- Ну, до настоящего окончания еще далеко, - Махов рассматривал черно-бордовый напиток на свет. - Но за завершение первого этапа пожалуй.
Они чокнулись, не спеша, для продления удовольствия, выпили и притихли в предощущении благотворного и праздничного воздействия.
- Долго будет продолжаться этот балаган?! - с визгом выкрикнул (не выдержали нервишки) партийный вождь Юрий Егорович. Смирнов без намека на улыбку с нехорошей мутью во взоре посмотрел на него и дал ответ:
- Сколько я захочу.
А Казарян добавил укоризненно:
- Не ожидал я от тебя такой бестактности, Юра, не ожидал!
У остальных нервы были покрепче: бесстрастно восседали в креслах, не глядели друг на друга, не реагировали ни на разговоры - сосредоточились, готовились. Ко всему.
Смирнов еще раз осмотрел их всех и подошел к стойке.
- Налей-ка мне полторашку, Николай.
- Водки? - зная вкусы старика, предложил Коляша.
- Нет, пожалуй, коньяка. Чего-то сердце сегодня жмет.
- Расширим сосуды! - обрадовался Коляша и налил требуемого от сердца.
Смирнов медленно влил в себя дозу, шумно выдохнул и с трудом взобрался на высокий табурет, чтобы чуть сверху видеть всех. И опять не выдержал коммунист, опять завизжал как свинья:
- Я протестую! Мы во власти хулиганов и пьяниц!
Ладонью, но со всего размаха и в полную силу врезал Казарян по партийному личику. Юрий Егорович беззвучно завалился за стол.
- Не слишком ли круто? - посомневался от соседнего стола Витольд Германович. - Так и память отшибить можно.
- В самый раз - не согласился Казарян, поднимая с пола и усаживая в кресло тряпичного Юрия Егоровича. Усадил, посочувствовал: - Давненько тебе рыло не чистили, Юра. Наверное, с тех самых лет, когда ты председателем пионерского отряда стал. Другие времена, другие игры. Привыкай, родной.
Пригладил ладошкой коммунисту редкие волосы и тоже подошел к стойке, на ходу толстым пальцем указав на бутылку коньяка. Коляша налил, Казарян выпил. Чтобы покончить с этим делом, Смирнов спросил:
- Кто еще хочет выпить?
Сырцов хотел, но промолчал. Остальные отрицательно помотали головами - не хотели.
- Что ж тогда начнем попытку приблизиться к смыслу всего происшедшего и происходящего. Коля, где Вадим?
- Рыжий-то? Они со Спиридоновым под видом подготовки к концерту какие-то фокусы с магнитофонами производят.
- Сходи за ними, будь добр, а?
- У меня пацаны на свежем воздухе, вмиг доставят, - пообещал Коляша и вышел. Смирнов еще раз осмотрел присутствующих и заметил:
- Каждый со своим войском, Витольд Германович, у вас парочки преданных агентов где-нибудь поблизости не найдется?
- К сожалению, нет, Александр Иванович.
- А у Юрия Егоровича?
Щека у Юрия Егоровича изрядно увеличилась. Нежно придерживая ее левой рукой, он гневно ответил:
- За мной сотни, тысячи, миллионы честных коммунистов!
В момент произнесения этой тирады в холл вошли Алик Спиридонов, рыжий Вадим и Коляша, нагруженные аппаратурой. Вошли и несколько опупели от услышанного. Первым пришел в себя рыжий Вадим и спросил на чистом глазу:
- Сегодня мы митинг писать будем?
Казарян аж хрюкнул от удовольствия, Махов хихикнул, а Коляша поощрительно похлопал Вадима по плечу. Остальным было не до юмора. Смирнов, позволив себе стремительно улыбнуться, приказал:
- Все столы готовь, Вадик, чтобы ни словечка не пропало.
Вадик отказавшись от помощи Спиридонова и Коляши, деятельно устанавливал магнитофоны. Казарян крикнул бессмысленно топтавшемуся на месте Спиридонову:
- Хиляй к нам, ассистент звукооператора!
Спиридонов покорно подошел, уселся и вдруг вскочил:
- А выпить на халяву?!
Как журналист-международник хватанул "Джонни Уокера". Хотел было пристроиться в ряд к Махову, Сырцову, Коляше и Смирнову, но Александр строго распорядился:
- Бери бутылку, два стакана и не к Ромке, а к Витьке. Он в связи с добросовестным исполнением обязанностей, я думаю, сильно страдает от жажды. Зная вкусы экс-зятя, Спиридонов помимо "Джонни Уокера" прихватил бутылку "Smirnoff" - самой чистой водки в мире.
Четверо у стойки смотрели на тех, кто за столами. Трое из четверых, не таясь, держали пистолеты наготове.
- Порядок, Александр Иванович, - доложил рыжий.
- Спасибо, Вадим, - поблагодарил Смирнов и приступил:
- С кого начнем?
- Начнем с меня. Вернее, я начну, - оживленно выступил генерал-плейбой. Ватничек он уже скинул, встав, обнаружил - в хорошо подогнанной заказной униформе, в лихо сидящей набекрень каскетке элегантную западноевропейскую стать: уверенность, свобода, нерусская раскрепощенность в движениях. - Вот милиционер сказал, что мои ребята, которые остались в живых, меня сдадут. Хорошие, преданные мне ребята.
- Убийцы, - первый раз подал голос Кузьминский, перебивая.
- Все мы здесь - убийцы, - без запинки, как мяч, принял реплику плейбой и вернулся к продолжению собственной мысли: - Я поначалу даже обиделся за них, а затем понял: действительно сдадут. Они не прикрытые, они голые на ветру. Это подразделение, находившееся под моим командованием, ни по одной бумажке не числится в конторе. Это аппендикс, и только мой аппендикс. До тех пор, пока этот отряд неуловим, он - всесилен, ибо его нет. Так и было долгое-долгое время. Но по собственной инициативе вызвав джина из бутылки - я имею в виду тебя, мент-патриарх - мы твоими стараниями обнаружились и в конечном счете проиграли. Теперь у ребят один выход: сдавать старшего, того, кто отдавал приказы, то есть меня.
- Смысл и цель операции, - перебил Смирнов. Плейбою была нужна площадка. Кокетливой походкой наемного танцора-жиголо он выскочил на свободный пятачок между креслами и баром, пируэтом развернулся на триста шестьдесят градусов - осматривал всех, показывал себя всем - и, глядя Смирнову в глаза, серьезно ответил на вопрос:
- Прикончить тебя, полковник, и, по особой просьбе генерал-лейтенанта Жилинского, твоего помощника Сырцова.
- Ментов, значит, - догадался Махов и быстро спросил: - А почему еще и не меня?
- Вы, месье, нашей определенной службой были просчитаны, как способный карьерист-конформист, и ваше появление в смирновских рядах полная для нас неожиданность.
