Тук-тук-тук!
- Входите!
И только что высокая и дебелая, еще не старая и довольно видная квартирная хозяйка, прикрывшая свою утреннюю белую кофточку шерстяным платком, собиралась открыть рот, как Скворцов любезно приветствовал ее с добрым утром, сказал ей, что она свежа сегодня, как майская роза, и прибавил:
- Вы, разумеется, за деньгами. Варвара Петровна, но - увы! - денег нет. Всего десять рублей с копейками, честное слово!
- Но ведь вчера... двадцатое число... жалованье, - несколько заикаясь от столь неприятного известия, проговорила дебелая дама, сразу утеряв впечатление удовольствия от только что полученного комплимента.
- То было, Варвара Петровна, вчера... Действительно, вчера у меня было нечто вроде жалованья, а сегодня...
И вместо окончания Скворцов меланхолически и протяжно свистнул.
- Но однако, Николай Алексеевич, мне самой нужны деньги...
- Вам-то? Чай, в банке лежат денежки, Варвара Петровна?.. Небойсь, припасено на черный день покойным вашим супругом?
- Вам все шутки, Николай Алексеич, а мне, право, деньги очень нужны, обиженно проговорила г-жа Дерюгина.
- Какие шутки! Не до шуток мне, коли хотите знать, Варвара Петровна!.. Совсем мои дела - табак! Но вы не тревожьтесь. Я надеюсь в Петербурге перехватить у одного приятеля и, коли перехвачу, привезу вам.
- Прокутите, Николай Алексеич.
- Не бойтесь, не прокучу... Ну, а если не достану денег, уж вы не сердитесь, Варвара Петровна, и подождите до следующего двадцатого числа, прошу вас!
- Это верно?
- Так же верно, как то, что я лейтенант Скворцов.
Подавив недовольный вздох и оттого, что не получила денег, и оттого, что жилец не обращает ни малейшего внимания на ее внушительные прелести, хоть и болтает иногда вздор, - Варвара Петровна согласилась подождать и ушла, после чего Скворцов уже гораздо спокойнее выпил два стакана чаю с лимоном и, взглянув на свои серебряные часы, недавно купленные по случаю залога золотых, послал Бубликова за извозчиком.
За пять минут до девяти часов лейтенант был на пристани и, взявши билет, входил на пароход, довольный, что не увидит ни портного, ни сапожника, и главное, на целых два дня по крайней мере избавлен от сцен подозрительной и ревнивой адмиральши. "Отдуюсь уж заодно по возвращении!" - подумал он, предчувствуя, что без этого не обойдется. Пожимая руки знакомым офицерам, ехавшим в Петербург просаживать жалованье, Скворцов с веселым видом проходил на корму парохода, как вдруг выражение испуганного изумления омрачило его лицо.
В двух шагах от него на скамейке сидела адмиральша, - маленькая, интересная брюнетка, в щегольской жакетке, обливавшей красивые формы роскошного бюста и тонкую талию, с пикантным, хорошеньким лицом, казавшимся совсем молодым, свежим и ослепительно белым из-под розовой вуалетки, спущенной до подбородка, на котором задорно чернела крошечная родинка... Веселая и сияющая, по-видимому не испытывающая никаких мук оттого, что обманывает "честного и благородного Ванечку", сидевшего с ней рядом, она разговаривала с каким-то пожилым моряком, щуря глаза на костюмы дам.
- Вот так фунт! - невольно пролепетал на мгновение ошалевший лейтенант, останавливаясь на полном ходу.
Он хотел было дать тягу и вернуться на берег, благо ни адмиральша, ни адмирал его не заметили, но сходня была снята, пароход тронулся, и адмиральша, повернув голову, уж увидала его и, несколько удивленная, сверкнув глазами, приветливо кивнула в ответ на его почтительный поклон, продолжая болтать с пожилым штаб-офицером.
II
- Ванечка, посмотри, Николай Алексеич здесь, - проговорила самым равнодушным тоном адмиральша, крепко пожимая руку подошедшему с непокрытой головой лейтенанту и легонько подталкивая локтем мужа, погруженного в чтение "Кронштадтского Вестника".
Адмирал, тучный и рыхлый человек лет за пятьдесят, с большим выдававшимся вперед животом, видимо причинявшим ему немало хлопот, поднял свое красноватое, опушенное седой бородой лицо, далеко неказистое, с маленькими заплывшими глазками и толстым, похожим на картофелину, носом, и с ласковой доброй улыбкой протянул свою толстую и широкую, с короткими пальцами, волосатую руку.
- Доброго утра, Николай Алексеич. Что, погулять собрались в Петербург, а? То-то вчера было двадцатое число - сколько мичманов едет! - весело говорил, отдуваясь, адмирал, озирая публику и приветливо отвечая на поклоны. - В Аркадии, конечно, будете сегодня? Там, батенька, говорят, венгерочки, прибавил адмирал, значительно понижая голос. - Вернетесь - расскажите...
- Николай Алексеич, кажется, не охотник до разных твоих Аркадий, вставила адмиральша, чутко прислушивавшаяся к разговору, и сделала гримаску.
- Отчего же, Ниночка, и не развлечься иногда молодому человеку, послушать пение там... неаполитанцев, что ли, - несколько робким тоном возразил адмирал. - Не так ли, Николай Алексеич? В газетах пишут, что неаполитанцы производят фурор.
Лейтенант чувствовал на себе пристальный взгляд адмиральши и, малодушно предавая адмирала, ответил:
- Я, ваше превосходительство, не собираюсь в Аркадию сегодня... Да и, по правде говоря, все эти загородные сады...
- Ишь, и он тебя боится, Ниночка, - перебил адмирал с добродушной усмешкой. - Говорит: "не собираюсь", а сам, я думаю, непременно будет, - шутил старик.
- Что ему бояться меня? - с самым натуральным смехом возразила адмиральша, бросая быстрый взгляд на мужа.
- А мы, батенька, совсем неожиданно собрались, - продолжал адмирал, как будто не слыша замечания жены, - меня вызывают в главный штаб, а Ниночка кстати собралась за покупками...
- И Николай Алексеич, кажется, совсем неожиданно собрался? полюбопытствовала адмиральша.
"Допрашивает!" - подумал Скворцов и в ту же минуту храбро соврал:
- Вчера получил письмо, что заболел один мой товарищ. К нему еду.
- К кому?.. Это не секрет?
- К Неглинному, Нина Марковна.
- Так Неглинный болен? Что с ним? - участливо спросил адмирал.
- Инфлюенца, ваше превосходительство...
- Да что ж вы не присаживаетесь к нам, Николай Алексеич? Садитесь около Нины... вот сюда...
И старик хотел было подвинуться, но Скворцов, чувствовавший всегда какую-то неловкость, когда находился в присутствии обоих супругов, просил не беспокоиться и объявил, что он еще не пил чая, - не успел, торопившись на пароход, - и отошел, направляясь в буфет.
- Славный этот Скворцов... Не правда ли, Ниночка? - заметил адмирал.
- Д-д-да, добрый молодой человек... Такой услужливый и так тебе, Ванечка, предан...
- Ну, и тебе, пожалуй, не меньше, если не больше. Ниночка, - проговорил, усмехнувшись, старик и, протяжно вздохнув, принялся за газету.
Адмиральша опять взглянула на мужа. Но на его лице ничего не было заметно, кроме обычного добродушия. Однако адмиральша невольно подумала: к чему это муж в последнее время стал чаще говорить с ней о Скворцове? Неужели он подозревает?
А Скворцов в то время сидел в буфете за стаканом чая, курил папироску за папироской и был в подавленном состоянии духа. Если он не удерет никуда на лето - беда! Адмирал на днях уходит в плавание, адмиральша перебирается в Ораниенбаум на дачу и уж говорила ему о том, как они будут счастливы на свободе. Они будут видеться каждый день и без всякого страха... Они будут ездить иногда в Петербург и завтракать вдвоем... "Благодарю покорно!" - не без досады подумал Скворцов.
Он вышел наверх, когда Петербург уже был в виду, и сразу заметил, что адмиральша была не в духе. Когда Скворцов приближался к корме, она встала и, поднимаясь на площадку, где, кроме шкипера и двух рулевых финляндцев, никого не было, - едва приметным движением глаз звала его туда.
Лейтенант спустя минуту был около адмиральши.
- Вы все пили чай? - спросила она тихим голосом, предвещавшим бурю.
- С знакомыми говорил, Нина Марковна, - с напускной беспечностью отвечал Скворцов.
