, наконец.
- К остаткам! - призвал Дима.
Допили коньяк, который и впрямь был хорош. Они поняли, что он хорош только теперь, когда коньяка не осталось. Молча поразмышляли об этом.
- Андрюша, почитай что-нибудь из "Лайфа", - попросила Яна. Поведя настороженным глазом (все здесь боялись розыгрыша) Андрей раздраженно сказал:
- Не умеем мы отдыхать. Этот коньяк где-нибудь в Париже тянули бы весь вечер, а мы за полчаса его прикончили.
- У тебя подходящей посуды нет. Приходится стаканами, - сказал Дима.
В коридоре зазвенел звонок. Андрей отправился открывать. Виктор оторвался от дивана, подошел к столу и принялся рассматривать этикетки на пустых бутылках. Открылась дверь и солидно явился Сергей. За ним - Андрей, прямо-таки помирая от сдерживаемого хохота.
- Я не опоздал? - вежливо осведомился Сергей.
- Как раз вовремя, - серьезно ответила Яна. Публика, замерев, молча ждала развязки. Сергей снял и протер забрызганные дождем запотевшие очки и, вновь надев их, размотал кашне.
- Тебе, Сережа, лучше не раздеваться, - посоветовал Дима. Он подошел к Сергею, мастерски держа в пальцах четыре бутылки (одна из-под минеральной воды).
- На обмен, - пояснил Алик.
Сергей все понял, и обида, и гордость, и презрение обнаружились на его лице. И в голосе тоже:
- Извините меня, но я не мальчишка, и не позволю издеваться над собой. И не приемлю идиотских шуток. Я не могу быть вместе с вами. До свидания.
Его схватили за руки, стащили с него пальто, а он, сдаваясь, все продолжал излагать свое кредо:
- Поймите же, наконец, что я - кинорежиссер. Виктор - оператор, а вы - серьезные газетные работники, литераторы. Если мы друг друга не будем уважать, то кто же тогда нас будет уважать?
- Выпить хочешь? - тихо спросил Дима.
- Странный вопрос. Затем и пришел. - Сергей сел на стул и тоскливо оглядел растерзанный стол.
- Ананасов! Нету. Бананов! Нету. Коньяку! Нету, - вольно пересказала Маяковского Яна и деловито добавила: - За водкой ты из-за своей солидности и самоуважения, ясное дело, не пойдешь. Алик, одевайся. И я пойду. На завтрак Витеньке что-нибудь куплю.
Она погладила Виктора по голове.
Дождь, точно, лил. Ночной, весенний, московский. Иногда задувал ветер, и тогда дождевые капли летели им в лица. В дождь, в желтом свете фонарей, в журчащем шуме автомобилей Яна была девочкой из-за десяти лет, в которую следовало влюбиться первой неразмышляющей любовью. Но вот он, магазин. Вот очередь. Вот касса.
В авоську положили три свинных отбивных (для Виктора), кило любительский колбасы, полкило швейцарского сыра, две банки крабов, большую банку маринованных огурцов и четыре поллитра. На улице Яна взяла Алика под руку, и они медленно шли, слушая и ощущая дождь. Спешить было некуда.
