Клиническая картина, а также успех от лечения инсулином (несмотря на наличие отдельных неврологических симптомов, которые невропатолог расценил как несущественные, и некоторых изменений в спинномозговой жидкости) говорят о том, что больная страдает шизофренией. Впрочем, наличие какой-то нерезко выраженной органической основы, на которой протекает процесс, и природа которой остается неясной, не исключается. Кстати следует указать, что мы нередко встречали нерезко выраженные неврологические симптомы при выраженных параноидных формах шизофрении, чаще с парафреническими синдромами.
Больная поступила в больницу с галлюцинаторно-параноидным синдромом, типичным для параноидной формы шизофрении вообще, однако в дальнейшем у нее можно было наблюдать формирование парафренического синдрома; больная стала отмечать у себя наплыв образных воспоминаний, относящихся к прошлой жизни, частично носящих характер конфабуляций; одновременно стали появляться ложные узнавания, а также тенденция к идеям величия. Словесный эксперимент по общепринятой методике обнаружил у больной большое количество «низших» реакций, говорящих за наличие торможения высших речевых форм, а также многословных, указывающих, по А. Г. Иванову-Смоленскому, на «иррадиацию возбуждения, вызываемую сигналом и растормаживающую данное в инструкции ограничение реагировать одним словом»[35]. Эта иррадиация возбуждения, как указывает И. П. Павлов, может быть связана как с усилением, так и с ослаблением раздражительного процесса, а последнее может быть следствием того же торможения. Проведенный в тот же период времени словесный эксперимент по видоизмененной методике обнаружил у больной ясную тенденцию к образному мышлению, что соответствовало и клиническим данным. Таким образом, принадлежность данного бреда к «эйдетическому», по терминологии А. Г. Иванова-Смоленского, связанному преимущественно с патологией первой сигнальной системы в ее взаимодействии со второй, не вызывает сомнения. Значительное уменьшение образного мышления в эксперименте вместе с побледнением бредового синдрома после проведенного лечения говорят за то, что это преобладание образного мышления носило патологический характер, было обусловлено процессуально.
В этом случае, как и в предыдущем и других подобных, у больных отмечается особая тенденция обращаться к прошлому, принудительно перебирать события своей прошлой жизни и образно воспроизводить их. Эта своеобразная гипермнезия — оживление в памяти событий своей прошлой жизни (следовых раздражений), является симптомом, нередко встречающимся при параноидной форме шизофрении; он особенно характерен для парафренических синдромов, при которых этот симптом сочетается обычно с ложными узнаваниями — симптомом той же категории.
Приведем вкратце наблюдение больной с параноидной формой шизофрении, у которой эти симптомы выступают демонстративно.
Б-ная Ф., 48 лет. Находилась в Московской психиатрической больнице им. Кащенко в 1952 году. В молодости были какие-то психотические явления, о которых точных данных нет. Обострение наступило незадолго до поступления в больницу. Сначала появились идеи ревности, потом идеи отношения. Без всякого основания утверждала, что муж изменил ей с ее приятельницей и что последняя всем рассказала об этом; вследствие этого на больную все смотрят, относятся к ней с презрением, следят за нею. Совершила суицидальную попытку.
В больнице больная тревожна, подавлена, часто испытывает состояние сильного страха, кажется, что ее убьют, считают врагом народа, предательницей; на курорте, где она была недавно, мышь якобы отгрызла ей пуговицу от одежды; вследствие этого она является заразной, и из-за нее умерли некоторые ответственные лица. Все окружающие говорят о ней, намекают на ее прошлую жизнь. Замечает, что все принимает в ее воображении какой-то противоположный смысл. Например, кажется, что муж изменил ей и вместе с тем думает, что этого не было. Ей говорят, что сын придет, но кажется, что он не придет. Замечает, что у нее всплывают образы и воспоминания прошлого. Кажется, что видела раньше всех находящихся здесь, например, ее лечащий врач похожа на ее соседку Шуру, медсестра напоминает одного старичка, которого видела несколько десятков лет назад и пр. Когда окружающие называют фамилии, ярко всплывают образы давно виденных раньше лиц. Ярко всплывают также воспоминания далекого прошлого, например, как возила в детстве тележку, как ходила в церковь, а также, как встречалась с будущим мужем. Считает, что совершила много плохого в жизни. Поведение больной соответствует ее высказываниям, речь относительно связная.
Помимо указанной выше тенденции к образному воспроизведению прошлого у данной больной имеется также симптоматика, заставляющая с несомненностью думать о роли ультрапарадоксальной фазы, патофизиологического механизма, играющего, по мнению И. П. Павлова, существенную роль в патогенезе некоторых форм бреда (все имеет для нее, по ее словам, противоположный смысл). Можно думать, что и это оживление следов прошлых раздражений является выражением гипнотического состояния, вследствие которого следы бывших раздражений (слабые раздражители) играют большую роль, чем факты реальной действительности (сильные раздражители), — парадоксальная фаза.
При выраженных парафренических синдромах события прошлого воспроизводятся обычно в искаженном виде в сочетании с ретроспективными интерпретациями и образными бредовыми фантазиями (конфабуляциями).
Этот симптом был четко описан В. X. Кандинским. Он назвал его «псевдогаллюцинаторными воспоминаниями» и описал следующим образом: «Какой-нибудь измышленный факт, т. е. какое-нибудь представление, созданное фантазией больного, мгновенно становится псевдогаллюцинацией, зрительной или слуховой, и эта псевдогаллюцинация ошибочно принимается сознанием больного за живое воспоминание действительного факта, совершившегося в далеком или недавнем прошлом»[36]). В. X. Кандинский подчеркнул (что соответствует и нашим наблюдениям) непроизвольный, несознательный характер данного процесса, что отличает его от нормальной деятельности фантазии. Указанные псевдогаллюцинаторные воспоминания являются одним из проявлений чувственного бреда, противопоставляемого В. X. Кандинским интеллектуальному.
К другой категории парафренических синдромов, при наличии у больных чаще всего той же тенденции — обращаться к прошлому, может быть отнесен бред, базирующийся на расстройствах мышления, являющийся по А. Г. Иванову-Смоленскому вербальным бредом. В нем особенно ясно выступают расстройства мышления и речи как единого целого. При этом можно видеть образование неправильных (так называемых паралогических) связей по случайным внешним признакам — ассоциациям по смежности, созвучию, контрасту, аффективному акценту, произвольное расширение границ понятий — изменение значения слов по тем же признакам, а также разложение звуковой стороны слов.
Так, у больного К. (с бредом высокого происхождения), который будет описан ниже, слово «небо» расчленяется таким образом, что каждая буква представляет новое слово, входящее в его бредовую концепцию: «Николай есть бог-отец». Бред вытекает также из следующих сопоставлений: 1) он «родился 25 числа», 2) его «отец Николай II умер 52 лет», 2) «в коробке 52 спички», 4) «революция была 25 октября, ровно через 25 лет после рождения» больного. «Если, — говорит больной, — переставить цифры в числе 25, получается 52; все это указывает, что миру суждено существовать до 1952 года».
Аналогичные продукции мы имеем и у других больных. Так, больная Г., в основе бредовой концепции у которой лежала идея объединения политики с христианством и искусством, расчленяет следующим образом слово «женщина»: «желаю еще научиться щебету искусства, науки, — Адаму», слово «чист»: «чаю искусство святое твое».
Письменные бредовые продукции больных изобилуют символическими чертежами, рисунками, схемами. Отдельные слова являются иногда исходными пунктами для целых бредовых концепций. Так, больной Ф. основывает свою бредовую концепцию на расчленяемых им словах: воздух (воз-дух) и атмосфера (ад — противоположность — рай, мозг, душа, центр, Москва). Слово при этом полностью теряет свое значение сигнала при общении людей друг с другом и средства обозначения общих понятий. Оно полностью отрывается от первой сигнальной системы — восприятий и представлений. Положение Павлова о том, что «с нарушением второй сигнальной системы отпадают все выгоды слова, все общие понятия, которыми мы ориентируемся в окружающем мире»[37], полностью подтверждается клиникой шизофрении вообще и указанных бредовых синдромов в особенности.
