Помолчав, Сталин вдруг тихо засмеялся и сказал:
"Вы с Мехлисом лучше бы немцев грызли, а не друг друга..."
"Товарищ Сталин, я привык работать с политическими руководителями в согласии, - с отчаянием в голосе произнес Тимошенко. - Да и нет у меня времени для дискуссий с Мехлисом!.."
"Это вы верно сказали, товарищ Тимошенко, - вдруг строго перебил маршала Сталин. - Насчет согласия... Мужество создает победителей, согласие - непобедимых... Хорошо, мы еще подумаем".
Маршал Тимошенко понял, что убедил Сталина.
Будучи добрым человеком, он вернулся в кабинет с чувством виноватости перед членом Военного совета. И это ввело Мехлиса в заблуждение. Не без иронии армейский комиссар первого ранга заметил:
"Товарищ Сталин не любит, чтоб ему навязывали новые точки зрения на того или иного партийно-политического деятеля, которого он хорошо знает".
Семен Константинович вновь взорвался, хотя говорил сдержанно:
"Я ничего товарищу Сталину не навязывал, а просто доложил, что у нас на Западном фронте завелся "кабинетный стратег", который охотно критикует проведенную, особенно неудавшуюся, операцию, ничего не смысля в оперативном искусстве... Воображаемыми армиями, товарищ Мехлис, руководить легче, чем реальными; воображение и знание - вещи разные..."
Это были последние слова, сказанные маршалом Тимошенко Мехлису. Потом он поехал на командный пункт 20-й армии, а когда возвратился, узнал, что Мехлиса отозвали в Москву.
И вот теперь Булганин - уравновешенный, спокойный...
Требовательно зазвонил телефонный аппарат ВЧ прямой связи со Ставкой.
- Прошу тишины, - обратился Семен Константинович ко всем и снял трубку. - Слушает Тимошенко!
- Здравствуй, Семен Константинович! - послышался густой знакомый голос начальника Генерального штаба Жукова.
- Здравствуй, Георгий Константинович! - В голосе Тимошенко прозвучала радостная нотка.
- Ну как там, жарко под Смоленском?
- Жарко - не то слово... Кромешный ад! Гот и Гудериан вот-вот сомкнут внутренние фланги.
- Знаем, оперсводку получили. - Жуков подавленно вздохнул. - Не давай обнимать себя, а то так приголубят...
- Да, приголубят... Отбиваемся от их объятий из последних сил. Тимошенко покосился на оперативную карту фронта.
- Слушай, Семен Константинович, что у вас там за эвакуационные настроения насчет Смоленска? - с беспокойством и сдержанной строгостью спросил Жуков.
- Эвакуационные? - удивленно произнес Тимошенко, ощущая, как в нем вспыхнуло раздражение. - Кто это поставляет Москве такую информацию?!
Жуков помедлил с ответом, потом осведомился более мягко:
- Неправильная информация?
- Странный вопрос, - обиженно проговорил Тимошенко. - Разве надо тебе объяснять, что мы попираем элементарные понятия об оперативном искусстве?.. Вот ты говоришь: не давай себя обнимать. Мы стараемся не давать, бьем по их клешням и в то же время не уходим из мешков, рвем изнутри коммуникационные линии немцев, перемалываем их живую силу и технику, отсекаем пехотные дивизии от моторизованных и танковых, тормозим развитие операций... А по классическим образцам стратегии надо бы, оставив часть сил на съедение врагу, главные вывести из-под удара на заранее подготовленные позиции... Мы не идем на это, спасаем Смоленск и будем защищать его до последнего...
- Ладно, хватит дискуссий, - нетерпеливо, но будто с облегчением перебил Жуков маршала. - Я не зря поставил перед тобой вопрос о Смоленске. Товарищу Сталину стало откуда-то известно, что вы собираетесь сдавать город, несмотря на его телеграмму.
- Чушь! - сдерживая вспыхнувшую ярость, внешне спокойно бросил в телефонную трубку Тимошенко.
- Очень хорошо, что чушь, - совсем смягчившимся голосом сказал Жуков. - Тем не менее уже передают тебе по телеграфу новый приказ Государственного Комитета Обороны. В нем товарищ Сталин предупреждает командование Западного фронта от эвакуационных настроений по отношению к Смоленску, приказывает организовать мощную оборону города, драться за Смоленск до последней возможности. В приказе так и говорится: не сдавать врагу Смоленск и не отводить части от Смоленска без специального разрешения Ставки. Оборону Смоленска поддерживать активными действиями частей всего Западного фронта. Ответственность возлагается лично на тебя и на члена Военного совета Булганина...
- Ясно, - протяжно сказал Тимошенко, чувствуя, что его грудь будто придавила холодная глыба. Слова приказа словно размыли его уверенность в том, что Смоленск удастся удержать. Ему почудилось, что Ставке известно нечто большее, чем ему, и там, в Москве, пользуясь этой осведомленностью, трезвее оценивают создавшуюся в районе Смоленска обстановку. Стараясь подавить в себе остро вспыхнувшую тревогу, Тимошенко вдруг охрипшим голосом продолжил: - Будем выполнять приказ... Будем держать Смоленск... Но у нас нет достаточных сил для прикрытия направления Ярцево, Вязьма, Москва. Главное, нет танков.
- Сформулируй это на бумаге и давай шифровку на имя товарища Сталина, - посоветовал Жуков.
- И надо подбросить эрэсов... Могучая вещь! Одним залпом батарея уничтожает сотни фашистов, десятки танков и машин!
- Это тоже включи в шифровку... У меня все.
Услышав в трубке частые гудки, Тимошенко положил ее на аппарат и, взяв карандаш, начал торопливо делать для памяти краткие записи на чистом листе бумаги. При этом чувствовал на себе напряженные взгляды всех, кто присутствовал в кабинете. Стояла такая тишина, что слышно было, как где-то высоко в небе завывали на виражах истребители, роняя оттуда глухое татаканье длинных пулеметных очередей. И в этой тишине неожиданно зазуммерил полевой телефонный аппарат в темно-коричневой кожаной оболочке. Маршал неторопливо снял трубку, и она, щелкнув контактами аппарата, будто всхлипнула.
- Слушаю!..
Звонил с командного пункта своей армии генерал-лейтенант Лукин по линии, ночью проложенной через леса и болота на Дорогобуж, в обход Ярцева...
- Товарищ маршал, - непривычно потерянным голосом докладывал он, немцы захватили южную часть Смоленска... Рвутся через Днепр в северную часть...
Семену Константиновичу показалось, что он ослышался, хотя мыслью, сердцем успел охватить трагическую глубину происшедшего.
